Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести)
Шрифт:
– Ребята, я пойду с Григорием Ивановичем подберу саженцы, а вы пока посмотрите сад - Григорий Иванович разрешает.
– Позовите из оранжереи Нину, - добавил Григорий Иванович, - она вас поводит.
– Да не ловите ворон!
– наказал, уходя, Анатолий Яковлевич. Внимательнее слушайте да получше глядите.
Завхоз и Анатолий Яковлевич ушли. Костя и Манжин смущенно оглядывались: "Где оранжерея? Кто такая Нина?"
Молодой рабочий, который рассказал им о курайской иве, засмеялся:
– Ох и чудаки! Стоят, как телята, боятся шагу ступить! Да вон, в кустах, длинная низенькая крыша - ну там и оранжерея. Отворите
– закричал он.
– Подойдите сюда, тут вас спрашивают!
Нина, краснощекая, белокурая, в голубой кофточке с засученными рукавами, подошла к ребятам. Она поглядела на них серьезными серыми глазами и, хотя сама была лишь чуть-чуть повыше Кости, спросила с важностью:
– Вам что надо, ребятишки?
Но, когда она услышала, что ребята хотят посмотреть сад, сразу оживилась. Она вытерла о траву выпачканные землей руки и, кивнув головой, сказала:
– Пойдемте. Только уж с чего начинать - прямо не знаю! Ну ладно. Что увидим на пути, про то и буду рассказывать. Пойдемте!
Они все трое тихонько пошли по дорожке, испещренной легкой тенью веток.
– Вот мы идем по долине, а кругом сад, - начала Нина.
– И на этом склоне сад, и на том склоне яблони, груши, сливы, ягодники всякие... Весь Татанаковский лог - сплошной сад. А теперь вы, ребятишки, представьте, что в этом Татанаковском логу ни одного деревца нет, что эти склоны покрыты выбитой, опаленной травой, что тут бродит скот, что через весь лог вьется пыльная тропинка... и что только одна радость и есть здесь - журчит чистый ручей... Ну, представили?
– Я - нет!
– засмеялся Костя, взглянув на Манжина.
– А ты?
Манжин, краснея, покачал головой:
– Как так сада нету? Это нельзя представить!
– Вот вы не можете себе этого представить, - продолжала Нина, - а все это именно так и было. Когда Михаил Афанасьевич приехал на Алтай разводить сады, ему дали здесь четыре гектара земли. Это было в 1933 году. Михаил Афанасьевич пришел сюда - а здесь ни деревца, ни кустика. Голые склоны - и все. А нынче, видите?.. Да, впрочем, сразу-то всего увидеть невозможно. У нас теперь одной площади под разными посадками больше восьмидесяти гектаров занято!
Нина водила Костю и Манжина по всему саду, по всем плантациям. Она рассказывала им, как Лисавенко испытывает разные сорта плодовых деревьев, как он их прививает, как скрещивает, опыляет, воспитывает для сурового и своеобразного климата алтайских долин... Как в течение многих лет он собирал и отыскивал местные ягодники и потом испытывал их и опять скрещивал. И уже самые лучшие сорта плодовых и ягодных, самые устойчивые, надежные и плодоносные, рассылал по Алтайскому краю. Хорошо пошли по горным долинам алтайские яблони: "ранетка", скрещенная с "пепин-шафраном", "бельфлёр-китайка", "Ермак - покоритель Сибири"... и множество других сортов, скрещенных с "ранеткой". Таких гибридов у Лисавенко выращено около тридцати тысяч... И ягодники сейчас тоже приживаются в колхозных и школьных садах, особенно выращенные из местных сортов: малина "вислуха", земляника "абориген алтайский", крыжовник "индустрия алтайская"... А новый сорт крыжовника - "мичуринец" - Лисавенко сам вывел.
За эти годы около двух тысяч видов и сортов плодово-ягодных растений находилось на изучении на опытной станции. Один только
– Вы думаете, кто Михаила Афанасьевича сюда, на Алтай, прислал? сказала Нина, снова приняв важный вид.
– Его сам Мичурин прислал! Мичурин сказал ему: надо победить суровую природу Сибири, надо сделать Алтай жемчужиной сибирского садоводства! Вот Михаил Афанасьевич и заложил здесь нашу станцию. А года через два поехал к Мичурину советоваться. Уж очень ему было трудно тогда - никто не верит, что на Алтае могут расти яблони, денег не дают... Да еще и смеются: "Какое на Алтае яблоко? Картошка - вот наше яблоко!" А Мичурин тогда нашего Михаила Афанасьевича и подбодрил. "Иди напролом, - сказал ему Мичурин, - умей стоять за свое дело!" Тогда Михаил Афанасьевич вернулся в свой Татанаковский лог да и взялся еще крепче за работу. Потом Мичурин о нем писал: "Лисавенко кладет начало истории алтайского садоводства". Вот какой человек наш Михаил Афанасьевич! Поняли?
– Поняли, - кивнул головой Манжин.
А Костя спросил:
– Ведь у него орден есть?
– Конечно, есть!
– слегка пожав плечами, ответила Нина.
– У него и орден Трудового Красного Знамени, и "Знак Почета", и медаль "За доблестный труд", и еще большая серебряная медаль Всесоюзной сельскохозяйственной выставки! А ты как думал?
Они бродили по всем склонам, тропкам и дорожкам сада. И еще много необыкновенных деревьев и кустов с неслыханными названиями увидели здесь ошеломленные юннаты: японскую таволгу, пенсильванский ясень, корейский кедр, крымскую сосну, бархатное дерево из дальневосточного Приморья...
– А вот поглядите!
– сказала Нина и подозвала ребят к невысоким, но очень густым кустам.
– Угадайте, что это?
– Если бы листья были, я бы узнал, - сказал Костя, - а когда одни почки...
– И с листьями не узнал бы!
– возразила Нина.
– У вас на Катуни таких нет. Это черноплодная рябина!
– Черная?
– удивился Манжин.
– Да, черная. Совсем черные ягоды. И очень крупные и сладкие. Только от них немножко во рту вяжет. Но варенье варить очень даже хорошо. А ягод на них бывает - просто ветки гнутся!
Костя и Манжин снова переглянулись:
– Нам бы, а?
– Да, не мешало бы.
Нина засмеялась:
– Вам все не мешало бы! Возьмите да посадите - у нас саженцы есть.
Тут Манжин тихонько толкнул Костю под локоть.
– Кто это?
По склону, между бесчисленными кустами чуть зеленеющей смородины, шел невысокий широкоплечий человек. Он шел не торопясь, приглядываясь к кустам. Около некоторых кустов останавливался, легонько трогая пушистые ветки.
Нина, заметив устремленные на склон взгляды ребят, обернулась тоже и сразу вся как-то подобралась, серые глаза ее блеснули.