Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. Судья и его палач. Подозрение. Авария. Обещание. Переворот
Шрифт:
Чанц вежливо ответил:
— Конечно, — потом покачал головой и засмеялся. — Какой вы все же странный человек, комиссар Берлах.
Берлах совершенно серьезно сказал:
— Я большой старый черный кот, который охотно жрет мышей.
Чанц не знал толком, что на это ответить, и наконец заявил:
— В дни, помеченные буквой «Г», Шмид каждый раз надевал фрак и уезжал на своем «мерседесе».
— Откуда вам все это известно?
— От госпожи Шенлер.
— Так-так, — пробормотал Берлах и замолчал. Потом он сказал: — Да, это факты.
Чанц внимательно посмотрел в лицо Берлаха, закурил сигарету
— Господин доктор Лутц сказал мне, что у вас есть определенное подозрение.
— Да, оно у меня есть, Чанц.
— Поскольку теперь я ваш заместитель по делу об убийстве Шмида, не лучше ли сказать мне, на кого падает ваше подозрение, комиссар Берлах?
— Видите ли, — ответил Берлах медленно, так же тщательно взвешивая каждое слово, как это делал Чанц, — мое подозрение не есть криминалистически научное подозрение. У меня нет никаких данных, подтверждающих его. Вы видели сейчас, как мало я знаю. Я лишь предполагаю, кого можно заподозрить как убийцу; но тот, кого это касается, должен еще представить доказательства, что это был именно он.
— Как вас понять, комиссар? — спросил Чанц.
Берлах улыбнулся:
— Ну, мне придется подождать, пока обнаружатся косвенные улики, оправдывающие его арест.
— Раз мне придется работать с вами, я должен знать, против кого направить следствие, — вежливо пояснил Чанц.
— Прежде всего мы должны быть объективными. Это касается меня, имеющего подозрение, и касается вас, который в основном поведет следствие. Не знаю, подтвердится ли мое подозрение. Я подожду результатов вашего расследования. Вам надлежит найти убийцу Шмида, невзирая на мои подозрения. Если тот, кого я подозреваю, и есть убийца, вы сами к этому придете, но, в противоположность мне, безупречным научным путем; если же он не тот, вы найдете настоящего убийцу, и ни к чему знать имя человека, которого я напрасно подозревал.
Они помолчали некоторое время, затем старик спросил:
— Вы согласны с таким методом работы?
Чанц помедлил, прежде чем ответить:
— Хорошо, я согласен.
— С чего вы хотите начать, Чанц?
Чанц подошел к окну:
— Сегодняшний день помечен в календаре Шмида буквой «Г». Я хочу поехать в Ламбуэн и посмотреть, что там можно выяснить. Поеду в семь, в то самое время, в какое всегда ездил Шмид, когда собирался в Тессенберг.
Он снова повернулся и вежливо, но словно шутя спросил:
— Поедете со мной, комиссар?
— Да, Чанц, я поеду с вами, — ответил тот неожиданно.
— Хорошо, — сказал Чанц в замешательстве, ибо никак не рассчитывал на такой ответ. — В семь.
В дверях он еще раз обернулся:
— Вы ведь тоже были у фрау Шенлер, комиссар Берлах. Вы ничего там не нашли?
Старик ответил не сразу, сперва он запер папку в письменном столе и положил ключ в свой карман.
— Нет, Чанц, — произнес он наконец, — я ничего не нашел. Вы можете идти.
В семь часов вечера Чанц поехал к Берлаху в Альтенберг, где в доме на берегу Аары комиссар жил с тысяча девятьсот тридцать третьего года. Шел дождь, и быстроходную полицейскую машину занесло при повороте на Нюдекбрюке. Но Чанц ловко управился с ней. По Альбертштрассе он поехал медленно, так как никогда еще не бывал у Берлаха; сквозь мокрые стекла он с трудом рассмотрел нужный номер
— Я привез ее из Константинополя, — донесся спокойный голос с дивана. Берлах поднялся. — Вы видите, Чанц, я уже в пальто. Мы можем идти.
— Простите меня, — ответил ошеломленный Чанц, — вы спали и не слышали, как я вошел. Я не нашел звонка у двери.
— У меня нет звонка. Он мне не нужен, дверь никогда не запирается.
— Даже когда вас нет дома?
— Даже когда меня нет дома. Всегда очень интересно, вернувшись домой, посмотреть, украдено у тебя что-нибудь или нет.
Чанц засмеялся и взял привезенную из Константинополя змею в руки.
— Этой штукой меня однажды чуть не убили, — заметил комиссар слегка иронически, и только теперь Чанц разглядел, что голову змеи можно использовать как ручку, а тело ее остро, как кинжал. Озадаченно рассматривал он причудливый орнамент, поблескивавший на страшном оружии. Берлах стоял рядом с ним.
— Будьте мудрыми, как змеи, — сказал он, долго и задумчиво разглядывая Чанца. Потом, улыбнувшись, добавил: — И нежными, как голуби. — Он слегка похлопал его по плечу. — Я спал. Впервые за много дней. Проклятый желудок.
— Так худо? — спросил Чанц.
— Да, так худо, — ответил комиссар хладнокровно.
— Оставайтесь дома, господин Берлах, на улице холодно и дождливо.
Берлах снова посмотрел на Чанца и засмеялся.
— Ерунда, ведь надо найти убийцу. Вам, возможно, на руку, чтобы я остался дома?
Уже сидя в машине и проезжая по Нюдекбрюке, Берлах сказал:
— Почему вы не поехали через Ааргауэрштальден в Цолликофен, Чанц, это ведь ближе, чем через весь город?
— Потому что я хочу попасть в Тванн не через Цолликофен — Биль, а через Керцерс — Эрлах.
— Это необычный маршрут, Чанц.
— Не такой уж необычный, комиссар.
Они замолчали. Огни города проносились мимо них.
Когда они проезжали Вефлеем, Чанц спросил:
— Ездили вы когда-нибудь со Шмидом?
— Да, частенько. Он был осторожным водителем. — Берлах неодобрительно посмотрел на спидометр, который показывал почти сто десять.
Чанц немного сбавил скорость.
— Однажды я ехал со Шмидом черт знает как медленно, и я помню, что он как-то странно называл свою машину. Он произнес это имя, когда мы заправлялись. Вы не помните, как он называл свою машину? Я забыл.