Собрание сочинений. т.1. Повести и рассказы
Шрифт:
— Марго, родненькая!.. Что с вами? Успокойтесь! Анна, неси валерьянку!
Но Марго справилась. Поднялась бледная, сжав губы.
— Нет! Нет! Ничего не надо, спасибо! Мне очень тяжело! Такое ужасное время. Мне всякие ужасы чудятся. Извините, я пойду прилягу.
Доктор довел ее до комнаты. Вернулся в столовую.
— Молодо-зелено, — сказал он на вопросительный взгляд жены, — трогательно видеть такую любовь. Эх-хе-хе!
Он взял газету. Открыл любимый отдел — местная хроника и происшествия. Сощурился.
— Знаешь,
— Какой Орлов?
— Да наш чекист знаменитый!
— Что ты говоришь?
— Представь себе! Поймали вчера на вокзале. Понесу-ка газетку Маргоше. Пусть отвлечется немножко.
Мягко ступая войлочными туфлями, доктор подошел к двери и постучал.
— Вот, голуба, возьмите газетку. Развлекитесь немножко злободневностью.
Высунувшаяся в дверь рука артистки взяла газету.
Доктор ушел. Бэла подошла к столику и небрежно бросила газету. Грязноватый лист перевернулся, и среди мелких строчек выросло:
«АРЕСТ ОРЛОВА»Бэла не сделала ни одного движения. Только руки ухватились за столик. Буквы заползали червями. Она села, закрыв глаза.
Вдруг вскочила и схватила лист.
— Как вчера? Вчера, 14-го… Вчера? Но вчера Орлов был дома и сегодня утром еще был дома… Что за чепуха?.. Но ведь его нет! Нужно не медлить. Сейчас же к Семенухину!
Пальцы рвали пуговицы мохнатого пальто. Трудно было надеть модную широкую шляпу, она все время лезла набок.
Бэла выбежала в переднюю. Встретила доктора.
— Вы куда, Марго?
— Ах, я не могу сидеть дома, — почти простонала Бэла, — я уверена, что Леон у одного знакомого. Поеду туда! Если даже не застану, мне на людях будет легче.
— Ну, ну. Дай бог! Только не расстраивайтесь вы так. Ничего с ними не случится. Не убьют и не арестуют, как Орлова.
Бэла нашла силы, чтобы ответить, смеясь.
— Бог мой, какое сравнение! Леон же не большевик!
На улице вскочила в пролетку. Извозчик ехал невыносимо медленно и все время пытался разговориться.
— Я так, барыня, думаю, насчет властев, что всякая власть, она чистая сволоча, значит. Потому, как скажем, невозможно, чтобы всех людей заделать министрями, и потому всегда недовольствие будет и, следовательно, властев резать будут…
— Да поезжайте вы без разговоров! — крикнула Бэла.
Люди на улицах с удивлением наблюдали утром, как десять солдат, с винтовками наперевес, вели по мостовой, грубо сгоняя встречных с дороги, хорошо одетого человека, шедшего спокойно и с достоинством.
Арестованный был необычен для белых. Люди уже твердо привыкли, что при большевиках водят в чеку хорошо одетых, а при добровольцах замусленных и запачканных рабочих или курчавых
Поэтому праздные обыватели пытались спрашивать у солдат о таинственном преступнике, но солдаты молча тыкали штыками или грубо матерились.
Конвой свернул в переулок. Орлов, выспавшийся и пришедший в себя, зорко осмотрел дома. Его ввели в парадное, заставили подняться по лестнице и в маленькой комнатке с ободранными обоями сдали под расписку черноглазому хорошенькому прапорщику.
Посадили на скамью, рядом стали двое часовых. Прапорщик, очевидно новичок, с волнением и сожалением посмотрел на него.
— Как же вас угораздило так вляпаться? Ай-ай! — сказал он почти грустно.
Орлов посмотрел на него, и его тронуло мальчишеское сочувствие.
— Ничего! Бывает! Я долго здесь не останусь!
Прапорщик удивился.
— Что, — вы хотите удрать? Ну, у нас не удерешь! У нас дело поставлено прочно! — сказал он с такой же мальчишеской гордостью, — не нужно было попадаться! Сейчас доложу о вас капитану Тумановичу!
Орлов осмотрелся. В комнате стоял письменный стол, два разбитых шкафа, несколько стульев и скамья, на которой он сидел. Окно упиралось в глухой кирпичный брандмауэр. Он хотел подняться и посмотреть, но часовой нажал ему на плечо.
— Цыц! Сиди смирно, сволочь!
Орлов закусил губы и сел. Через несколько минут прапорщик вернулся.
— Отведите в кабинет капитана Тумановича!
Солдаты повели по длинному пыльному коридору, и Орлов внимательно считал количество дверей и повороты. Наконец, часовой раскрыл перед ним дверь, на которой висела табличка с кривыми, наспех написанными рыжими чернилами, буквами:
«Следователь по особо важным делам капитан Туманович».
Капитан Туманович неспешно и размеренно ходил по комнате из угла в угол и остановился на полдороге, увидя входивших.
Он подошел к столу, сел, положил перед собой лист бумаги и тогда сказал часовым.
— Выйдите и встаньте за дверью, — и, обращаясь к Орлову: — Вы бывший председатель губчека Орлов?
Орлов молча придвинул стул и сел. У капитана дрогнула бровь.
— Кажется, я не просил вас садиться?
— Плевать мне на вашу просьбу! — резко сказал Орлов, — я устал! Он положил локти на стол и начал в упор разглядывать капитана.
У Тумановича было вытянутое исхудалое лицо, высокий желтоватый прозрачный лоб и игольчатые, ледяные синие глаза. Левая бровь часто и неприятно дергалась нервным тиком.
— Я мог бы заставить вас уважать мои требования, — сказал он холодно, — но, впрочем, это не имеет значения. Будьте любезны отвечать: вы — Орлов?
— Во избежание лишних разговоров считаю нужным довести до вашего сведения, что ни на какие вопросы я отвечать не буду! Напрасно трудитесь!