Собрание сочинений в шести томах. Том 2
Шрифт:
— Кто это у вас? — спросил Ланэ, и Ганка, застигнутый врасплох, назвал ему фамилию гостя.
— Он нехороший человек! — сказал Ланэ, подумав. — Я ему не доверил бы дом. Вы его хорошо знаете?
— Ну как хорошо! Нет, конечно, — ответил Ганка. — А почему вы так говорите, что нехороший? Разве вы...
— А вы взгляните на его лицо: оно тупое, четырёхугольное и какое-то тяжёлое. Впрочем, австрийцы в большинстве такие... Лафатер, например, пишет...
— Лафатер! — засмеялся Ганка. — Вот откуда подуло! Подождите, подождите, я скажу профессору, что вы
— Нет, нехороший человек, — вздохнул Ланэ. — Даже и без Лафатера нехороший: такое тяжёлое лицо... Вот увидите.
Когда Ганка пришёл домой, гость сидел перед шахматным столиком, курил и смотрел на фигуры.
— О! — сказал Ганка. — Так вы шахматист?
Гость встал.
— Ну, какой там шахматист... Так просто, балуюсь.
Он был, очевидно, недоволен тем, что его застали за этим занятием, и даже слегка покраснел.
— А вот мы сейчас сыграем, — сказал Ганка и весело потёр руки. Ну-ка, ваши какие? Белые?
— Да нет, не буду, — засмеялся гость. И опять смущённо: — Я же так, для себя... Кто это приходил к вам?
— Разве я вам не представил его?
— Только фамилию сказали.
— А! Так! Это мой товарищ по институту, учёный хранитель музея предыстории Иоганн Ланэ. Он вам понравился?
— А что? — спросил гость и, подойдя к столу, смешал шахматы. — Я же его не знаю, но, кажется, добродушный, хороший человек.
— Почему? — удивился Ганка.
— А что, разве я не прав?
— Нет, правы, конечно, если это только опять не по Лафатеру.
— По чему? — спросил гость и сдвинул брови. — По Лафатеру? Это ведь, кажется, что-то из области физиономистики? — нерешительно вспомнил он. Нет, я этим не занимаюсь. Но он такой толстый, одышливый...
— «Толстый — значит добрый человек», — пишет где-то Сервантес, заметил Ганка. — Вы правы, конечно: и хороший, и добрый. Только...
— Только немного трусливый? — угадал гость.
— А откуда вы знаете про Лафатера? — нахмурился Ганка.
— Так! — неохотно ответил гость и стал складывать шахматы в ящик. Когда я ещё бегал в школу, у нас на рынке сидел старик и гадал, и над ним была большая вывеска: «Определение характерам способностей по Лафатеру», вот я и запомнил.
На другой день они сыграли в шахматы, и гость легко побил Ганку.
— Что за чёрт! — сказал ошалело Ганка. — Нет, это случайность! Давайте-ка ещё!
Сыграли ещё раз, и Ганка опять был побит.
— Чудеса! — сказал Ганка. — Ничего не понимаю! Он встал, походил по комнате, пофыркал, потом вернулся к шахматному столику.
— Нет, не могу! — сказал он. — Что ж, вы меня два раза обыграли, как мальчишку... Я ведь считался... А ну, давайте-ка ещё...
И третий раз Ганка проиграл.
Он сначала нахмурился, засопел, зафыркал, потом подошёл к гостю и хлопнул его по плечу.
— Ничего не поделаешь, — сказал он, с явной симпатией рассматривая его неподвижное четырёхугольное лицо, — не гожусь! Вот тебе и Лафатер! — Он довольно потёр руки и захохотал. — Вот тебе и Лафатер! — повторил он весело.
...Всё это вспомнил
«Лафатер?» — почему-то вспомнил Ганка, и вдруг ему показалось, что он сходит с ума...
А кровь текла и текла.
Теперь на полу уже была изрядная лужица, и волосы на голове Грубера были липкие и красные.
Солдаты повалили его зачем-то на пол, вернее — не повалили, а как-то пригнули, и остановились, растерянно пыхтя и не зная, что же им делать дальше.
Гарднер встал из-за стола.
— Господин Ганка, — сказал он громко, — так как же звать этого человека?
— Я не знаю, — ответил Ганка.
— Но вы же сказали «да»? — нахмурился Гарднер.
— Я ответил: «Да, я не знаю».
— Позвольте, позвольте! Я спросил вас: «Вы знаете этого человека?» И вы мне на это ответили: «Да, я знаю».
— Вы сказали, — поправил Ганка: — «Вы не знаете этого человека?» — И я вам сказал: «Да, я не знаю».
— Ловко! — присвистнул Гарднер. — Выходит, что я вам и подсказал, что вы не знаете? Вот она, школа Курцера! — обратился он к офицеру. — Узнаёте? Как я сказал, Ганс?
— Вы спросили подследственного, — методически ответил офицер, — не знает ли он этого человека, и на это подследственный вам ответил: «Да».
— Понятно! — Гарднер посмотрел на солдат — те всё пыхтели и прижимали Грубера к полу. — Отпустите вы его, — с отвращением сказал Гарднер.
Солдаты отошли и встали поодаль, опустив красные руки по швам.
Грубер шумно вздохнул, поднял голову, опёрся рукой о пол и стал подниматься.
Кровь лилась.
— А ну! — сказал офицер и рывком поднял его с пола.
— Уведите его! — махнул рукой Гарднер.
Грубер повернулся к Ганке.
— Я не знаю, что вы хотели сказать, — проговорил он спокойно, — но если вы...
— Да что же это?! — рявкнул Гарднер. — Что вы стоите, как истуканы! Выкиньте его!.. Ну!..
Грубера опять схватили за руки.
Офицер подошёл, развернулся и ударил его.
Все они вышли из комнаты.
Гарднер подошёл к двери и посмотрел им вслед.
— Ганс, опять в рубашку его! — крикнул он. — На целые сутки в рубашку. Я потом приду, посмотрю сам...
Он повернулся в Ганке.
— Вот этого человека видели у вас на квартире, — сказал он своим обычным тоном. — А чтобы вы не сомневались больше, я даже скажу и кто именно его видел. Видел его у вас доктор Ланэ. Он ещё предупреждал, что этот человек ему весьма подозрителен, вы же засмеялись и пригрозили ему профессором Мезонье. Кто же он такой?