Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна
Шрифт:
Поднимаясь на террасу своего дома, Анна вспомнила волнение Патрикеева, бранившего Кирика за потраву, и Кирика, который считал себя полным собственником артельного добра во всем, что ему потребуется, и сама снова по-хорошему взволновалась. Семья Кирика заняла половину новой избы, но он, придя домой с покоса, не лег спать в этой избе, а устроил себе в кустах, рядом с избой, чум-шалашик.
«Ах, чудак! Милый, смешной чудак!»
Анна присела на пороге открытой двери и подумала: «Теперь надо заняться постройкой овощехранилищ. Для капусты можно устроить
Она представила тысячи нитей, связавших сельскохозяйственную артель с предприятием, а подумав о предприятии вообще, остановилась мыслями на руднике. Она очень тревожилась за участь своего проекта. «Вдруг он не будет принят, а примут Ветлугинский! Разумеется, несостоятельность того проекта скажется сразу на практике. Но ведь придется опровергать, доказывать, затягивать время и выполнение программы… Может быть и хуже: обвал в руднике, гибель рабочих…»
Директора залихорадило от волнения.
— Нет, — сказала она, отгоняя страшные мысли. — Мы ведь все объяснили почти наглядно.
Она стянула сапожки, отбросила их и насторожилась, услышав голос возвращавшейся из садика Маринки.
— Закрой глаза и открой рот, — говорил Юрка.
— Не закрою и не открою, — почему-то сердито ответила Маринка. — У тебя руки грязные, да еще: «Рот открой!» Дай я сама возьму.
— Все бы ты сама! Да уж ладно, бери. Придешь играть?
— Приду, — шепелявя занятыми губами, обещала Маринка. — Мне теперь можно. Папа сказал: можно. Папа мой сознательный.
— А мать?
— Она? — Девочка помедлила с ответом. — Она везде сознательная, а мне так говорит: «Запру тебя на замок».
Маринка подошла к ступенькам веранды, взглянула вверх, вздрогнула, заулыбалась и, сразу позабыв о Юрке, побежала к матери.
Анна обняла ее, любуясь, слегка отстранила от себя: выражением лица, особенно глазами и постановом светлой головки она повторяла Андрея, только по-детски, по-девичьи нежнее. Маринка смотрела вопросительно и все улыбалась, довольная встречей и тем, что мать попросту, как маленькая, сидела на пороге.
— Ты сегодня никуда не пойдешь?
— Пока нет. Вечером пойду в контору, а сейчас мы с тобой можем отдохнуть немножко.
— Пойдем на гору, погуляем…
Анне совсем не хотелось гулять сразу после поездки. Да и ночь она опять провела за рабочим столом, еще раз проверяя детали своего проекта. Веки ее припухли. Она могла бы вздремнуть, сидя даже вот здесь, на пороге, но дочка смотрела на нее так просительно, что невозможно было отказаться.
— Если тебе очень хочется, пойдем!
— С мальчишками?
— Хорошо, возьмем и мальчишек. Видишь, я тоже немножко сознательная.
— Ты подслушивала! Ты подслушивала! — закричала Маринка весело, но вся покраснела. — Вот ты какая!
— Вы громко разговаривали, а я не глухая! — с этими словами Анна поднялась и повернула голову на шорох шагов по дорожке.
Голубое платье мелькнуло
Валентина стояла, опустив руки, губы ее слабо шевелились, пытаясь сложиться в улыбку, но улыбка не выходила. Анне эта улыбка показалась виноватой, а Маринке вдруг стало жалко Валентину Ивановну, потому что она одна: никого у нее нет, кроме Тайона, и тот — собака, да еще такая собака, которая никогда не сидит дома.
Желая развлечь доктора, Маринка прильнула к ней, едва они прошли в столовую, и шепнула:
— Пойдем, я покажу тебе своих мальчишек!
— Вот звереныш! — Анна так рассмеялась, что холодок встречи сразу растаял. — Ты думаешь, Валентине Ивановне интересно смотреть на твоих чумазых мальчишек?
— Они вовсе не чумазые! Юрка — он просто такой черный и никогда не отмывается. Он подарил мне вчера телефон. — С этими словами Маринка вихрем сорвалась с места и вытащила из-под дивана спичечную коробку, за которой на длинной нитке выкатилась пустая катушка. — Прижми коробок к уху, — попросила она Валентину. — Я буду говорить.
Она завертела катушку, поглядывая то на мать, то на гостью.
— Что-то не получается…
Но в комнате послышалось бойкое постукивание дятла, и по лицу Маринки разлилось сияние: крохотный деревянный молоточек стучал в спичечной коробке, Валентина притиснула ее к уху, и тогда там, глухо вибрируя, загудела еще медная струна. Похоже, дятел и оса устроили концерт.
Анна исподлобья смотрела на Валентину. Та слушала сначала серьезно, с полуоткрытым ртом, а потом заулыбалась удивленно и радостно. Анна вспомнила, что она сама вчера, в ожидании чего-то, возможно и подвоха ребяческого, открывала рот, и так же, наверное, моргала и удивленно улыбалась. И Андрей улыбался, пока в коробке не застучало слишком громко, — тогда он нахмурил брови, но весело сказал Маринке:
— Говорите, пожалуйста, потише, а то я могу оглохнуть. — И девочка от этих слов была в полном восторге.
— Ты пойдешь с нами гулять? — спросила она Валентину, продолжая крутить катушку. — Мы с мамой пойдем вместе с мальчишками.
Когда они втроем вышли из дому, Маринка сразу побежала вперед, остановилась на углу, придерживаясь за выступ террасы, и, оглядываясь, не без гордости сказала:
— Вот они!
«Они» сидели рядком на разрытой завалине: черный жучок Юрка и Ваня — белоголовый крепыш с добрыми, круглыми глазами.
«Она будет кокетка», — решила Валентина, любуясь самодовольным личиком Марины.