Собрание сочинений. Т. 5
Шрифт:
В ящике с гвоздями нашли маленькое колесо. И хоть не по фельдшерской части чинить коляску, однако матрос приладил к кукольному экипажу колесо — лучше не надо. Нашлась и масляная краска. Красил Игорь сам: игрушечную лавку, комод и креслице, заодно и собственные пальцы в азарте измазал. Только скипидаром и отмыл. Хотел было Игорь — очень уж весело красить — к пруду с краской сбегать, лодку подцветить, но морской фельдшер не позволил:
— Лодка, это уж, извините, по моей морской части… Оставьте, Игорь Иванович. Не то с краской вместе опять на остров заплывете, а мне перед вашей мамашей за вас отвечать.
Сконфузился
Через три дня все было готово. Игрушки точно из лавки. Кукле рубашку новую Настя сшила из клочка обойной материи (тоже не чердаке нашлась). Паяцу пояс сделали из старого галстука. Краска подсохла, у игрушечной мебели все ноги в порядок матрос привел, хоть мазурку танцуй.
В солнечное утро в палисаднике, у входа. в усадьбу, Игорь свой «план» всем и открыл.
Расставил на траве игрушки. Слева для девочек, справа для мальчиков. Номерки для лотереи нарисовал — для девочек синие, для мальчиков — красные. Такие же номерки прикрепил к игрушкам. И зазвал в усадьбу всех окрестных французских ребятишек. У кузнеца было трое, у консьержа-привратника — двое, у рабочих с соседней усадьбы и не сосчитать.
Гуськом сошлись в палисадник дети. Смотрят на траву — что за ярмарка? Глаза разбегаются, но стоят дети чинно, ждут, какую такую игру Игорь придумал.
А он девочек расставил в ряд у стены и попросил каждую из шляпы по билету вытянуть. Потом — мальчиков.
Расхватали дети вмиг игрушки по своим номеркам и писк такой подняли, точно стадо поросят в колючем бурьяне…
Схватили игрушки и бегом по домам — взрослым показывать. Разве это часто бывает, чтобы ни с того ни с сего столько чудесных вещей получить?
А потом сползлись на лужайку у шоссе перед усадьбой и стали играть в лавку, в кухмистерскую, — каждый в одиночку. Девочка, которой кукла досталась, выменяла себе слоненка на мяч и посадила его в коляску к кукле заместо сына…
Игорь стоял у ворот, смотрел и радовался. Одно его, правда, беспокоило немножко: из всех чердачных игрушек оставил он себе одну — бутылку, в которую был вделан четырехмачтовый парусный кораблик. Каким чудом его в бутылке собрали-составили, Бог знает… Может быть, отдать им и кораблик?
Пошел он к фельдшеру-матросу посоветоваться. Но тот его успокоил:
— Ну, вот… да какая ж это игрушка? Это есть произведение искусства, и ребятам оно ни к чему. Кокнут бутылку о камень, корабль по суставам разберут, вот и все. Дурачки. Владейте себе на здоровье, Игорь Иванович… Я к бутылке цепочку приделаю, пусть поперек вашего окошка покачивается. Красота!
V. РАЗГОВОР С МАТРОСОМ *
Игнатий Савельич лежит на своей койке в углу большой, низкой комнаты. Отдыхает. Перед окнами флигеля — каштаны. Затеняют свет, сквозят на закате мутно-зелеными лапами. В комнате прохладно и тихо. С потолка липкой спиралью свешивается узкая ленточка, усеянная дохлыми мухами, — одна из них, еще полуживая, тоненько жужжит.
Дневной урок отработан: вымыта до морского блеска лодка на пруду, заштопана красная дорожка, что лежит по дну; свезены к кухне и наколоты
Комплекция у Игнатия Савельича выдающаяся, — плечи, как у бугая, шея — борца, корпус вроде колоды, которой в саду дорожки укатывают. Койка под ним скрипит-жалуется… Трудно ей на себе такой груз нести. Да еще ворочается он сегодня, недоволен, должно быть: серые глазки сумрачны, нога в опорке по полу чертит.
По стенам и на камине всякая всячина.
По вещам сразу увидишь, что в комнате живет моряк и вместе с тем человек, так сказать, медицинский. Над койкой распростерся Андреевский флаг, — сам сшил (кусочек голубого сатина для косого креста у экономки выпросил); у окна на бечевке сохнет полосатая, сине-белая матросская фуфайка; под стеклянным колпаком на камине модель английского легкого клипера в многоярусных парусах, — мальчик Игорь ему принес в подарок, на чердаке разыскал; и пепельница в виде спасательного круга, оплетенного крученой веревкой.
Медицинская часть представлена набором банок на полочке — Игнатий Савельич большой мастер банки ставить, — лекарственными склянками и крошечными аптекарскими весами, покачивающимися под полкой. Муха на роговую чашечку сядет, сразу чашечки заволнуются, — одна вниз, другая вверх…
Каждый бы догадался, взглянув на все эти предметы, что Игнатий Савельич морской фельдшер. Посмотрел бы в угол, где над изголовьем койки на треугольничке трепетал зеленый мотылек лампадки перед образком Серафима Саровского, и прибавил бы: русский морской фельдшер. Впрочем, и по Андреевскому флагу это было видно.
В окна долетала из французской прачечной у колодца веселая хохлацкая песня:
Опанас волы пас, Катерина бычки… Пострывай, не втикай, Куплю черевички.Это птичница распелась. А индюк-дурак все время перебивал и лопотал по-турецки что-то свое, несуразное, назойливое. Было очень смешно, но матросский опорок все так же сердито шлепал по полу: Игнатий Савельич был недоволен.
В окне показалась светлая кудлатая голова мальчика.
— Игнатий Савельич! Вы спите?
Матрос вскинул ноги и грузно сел на койку.
— Отдыхал. Сигайте в окно… Что ж так через стенку разговаривать.
Хмурые морщинки сбежали со лба, он любил мальчика и во всякое время был ему рад.
Пивная бутылка, словно сбитая кегля, стукнулась под маленькой пяткой о пол. Игорь сел у окна верхом на табурет и внимательно, в который уж раз, осмотрел матросскую комнату.
— Когда ж вы себе, Игнатий Савельич, морскую койку подвесите?