Собрание сочинений в семи томах. Том 6. Рассказы, очерки, сказки

Чапек Карел

…А недель так шесть спустя выскочит неслышно из котячьего логовища и сгинет в весенней ночи, меж тем как вдали противным альтом будет вопить чей-то котище. Под утро она возвратится с огромными зелеными глазами и примется вылизывать потрепанную шубку; и если в этот момент к ней подскочит котенок попить молочка или поиграть нервным копчиком ее хвоста, она влепит ему лапкой такой подзатыльник, что удивленный котишка покатится кубарем, а мамаша отойдет, негодуя. Иди ко мне, дружок; видишь ли, так уж устроен мир; значит, детству пришел конец — пора мне подыскивать тебе место.

Повернувшись спиной к чадам, гладко вылизанная кошка сидит у окна, поглядывая на улицу, явно прислушивается к тому, как «Нечто» нашептывает ей: «Иди на улицу, ты непременно должна идти, потому что сегодня ночью придет Он».

Если недели две спустя я подсуну ей собственного ее ребенка, она, как змея, злобно на него зашипит.

Собака

Бедняжка тоже не знала, как это вышло; только было тяжело, очень тяжело; она не могла больше таскать огромное

брюхо, не могла вскочить на кушетку и с глупым и растерянным выражением садилась на задницу, словно говоря: «Не понимаю, что со мной; мне кажется, я умираю». Она совершенно не осознавала своего положения, не совершала никаких приготовлений; только однажды вечером на нее нашло какое-то странное волнение. «Ну, чего тебе?» Собака завертела в растерянности хвостом и наконец полезла в свою конуру с таким виноватым выражением, как если бы ее обругали.

Утром конура была полна щенят; но мамашу невозможно было выманить оттуда ничем. Вид у нее был беспредельно сокрушенный, словно она опасалась выговора за то, что наложила дома такую большую кучу; она совершенно явно хотела все скрыть. Целые сутки собака не покидала конуры; но двадцать четыре часа спустя что-то прояснилось в ее мозгу, она выскочила из логова и напала на своего хозяина: «Иди погляди! Я стала матерью! У меня там сто щенят!» (Было их девять, но моя сучка не умела считать даже до пяти.) После чего с нескрываемой гордостью приняла поздравления и кинулась к своей миске — поесть. Так глупая собачонка разгадала свою собственную тайну.

О бессмертной кошке [63]

Эта история (с непоследовательностью, свидетельствующей о ее подлинности) начинается с кота, правда, дареного.

 Всякий дар обладает чем-то сверхъестественным; всякий дар, я бы сказал, является откуда-то из иного мира, он словно падает к вам с неба, он вам ниспослан, он вторгается в вашу жизнь помимо вашей воли с неизъяснимым напором, особенно если это — дареный кот с голубой ленточкой на шее. И зовут его Разумник, Ленивец, Плутишка, Мерзавец — в зависимости от различных свойств его натуры; это был ангорский кот, но лохматый и рыжий, как обыкновенный православный хулиган. Однажды, совершая очередной исследовательский поход, он свалился с галереи на голову некоей особе женского пола; особа почувствовала себя слегка покарябанной, слегка оскорбленной и подала на моего кота жалобу как на представляющего опасность зверя, который прыгает с балконов людям на головы. Хоть я и доказал невиновность этого ангельского зверя, однако три дня спустя котофей испустил дух, отравленный мышьяком и людской злобой. И в тот момент, когда я сквозь какой-то странный туман отметил, как с последней судорогой впали у него бока, на пороге послышалось мяуканье: там дрожал заблудившийся серый котенок, тощий, как пук соломы, и испуганный, как потерявшееся дитя. Ну иди сюда, киска; видно, это перст божий, воля судеб, тайный знак, или как это там называется; видно, ниспослан ты вместо усопшего; неисповедима непрерывность жизни.

63

Иллюстрации к очерку сделаны автором.

Так появилась у нас кошка, которая за свою скромность получила имя Скромница; как видите, пришла Скромница неизвестно откуда, но я свидетельствую, что она никак не хвасталась своим таинственным и, вероятно, сверхъестественным происхождением. Напротив, она вела себя как самая обыкновенная смертная кошка: лакала молоко и воровала мясо, спала на коленях и бродила по ночам; когда подоспела ее пора, выкотила пятерых котят, из коих один был рыжий, один черный, один трехцветный, один полосатый и один ангорский. И я принялся осаждать своих друзей и знакомых. «Послушайте, — накинулся я на них в припадке великодушия, — у меня для вас припасен очаровательный котенок». Некоторые (скорее всего от излишней застенчивости) увиливали — они, дескать, были бы рады, но, к сожалению, не могут по целому ряду причин; зато другие от неожиданности не могли вымолвить ни слова; не дав им опомниться, я жал им руку, объявляя, что мы обо всем договорились, что беспокоиться не надо, котенка я им вскорости пришлю; не дожидаясь ответа, я устремлялся за следующей жертвой. Согласитесь, нет ничего прекраснее кошачьего материнского счастья; но раз так, то ради котяток вы просто обязаны обзавестись кошечкой. Котята котятами, но спустя шесть недель Скромница отправилась слушать героический баритон кота с соседней улицы. Через пятьдесят три дня она принесла еще шесть штук. Ровно через год, день в день их было в общей сложности семнадцать. Эта фантастическая плодовитость скорее всего и была заветом и посмертным посланием несчастного кота-девственника.

