Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке

Сапгир Генрих Вениаминович

СОБЕСЕДНИЦА

Не смотри на меня С такой грустьюВижу твой исток И сразу – устьеЗа твоими берегами (Знать не хочется)Осень Больницу И как оно кончитсяВижу всю тебя Сквозь хрусталь Много разныхСледующую жизнь Ленточки И праздникДевочка – щепка Глаза – во лбуИ твои потомки – Целую толпу!…Георгины Астры …Речью по-сорочьиА зрачки Поблескивают Затаенной ночьюВ yellow субмарине – Погружаясь

На дноПри любом различии Сознание одно

НА ДАЧЕ

Я вижу Как моя КардиограммаВычерчивает МАМА МАМА МАМАИ не машины Люди сидя МимоПроскакивают Скорлупа НезримаЗа дачами Не сосны Чьи-то мыслиВ закате Просияли И погаслиТам в блеске звезд Встает Бутылка водки —И краем уха – Гости У калиткиИ сразу все Друзьями КомпозиторамиИх женами И чаем И компьютерамиИ спор и вздор… Вдали Во мраке беломВозникло шумом Утонуло гулом

РОССИЯ ХХ

Прадед – полковник Поставили к стенкематросы Дед – большевик На Лубянке —в затылок Отец Подорвался в танкеСына Афганцы Внука ПодонкиПроклята Россия До седьмого коленаНо счастлива будет? Ага! Непременно

УТРОМ И ВЕЧЕРОМ

Арон «Арион» ТимирязевскийЗа метро Будто был всегда РынокДумает Нищая перебежала СиняяС желтым К беде ПристаетПривезли Убивать РадуюсьАзербайджан Мешки с огурцами В цветуЗабыл Под навесом СтараюсьНа цепь Беспокоюсь Товар

«Зной Дерево Где отдыхал…»

Зной Дерево Где отдыхалДали Поэтому Листья крупноНа глаз Надет Сквозной чехолТам Окантовый лист ЛепнойВокруг Скорлупы Черепной —Два негодяя И гения Совокупно

«Или спасутся…»

Или спасутсяВсе Спасутся всеИли никто Даже думать Редко случалосьТакой серьезный Разговор Почти не слышноУжас такой С алтаря ВеетЧто Ты – Ничтожество

СЛОВО

Из Слова Прорастают Все словаТак за ночь Появляется ТраваВ какую ночь Блаженнейшей ВесныМы были Произнесены?

ДВОЙНОЙ СВЕТ

Бледнеет мир С незримых горМеня Пронизывает СветомКоторый Свет И тот СапгирСо мной Беседует Об этомЗнает ли бабочка Сидя На стенеЧто она – Свет и тень?

«Помни Я жду Стоя в ряду Под переплетом…»

Помни

Я жду Стоя в ряду Под переплетомКаждая книга Надеется быть И любопытствует: что там?Черемуха? Муха? Когда же? Когда?Нарисуйте мне глаз И ухо И скажите: Когда

ФРАГМЕНТЫ

«Шлеп коровы Скрип Скрученной травы…»

Шлеп коровы Скрип Скрученной травыМеж челюстей Рогатой головыКак на шарнирах Ходит Кое-какПятнистой шкурой Обтянутый костякОдин костяк Стоит Дырявый храмДуше травы Служу Внутри по вечерамКузнечик

«Смотришь Из кресла У самых ног…»

Смотришь Из кресла У самых ногВолны шипят Заливая ПаркетГде высились Здания Минуту назадКосо стал Раскачивая Лодку ОкеанВыстрелил опередивВместо Мечты И поэзииЖдут нас Иллюзии И фантазииПришла И расхаживает Кто? Против светаЖенщина Которую Видел Когда-тоТам в коридоре НаискосокВолны шипят Заливая песок

«Хруст челюстей Сладкая кость…»

Хруст челюстей Сладкая костьКрыса Оглядывается Хвост Тащится следом

ТРИ ИЗ МНОГИХ

За последние годы я написал целый ряд стихов, циклов и книг, в которых реализуются некоторые новые идеи, из тех, что давно мне не давали покоя и время от времени проявлялись в моих вещах. Кстати, как точно в английском языке, «вещь, дело, существо» – одно слово «thing». А «think» – «мыслить» немногим от него отличается. Вещь, еще вернее, живое существо – воплощенная идея. В русском языке эта философическая зависимость не так заметна. А для искусства не так важна идея, как то, каким образом она воплощена в материале и кто это сделал. Другими словами – мастерство, полутона, тонкости, впечатление…

Думаю, форма, вернее, форма выражения – это и есть идея в искусстве. Поэтому такими наивными выглядят все эти театральные и киношные инсценировки, например, «Войны и мира». Текст у Льва Толстого и есть суть его вещи в единственно возможном материале. Разве – если найдешь равноценный концепт. Как Федерико Феллини – не иллюстрации, а свое.

В свое время в начале 60-х мне явились полуслова-полупризраки в отдельных стихотворениях. Как я теперь понимаю, я их услышал в разговорах по телефону, вообще в беседах близких людей, когда многое не договаривают – и так понятно, в таких простонародных сокращениях, как «док», «шеф» и так далее. И увидел: горящие вывески с потухшими буквами типа « ебель», разорванные пополам страницы журналов и газет, которые в кабинете задумчивости пытаешься прочесть и разгадать, о чем там пишут.

Летом 1988 года у подножья вулкана Карадаг и осенью в сосновой роще на Пицунде я сочинил книгу стихов «Дети в саду» по этому методу – окончания слов просто смывал прибой. Между словами возникали разновеликие пустоты, которые были заполнены некой незримой формой и смыслом. И слова угадывались почти сразу, потому что я старался разрывать и не договаривать слова, лежащие близко к центру языка. И в этом заполнении пустот читателем, начиная с первого читателя – самого автора, была неожиданность встречи и радость узнавания, похожая на ту, которая возникает, когда мы ожидаем и полуугадываем в окончании стиха рифму. Обычно в последний момент она конкретизируется. А здесь слово так и остается мерцающим между бытием и небытием.