Собрание сочинений в пяти томах. Том пятый. Пьесы. На китайской ширме. Подводя итоги. Эссе.
Шрифт:
Элизабет (улыбаясь). По-моему, это не самое страшное.
Леди Китти. Сначала я находила в этом даже облегчение, потому что это еще больше сближало нас с Хьюи. Но знаете, мужчины очень забавные люди. Даже когда они вас любят, они не любят вас с утра до вечера. Им нужна перемена, нужна встряска.
Элизабет. Бедняги, я бы не стала их за это корить.
Леди Китти. Потом мы обосновались во Флоренции. И поскольку мы не могли окружить себя привычным обществом, мы свыклись с тем обществом, какое нам досталось.
*3
Кашины — фешенебельный, «зеленый» пригород Флоренции.
Элизабет. Но вы же знали, что он вас любит.
Леди Китти. Ах, моя дорогая, сколь благословен институт брака — для женщин, и какие они глупые, что не желают ладить с ним. Как мудра Церковь, основываясь на инди... инди...
Элизабет. Разре...
Леди Китти. ...на разрешимости брака. Поверьте, это далеко не шуточное дело, когда вы можете полагаться только на себя, удерживая мужчину. Я не могла позволить себе стареть. Моя дорогая, я вам открою секрет, про который не знает ни одна живая душа.
Элизабет. Какой же?
Леди Китти. У меня ведь совсем другого цвета волосы.
Элизабет. Неужели!
Леди Китти. Я подкрашиваю их. Вы бы в жизни не догадались, правда?
Элизабет. Никогда бы не догадалась.
Леди Китти. И никто не догадывается. Дорогая, они белые — преждевременно, конечно, однако — белые. В этом вообще мне видится символ моей жизни. Вы интересуетесь символизмом? По-моему, это что-то совершенно замечательное.
Элизабет. Вряд ли я хорошо разбираюсь в этом.
Леди Китти. И как бы я ни уставала, мне всегда надо было блистать и смеяться. И упаси бог дать Хьюи увидеть страдающее сердце за моими смеющимися глазами.
Элизабет (участливо). Бедная вы, бедная.
Леди Китти. А когда я видела, что он кем-то увлечен, какой же меня терзал страх, какая ревность! Поймите, ведь я не смела устраивать сцену, перед которой, конечно бы, не остановилась, будь я ему женой. И приходилось делать вид, что ничего не замечаешь.
Элизабет (пораженная). То есть вы хотите сказать, что он в кого-то влюблялся?
Леди Китти. Разумеется, время от времени.
Элизабет (не зная, что сказать). Наверное, вы были очень несчастны.
Леди Китти. Я была страшно несчастна. Я ночами рыдала в подушку, когда Хьюи говорил, что идет в клуб играть в карты, а я-то знала, что он с той ужасной женщиной.
Элизабет. Ну разумеется, это я могу себе представить.
Леди Китти. Но я не могла поступаться чувством собственного достоинства. Что бы там ни вытворял Хьюи, я знала, что не сделаю ничего такого, в чем придется раскаиваться.
Элизабет. Теперь-то можете порадоваться за себя.
Леди Китти. О да. Невзирая ни на какие соблазны, я оставалась абсолютно верна Хьюи — в душе.
Элизабет. Я не очень вас понимаю.
Леди Китти. В общем, был такой бедный итальянский мальчик, молодой граф Кастель Джованни,— так он настолько безнадежно влюбился в меня, что мать заклинала не быть к нему чересчур жестокой. Она боялась, что он умрет от чахотки. Что мне оставалось делать? И еще, уже годы спустя, был такой Антонио Мелита. Этот грозил застрелиться, если я не... вы же понимаете, я не могла допустить, чтобы бедный мальчик застрелился.
Элизабет. Вы думаете, он в самом деле застрелился бы?
Леди Китти. А кто его знает. Итальянцы такие страстные. Вообще-то он был сущий агнец. У него были такие красивые глаза.
Элизабет долго, только что не оторопело смотрит на беспутную накрашенную старуху.
Элизабет (хрипло). Но... по-моему, это ужасно.
Леди Китти. Вы шокированы? Люди жертвуют жизнью ради любви, а потом оказывается, что любви приходит конец. Трагедия любви не в смерти и не в разлуке. Это можно пережить. Трагедия любви в безразличии.
Входит Арнолд.
Арнолд. Мне нужно поговорить с тобой, Элизабет, можно?
Элизабет. Конечно.
Арнолд. Может, прогуляемся в парке?
Элизабет. Если хочешь.
Леди Китти. Нет-нет, оставайтесь здесь. Мне все равно надо идти. (Уходит.)
Арнолд. Я хочу, чтобы ты немного выслушала меня, Элизабет. Я был так огорошен сказанным тобою, что совершенно потерял соображение. Я вел себя глупо — пожалуйста, прости. Я раскаиваюсь в своих словах.
Элизабет. Ну что ты, не вини себя. Это ты прости, что я вынудила тебя на эти слова.
Арнолд. Я хочу спросить: ты твердо решила уйти?
Элизабет. Твердо.
Арнолд. Сейчас я чувствую, что наговорил вещей, которых не хотел говорить, а что хотел — не сказал. Я поглупел и совершенно лишился языка. Я никогда не говорил, как сильно я тебя люблю.
Элизабет. Ой, Арнолд.
Арнолд. Пожалуйста, дай договорить. Это очень трудно. Мне страшно жаль, что, занявшись политикой, этим домом и тому подобными делами, я почти не интересовался тобой. Глупостью было рассчитывать на то, что ты, как в само собой разумеющееся, поверишь в мою великую любовь.