Я всегда считал, что у меня — черт побери! — полно знакомых, но с тех пор, как Скромница взялась производить котят, я обнаружил, что в юдоли сей я страшно одинок; к примеру, мне уже некому предложить двадцать шестого котенка. Когда меня представляли незнакомым, я, кое-как пробормотав свое имя, тут же спрашивал: «Не нужно ли вам котеночка?» — «Какого

котеночка?» — недоверчиво переспрашивали люди. «Этого я еще не знаю, — обыкновенно отвечал я, — но мне кажется, что у меня опять будут котята». Вскоре у меня сложилось впечатление, будто знакомые стали меня избегать, вероятно, завидуя, что мне так везет с котятами. По Брему, кошки дважды в год приносят потомство; Скромница котилась трижды, а то и четырежды, невзирая на сезон; эта кошка в самом деле была необыкновенная — она определенно выполняла миссию, ниспосланную ей свыше, — отмстить, возместив стократно жизнь невинно убиенного кота.

После трех лет плодотворной деятельности Скромница неожиданно захирела; погубил ее какой-то дворник под тем недостойным предлогом, что она якобы сожрала у него в кладовке гуся. В тот самый день, когда Скромница исчезла, к нам возвратилась ее младшенькая дочурка, которую я сплавил было соседям, и осталась у нас под именем Скромницы II, как прямая продолжательница дела своей покойной матушки. Ее традиции она развивала самым совершенным образом; Скромница II отличилась еще девчонкой-подростком, произведя на свет четырех котят. Один был черный, во втором сказывалась благородная порода рыжих котов вршовицких, третьего выдавал длинненький носик страшницких кошек, в то время как четвертый напоминал собой пятнистую фасоль, подобно всем малостранским кошкам.

Скромница II котилась три раза в год с неумолимостью закона природы; за два с четвертью года она обогатила мир двадцатью одним котенком всех цветов и рас, за исключением разве что бесхвостой кошки с острова Мэн.

 Пристроив двадцатого котенка, я окончательно лишился рынков сбыта. Пока я размышлял, что предпринять, где отыскать новый круг знакомых, соседский Рольф перегрыз горло Скромнице II. Мы принесли ее домой и уложили в постель; голова у нее еще дергалась; потом дрожь прекратилась, и из густой шерсти поспешно запрыгали блохи — верный знак кошачьей кончины. Непристроенный двадцать первый котенок остался у нас под именем Скромницы III. Четыре месяца спустя Скромница III принесла пятерых котят; с тех пор она исполняет свою жизненную миссию добросовестно и последовательно с четкими промежутками в пятнадцать недель; только в нынешние жестокие морозы пропустила один срок.

При взгляде на нее вы никогда бы не сказали, что на ее долю выпала такая великая задача; внешне Скромница III выглядит как обыкновенная трехцветная домашняя киса; целыми днями она дремлет на коленях патриарха дома либо в его постели; вообще у нее высоко развито чувство личного комфорта, она сохраняет здоровое недоверие к людям и животным, а если понадобится — сумеет защитить свои интересы зубами и когтями. По прошествии пятнадцать недель она начинает обнаруживать нетерпеливое беспокойство, нервничает у дверей, словно говоря: «Друг, отпусти меня немедля, у меня все изныло». После чего стрелой вылетает в ночную тьму и возвращается только под утро, осунувшаяся, с темными кругами под глазищами. В ту пору с северной стороны, от Ольшанского кладбища, к нам приходит огромный черный кот; с юга, где находятся Вршовице, — одноглазый рыжий забияка; с запада — кот ангорский — с хвостом, словно страусиное перо; с востока — какой-то белый космач с хвостом-бубликом. В центре этого кружка восседает трехцветная беспородная Скромница III и завороженно, с пылающими глазами, внимает их вою, придушенным выкрикам, воплям избиваемых младенцев, реву пьяной матросни, саксофонов, грохоту барабанов и прочих инструментов Великой Кошачьей Симфонии. Да будет вам известно, — чтобы быть котом, нужна не только сила, мужество, но и упорство; бывает, что эти четыре апокалиптических кота целую неделю осаждают Скромницын дом, блокируют вход, проникают через окна в комнаты, оставляя после себя чудовищную вонь. Наконец наступает ночь, когда Скромница III уже не желает выходить на улицу. «Дайте мне поспать, — говорит она, — я хочу забыться, забыться вечным сном. Спать и видеть сны… Ах, я так несчастна!» После чего в назначенный срок принесет пятерых котят.

 В этом отношении у меня уже есть опыт: их будет пять. Я уже вижу их, дорогих, сладких крошек, вижу, как они снова топают ножками по квартире, стягивают со стола электрические лампы, оставляют лужицы в домашних туфлях, забираются по ногам ко мне на колени (поэтому мои ноги покрыты струпьями, как у Лазаря); я уже предвижу, как найду одного из них в рукаве, когда стану надевать пальто, а свой галстук — под постелью. С детьми — всегда масса забот, это вам подтвердит каждый. Недостаточно их воспитать; нужно обеспечить им будущее.

В редакции я уже всех одарил котятами; ничего не поделаешь, придется менять работу. Я с радостью вступлю в любой союз либо организацию, если там гарантируют устройство хотя бы двадцати одного котенка. Пока я буду носиться по миру, ища сбыта для будущих кошачьих поколений, Скромница III либо Скромница IV будет, поджав под себя лапки, — прясть бессмертную пряжу кошачьей жизни. Будет жить в мечтах о кошачьем мире, о кошачьих толпах, о том, что кошки, как только их будет достаточно много, добьются владычества во вселенной. Ибо это и есть Та Великая Миссия, которую возложил на нее безвинно и безвременно погибший ангорский кот.