Собрание сочинений в девяти томах. Том 8. Мост дружбы
Шрифт:
Ане было жалко отца, она проклинала себя за эгоизм, но ведь она же любила Андрюшку – и этим было сказано все! Нет эгоизма большего, чем эгоизм любви.
И вот она уже совсем близко к Андрюшке! Почему только паровозик так медленно взбирается в гору? Сосны едва отодвигаются назад, словно гуляешь по лесу с корзинкой для ягод в руке.
Как жаль, что после веселых уклонов всегда бывают трудные подъемы…
На подъеме стоял человек. Он уже давно заметил дымок паровоза, но паровозику еще предстояло немало покрутить,
И наконец он показался из-за поворота, устало пыхтя и еле таща довольно длинный поезд из игрушечных платформ, товарных и пассажирских вагонов.
Собственно, пассажирский вагон в этом поезде был один. И человек, дожидавшийся поезда, пробежав несколько шагов вместе с вагоном, схватился за поручень, подтянулся и вскочил в тамбур вагона.
Чья-то сильная рука помогла в решительный момент.
– Что же ты, брат, так?
– Да ноги у меня, как новые, – ответил вскочивший.
Он прошел в вагон, где сидела девушка у окна.
Некоторое время он наблюдал, как вздрагивают ее брови, как переводит она глаза, равнодушно-далекие… И вдруг округляются они…
– Андрюша!
Он берет ее руки в свои и сжимает ее тонкие пальцы. И улыбаются, улыбаются оба…
– Вот ведь куда вышел встречать! – говорит одна женщина другой, и в голосе ее – хорошая зависть.
– Да, прошло наше время, – вздыхает другая.
Молодые люди уходят в тамбур, открывают дверь и садятся на ступеньки. Они говорят, говорят, говорят…
– Как же ты надумала?
– Потому что к тебе…
– Значит, помнишь?
– Глупый, люблю!..
– Правда?
Она прижимается щекой к его плечу:
– А вот испугаю!
Он смеется:
– Нечем.
– Сказать? – И, не дождавшись ответа, шепчет ему в самое ухо: – Я решила… я решила, что мы теперь всегда будем вместе…
– Как вместе?
– Ну, я с тобой буду… Конечно, мы поженимся.
– Поженимся? – Он обнимает ее за худенькие плечи, и рука его дрожит.
– Испугался? – лукаво говорит она.
– Я? Нет… только почему же я первый не сообразил?..
– Потому что глупый, у тебя только Арктический мост в голове.
– Надо было предупредить Степана! Мы сейчас же с вокзала поедем в загс… подадим заявление.
Аня смеется и гладит Андрюшину руку, пересчитывает его пальцы. Вот теперь она знает, что такса счастье!
Андрею хочется поцеловать девушку. Он робко оглядывается. Но в тамбуре никого не осталось, чуткие пассажиры все ушли в душный вагон. И Андрей целует Аню… У обоих кружится голова… И они целуются снова и снова до тех пор, пока не раздается покашливание сзади.
Это вошел в тамбур старичок кондуктор с флажками.
– Светлорецк, детишки. Подъезжаем! – говорит он, пряча улыбку.
Приходится вставать. А так можно было ехать сто лет! Нет гор красивее, нет реки прекраснее, нет
Наступил вечер, и, конечно, ехать в загс с вокзала было уже поздно. К тому же Аню неожиданно встретил Андрюшин дружок, Денис Денисюк, отец которого, рабочий завода, знакомый Ивана Семеновича по Кривому Рогу, прислал за Аней, чтобы привезти ее к ним в семью. Андрей настаивал было, чтобы Аня ехала не к Денисюкам, а к нему, но Аня решила, что до загса неудобно.
Когда Андрей, придя домой от Денисюков, сказал Степану о своем решении жениться, брат пришел в неописуемую ярость.
– У тебя есть голова или нет? – едва сдерживая себя, говорил он. – Ромео и Джульетта! Одному девятнадцать, а другой семнадцать лет!
– Скоро будет восемнадцать.
– Так вас, сопляков, и в загс-то не пустят.
– Пустят. Аня узнавала. Для женщин бывают исключения… даже в шестнадцать лет.
– Глава семьи! – издевался Степан, глядя на побледневшего брата. – Ну что мне с тобой делать? Проекты, женитьбы! Ну, на – занимай всю квартиру, а я пойду учиться к профессору Гвоздеву.
Раздраженный, он вызвал на ночь глядя машину и поехал в цеха. Вернулся только под утро.
Андрей тоже не спал. Он твердо решил, что они с Аней не будут жить у брата. В институтском общежитии им, конечно, предоставят комнату для семейных. Все должно выясниться завтра, когда Аня отнесет свои документы в институт.
Действительно, назавтра все выяснилось.
Аня, счастливая, поражаясь всему, что видела, – заводу, городу, пруду, – отнесла в институт, куда держал экзамены Андрей, документы и справку из Московского университета о том, что ее зачисляли студенткой.
Но нет света без тени: Андрея приняли, а ее нет.
У директора института профессора Гвоздева был свой взгляд на «девиц, помышляющих об инженерстве». Он считал, что в большинстве случаев они идут учиться зря. Выйдут замуж, народят детей, бросят работу, и пропали все государственные средства, затраченные на их обучение. Есть для женщин и другие специальности, кроме строителей, механиков и горных инженеров. И ко всем девицам «с косичками и без оных» профессор Гвоздев относился сурово.
Вот почему ни в чем не убедила его и Анина справка из университета. Гвоздев нашел формальный предлог: пропущены все сроки, – и отказал ей.
– Я ни за что не уеду в Москву! – сказала Аня, вытирая слезы, когда они с Андреем шли из института.
– Зачем же в Москву? – спросил Андрей. – Ведь мы же… подали заявление в загс.
– А общежитие?.. Ты ведь сам сказал, что у брата не будем жить… Вот придется теперь ждать! – со слезами в голосе говорила Аня. – Но я все равно не уеду, буду около тебя. Расскажи мне, какие еще институты есть у вас в Светлорецке?
– У нас больше нет институтов… ни одного.
Аня опять заплакала.