Собрание сочинений. Т. 9.

Золя Эмиль

— А вот его локоны, — сказала она как-то вечером. — Возьми, у меня их много, разных возрастов.

Когда Луиза наконец ложилась, она не могла уснуть. Образ этого мальчика, которого мать толкала в ее объятия, неотступно преследовал ее. Она ворочалась, изнемогая от бессонницы, из мрака перед ней возникало лицо Лазара, его белая кожа. Порою она прислушивалась, не ходит ли он наверху; и при мысли о том, что он, вероятно, еще сидит подле лежащей Полины, возбуждение ее усиливалось, ей становилось жарко, она сбрасывала одеяло и засыпала с обнаженной грудью.

А наверху медленно шло выздоровление. Хотя больная уже была вне опасности, она очень ослабла, измученная приступами лихорадки, которые приводили врача в недоумение. Как говорил Лазар, врачи

всегда недоумевают. С каждым днем он становился все раздражительнее. Внезапная усталость, которую он почувствовал после кризиса, казалось, усиливалась, превращаясь в смутное беспокойство. Теперь, когда Лазар уже не боролся со смертью, он страдал от духоты в комнате, от запаха лекарств, которые приходилось давать в определенные часы, от всех хлопот, связанных с болезнью, хотя прежде так усердно ухаживал за Полиной. Она уже могла обойтись без него, и он снова ощущал скуку и пустоту своего существования, тяготился бездельем, слоняясь с места на место, безнадежным взглядом обводил стены комнаты, смотрел в окно, ничего не видя. Стоило ему открыть книгу, чтобы почитать подле Полины, как он, заслонившись переплетом, начинал зевать.

— Лазар, — сказала однажды Полина, — тебе нужно пойти погулять, Вероника одна управится.

Он отказался наотрез. Значит, она не выносит его присутствия, раз гонит прочь? Было бы очень мило с его стороны бросить ее теперь, не поставив окончательно на ноги! Под конец, когда она стала мягко убеждать его, он успокоился.

— Ты пойдешь ненадолго, только подышать воздухом… Погуляй после обеда. Хороши мы будем, если и ты заболеешь!

Но она имела неосторожность добавить:

— Я вижу, как ты зеваешь целыми днями.

— Я зеваю! — воскликнул он. — Скажи еще, что я бессердечен… Поистине хорошо ты меня отблагодарила!

На другой день Полина взялась за дело более ловко. Она притворилась, будто очень интересуется постройкой волнорезов и свайных заграждений: скоро начнутся зимние приливы и пробный барьер снесет, если не закончить дамбу. Но пыл Лазара уже угас. Он выражал недовольство системой скреплений, на которые прежде рассчитывал, говорил о необходимости новых исследований; в конце концов смету превысят, а генеральный совет до сих пор не утвердил ни гроша. Ей пришлось потратить еще два дня, чтобы разбудить в нем честолюбие изобретателя. Неужто он признает себя побежденным перед всем народом, — ведь местные жители уже и без того посмеиваются над ним. Что касается денег, то затраты его, разумеется, будут возмещены, а пока она даст ему взаймы, как условились. Мало-помалу Лазар снова загорелся. Он пересмотрел свои проекты, вызвал плотника из Арроманша и совещался с ним у себя в комнате, оставив открытой дверь напротив, чтобы прибежать, как только Полина его позовет…

— Теперь, — заявил он однажды утром, целуя кузину, — море не сломает у нас даже спички, я уверен в этом… Когда ты сможешь выходить, мы пойдем поглядим, как двигаются работы.

В эту минуту вошла Луиза, чтобы справиться о здоровье подруги, и когда она целовала Полину, та шепнула ей на ухо:

— Уведи его.

Сперва Лазар отказался. Он ждет доктора. Но Луиза рассмеялась, заявив, что такой галантный кавалер не может отпустить ее одну к Гоненам; она идет выбирать лангустов для посылки в Кан. По пути он сможет взглянуть на волнорезы.

— Иди, ты доставишь мне удовольствие, — сказала Полина. — Возьми его под руку, Луиза… Вот так, и не отпускай.

Она развеселилась, Луиза и Лазар шутя толкали друг друга, но когда они вышли, Полина снова стала серьезной и легла на край кровати, прислушиваясь к их смеху и шагам, замиравшим на лестнице.

