Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна
Шрифт:
— Учтите, что человек начал тонкую обработку камня всего семь тысяч лет назад, — сказал Уваров. Он сидел на облюбованной им светлой скале-башне и, вслушиваясь в разговор, смотрел сверху в гористые дали. — Семь тысяч лет назад в жизни человека, просуществовавшего на земле миллион лет, прикрепление к палке отшлифованного каменного топора было настоящим событием, — продолжал он. — А вы через семь тысяч лет плюс двадцать девять располагаете лучами рентгена и радия! Если вы корненожка, то корненожка гигантская.
— А Ветлугин радуется
— Доломит обогащен солью магния…
— Мы уже слышали это.
— Магний — металл, который намного легче алюминия. При горении он дает ослепительный свет, вы видели его у фотографов. Если будет война, мы увидим этот свет в ракетах…
— Пусть лучше не будет войны. Может быть, тут есть писчий мел?
— Нет, мел, или мягкий известняк, — отложение других корненожек. Вот мраморы произошли из настоящих, прочных известняков…
— Значит, Венера Милосская…
— Создана греческим скульптором и корненожкой.
— Любопытно!..
— Паросский мрамор славился прозрачностью излома и особым желтовато-розовым оттенком телесного цвета. Может быть, это качество придавало такое дыхание жизни созданиям античных художников, — снова оживленно заговорил Ветлугин. — Мрамор тоже плоть существ древнего мира. Недаром он применяется в виде пыли как удобрение в сельском хозяйстве.
— Любопытно! — повторила Валентина, подставляя течению ветра лицо, вдруг разгоревшееся жарким румянцем. — Но какое отношение ваша находка имеет к нам, приисковым жителям? К золоту?
— Это очень узкий, деляческий подход, — запротестовал Ветлугин. — Я не объявлял, что сделал важное открытие. Просто ехал мимо и обратил внимание…
— Отчего же Андрей Никитич не обратил внимание?..
— Как геолог, он еще скорее бы заинтересовался.
— Но он не стал бы с таким увлечением толковать о них. Вы думаете, он не видел эти скалы? Наверное, видел и спокойно прошел мимо, потому, что он целеустремленный человек, а не разбрасывается, как вы, тоже горный инженер.
В голосе Валентины прозвучала такая досада, что Уваров подумал: «Она не даст мужу почить на лаврах! Но что у нее: только ли упрек женщины, лично заинтересованной в успехах избранника?»
Через несколько дней Уваров, Анна и Ветлугин отправились на деляну стариков старателей, где был назначен пуск гидровашгерда. Все трое были в приподнятом настроении: крупные механизированные работы устанавливались на старательском участке впервые. Нужно было провести их как
— Интересное дело, — басил Уваров, — теперь я хорошо представляю, что значит, когда почва уходит из-под ног. Бурильщики наших камер на руднике похожи на людей, идущих против движения конвейера. Правда! Шахтеры — все-таки отчаянный народ. Силенкой и характером они напоминают мне моряков. В молодости я служил на Тихоокеанском флоте… Как же! С Урала многих туда отправляют.
На деляне стариков-старателей Ветлугин и Анна пошли к насосной будке, а Уваров свернул к яме открытого забоя, в которую скатывалась по канату с высокой эстакады новенькая вагонетка. Человек семь забойщиков, покуривая, ожидали в яме. Старик Савушкин в празднично-новой рубахе при широком ремне похаживал у эстакады, по-хозяйски посматривая кругом. Все было начеку.
— Ишь, как ты подтянулся, — настоящий красноармеец! — сказал Уваров старателю, шутливо ухватив его под ремень. — Здорово, товарищи! Что-то вы плохо поправляетесь на молочке?
— Мы его уже не пьем, — сказал Савушкин. — Это питье нам не по вкусу пришлось.
Уваров прищурился:
— Почему?
— Да так уж… — неопределенно ответил Савушкин. — Оно тоже не совсем полезно, это самое молоко. С непривычки особенно. Бруцеллез еще какой-то в нем имеется…
— Ну?
— Ну вот, я и говорю: не полезно!
— Полезней спирта ничего нет, — ввернул свое слово старик завальщик, стоявший наверху эстакады, сложив на животе костлявые тяжелые руки и с хитрой, по-ребячьи озорной усмешкой смотревший на Уварова. — Молоко, оно иной раз скисается, а спирт сроду нет!
Раздался взрыв такого смеха, что Уваров не выдержал и тоже рассмеялся.
— Над чем вы потешаетесь? — спросила подошедшая Анна.
— Чудят наши старики! Корову-то они, похоже, продали.
— Продали, — деловито уже, с самым серьезным видом подтвердил Савушкин. — Не ко двору пришлась: то у ней молоко не спущается, то мышки ее давят. Скотина нежная, за ней уход да уход нужен. Где нам!
— Жалко, — сказала Анна. — Сами себя обижаете.
Полная вагонетка поднялась наверх, с шумом посыпалась земля, проваливаясь сквозь люк на промывальный прибор — вашгерд.
Старатели второй смены заинтересованно столпились вокруг. Савушкин, побледнев от волнения, встал на свое место мониторщика. Под самый потолок навеса ударил столб воды из монитора, распался радужно сияющим облаком и снова сквозь эту расцвеченную утренним солнцем водяную пыль забил одной струей, кипенно-белой и ровной. Лица старателей так и осветились радостью, но, когда мощная струя ударила в комья породы, разламывая и перевертывая их, когда полетели вниз выбиваемые ею увесистые камни, все старики сразу заволновались.