Через четверть часа явилась Вероника с доктором. С этих пор она заняла свой пост у изголовья Полины, и каждый свободный час, отрываясь от кастрюль и соусов, поднималась наверх посидеть с больной. Перемена произошла не сразу. Вечером Лазар снова вернулся к Полине, а на другой день опять ушел. Все больше увлеченный жизнью, кипящей снаружи, он с каждым днем сокращал свои

посещения и вскоре забегал только узнать, как она чувствует себя. Впрочем, Полина сама отсылала его, едва он заикался о том, чтобы посидеть с ней. Если он возвращался вместе с Луизой, она заставляла их рассказывать о прогулке, наслаждаясь их оживлением, свежим воздухом, которым веяло от них. Казалось, они так по-товарищески относятся друг к другу, что у нее не возникало никаких подозрений. Как только являлась Вероника с лекарством, она весело кричала им:

— Ну-ка, убирайтесь! Вы стесняете меня…

Иной раз она подзывала Луизу и поручала ей Лазара, точно малого ребенка.

— Постарайся, чтобы он не скучал. Ему необходимо развлечься… Погуляйте подольше. Сегодня я не желаю вас больше видеть.

Оставаясь одна, Полина мысленно следовала за ними. Она читала целые дни напролет в ожидании, пока вернутся силы, и была еще настолько слаба, что два-три часа, проведенные в кресле, утомляли ее. Иногда она опускала книгу на колени, уносясь в мечтах вслед за кузеном и приятельницей. Если они пошли вдоль берега, то уже, вероятно, добрались до пещер, где так хорошо сидеть на песке в прохладные часы прилива. Полина верила в реальность этих видений, жалея лишь о том, что сама не может участвовать в прогулке. К тому же чтение надоело ей. Романы, которые были дома, любовные истории с идеализированными изменами всегда возмущали ее прямую натуру, присущую ей потребность отдаться навсегда и безвозвратно. Разве может лгать сердце, разве можно разлюбить того, кого ты полюбил однажды? Она бросала книгу, мысли ее уносились далеко за пределы комнаты, она видела, как Лазар поддерживает Луизу, как они идут, прижавшись друг к другу; он приноровился к ее томной походке, они перешептываются и смеются.

— Пора принимать микстуру, барышня, — вдруг сказала Вероника за ее спиной. Этот грубый голос пробудил Полину от забытья.

К концу недели Лазар уже не входил в ее комнату без стука. Однажды, отворив дверь, он увидел, что Полина сидит на кровати с обнаженными руками и причесывается.

— Ах, прости, — прошептал он, отступая.

— В чем дело? — воскликнула она. — Чего ты испугался?

Тогда он вошел, но не решился поцеловать ее, как обычно, и стоял, отвернувшись, пока она закалывала волосы.

— Подай мне кофту, — спокойно сказала Полина. — Вон там, в верхнем ящике… Мне лучше, я снова становлюсь кокеткой.

Лазар смутился, под руки попадались одни рубашки. Наконец, бросив ей кофту, он стал у окна в ожидании, пока она застегнется на все пуговицы. Две недели назад, когда он думал, что Полина умирает, он поднимал ее на руки как маленькую девочку, не замечая, что она обнажена. А теперь даже неубранная комната смущала его. Девушке передалась неловкость Лазара, и вскоре она перестала требовать от него интимных услуг, которые он оказывал ей прежде.

— Вероника, закрой дверь! — крикнула Полина как-то утром, услышав шаги молодого человека в коридоре. — Убери все это и подай мне вон ту косынку.

Между тем Полине становилось все лучше и лучше. Когда она могла стоять на ногах, ей доставляло огромное удовольствие, опираясь на подоконник, издали наблюдать за сооружением волнорезов. До нее доносились удары молота, она видела артель, семь или восемь человек, видела, как черные точки, словно большие муравьи, двигались по желтой гальке. Во время отлива они копошились; а когда начинался прилив, им приходилось отступать перед катившимся валом. Но больше всего Полину интересовал белый пиджак Лазара и розовое платье Луизы, которые ярко выделялись на солнце. Она следила за ними, ее взгляд всегда находил их, она могла бы рассказать до мельчайших подробностей, как они провели день. Теперь, когда работы шли полным ходом, они уже не могли далеко отлучаться, ходить к пещерам, что за скалами. Они непрерывно маячили перед ней на расстоянии километра, забавные, крохотные кукольные силуэты на фоне необъятного неба. Она ревновала и радовалась, что незримо присутствует там, это способствовало ее выздоровлению.