Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы
Шрифт:
Этой зеленью они вписывали фамилии в графы, наведенные на мохнатую, в заусеницах, бумагу.
Равнодушные пули и стремительный тиф вычеркивали только что вписанные фамилии, и не успевала слипшаяся земля осесть над телами вычеркнутых, как чудесно оборванная и беспечная новая смена героев, пускала память о своих предшественниках на ветер колючими клочками махорочного дыма из козьих ножек, испещренных бледно-зелеными каракулями.
Остатки дивизии стояли в болоте.
Рыжая рвань шинелей висела изумительными лохмами на застывших телах. Винтовки,
Шестьсот глаз сумрачно любопытных смотрели на середину болота, где высился в седле начдив, окруженный комсоставом.
Начдив был торжественно суров и прекрасен гордой красотой нищего.
Облезлая финка с висящими ушами тщетно старалась зацепиться за скомканные вихры громадной и упрямой головы с профилем кондотьера Коллеони.
Поповская шуба, перепоясанная ремнем, на котором висел бесстыдно голый маузер, свисала оборванными полами к ногам, упертым в стремена.
Ноги топырились берестой новых лаптей. Негреющее малярийное солнце блестело на бересте.
Шестьсот глаз, глубоко ушедших под брови, с мрачной ревностью смотрели на веселый блеск бересты.
Шестьсот ног, завернутых в портянки и обрывки шинелей, обутых в деревянные сандалии карфагенских воинов Ганнибала, сумрачно топтались на побурелой траве.
Грязные, разукрашенные багрянцем утренника пальцы ног, торчавшие наружу, казались в траве поздними осенними ягодами.
Начдив перегнулся с седла к двум закутанным в оренбургские платки бабам, поддерживавшим зеленобородого слепого мужика. Бабы стояли возле начдива, вытирая вспухшие носы рукавами ватных кофт. По рукавам тянулись жидкие полосы слизи.
Начдив сказал бабам несколько слов, выпрямился и тронул шпорой, привязанной к лаптю, живот своего коня.
Конь сделал резкий прыжок вперед. Конь начдива выпадал из общего стиля эпохи и армии. Трудными и несказуемыми путями раздобыл начдив Волобуев коня «Пигмалиона». Тонкая, белая кожа араба нервически дрожала на прекрасном корпусе Пигмалиона. Он плыл как гордый белизной и старой кровью лебедь под начдивом в поповской шубе и новых лаптях.
Коня Пигмалиона знала вся армия. Начдив Волобуев знал цену своему коню и только пуля или стремительный тиф могли бы снять его с рваного японского седла.
Шестьсот глаз не отрывались от тонких бабок Пигмалиона, от его брызгавших комьями грязи копыт. Дивизия знала, что в каждом шаге коня начдива приближается смерть.
Начдив остановил коня перед серединой строя. Его пустые от устали и боевой, тяжелой славы зрачки обежали строй. Он откинул назад большую отяжелевшую голову.
— Бойцы, — сказал начдив Волобуев, хрипло и жадно. — Бойцы! Это что ж за хреновина выходит? Мы, которые бьющиеся за беднейшего крестьянина и нашу республику… и вдруг курица, раздави вашу мать! Позор тем пачканым рукам, которые свернули глотку несчастной куре и принесли горе этим неповинным женщинам, которые позади меня обливаются слезами. Я не могу этого потерпеть, бойцы. Питаю надежду на вашу геройскую сознательность, а говоря прямо, выходи, сукин сын! Неси седало на ножках суды! В два счета!
Шестьсот глаз уперлись в запекшуюся траву. Мы молчали. Мы все были героями, мы все
— Ну, — сказал начдив, — докладываю вам, бойцы, что мне долго стоять посереди болота маленький резон, но все же я на моем прекрасном коне и мне на холод с третьего этажа. А вас я продержу, дорогие товарищи, в болоте до той поры, пока холод не подберется до подлого живота, набитого курой, и все одно узнаю. Кажите лучше сразу.
Шестьсот глаз поднялись от травы и вперекрест пробежали по рядам. Пятьсот девяносто восемь уперлись требовательно и грозно в два помутнелых дрожащих зрачка.
По рядам порхнул бесшумным полетом совы шепот.
Дрожащие зрачки завертелись, и человек, вытолкнутый из строя, как пробка из бутылки с квасом, вылетел на кочку впереди строя. Винтовка выпала из его руки.
Начдив Волобуев прищурил бровь.
— Бойцы, подберите оружие, — сказал он спокойным хозяйским тоном и чьи-то руки подняли винтовку и отерли ствол рукавом шинели.
Начдив усмехнулся:
— Джафер! Свиное ухо! Кормленый волк до лесу тянется. Не боец ты, а дыра с граблями, и сейчас дам я пример моей боевой дивизии, что доблестно заработала шелковое красное знамя, как не нужно курей воровать… Десять шагов вперед!.. Шагом марш!..
Человек шатнулся и, автоматически выбросив ногу в синих рваных галифе, пошел, осторожно ступая на кочки.
Мы знали этого человека, мы расстреляли рядом с ним немало патронов в сумасшедших и сказочных боях героической рвани. Он перебежал к нам от Шкуро под Воронежем. Татарин, родом из Гагр, он дрался с нерусской, дикой и безрассудной храбростью. Он был хорошим бойцом и добрым товарищем.
Он остановился в двух шагах от медленно раскачивавшейся тонкокостной головы Пигмалиона. Пар из ноздрей коня струйками бил в его посерелое лицо.
Желтый, короткий кожушок странно съежился и сгорбился на его спине, и кубанка слезла набок. Но не это притянуло к нему с неслыханной силой внимание строя. Словно впервые мы, замотавшие ноги в портянки и обрывки шинелей, шлепавшие деревянными сандалиями по ржавой воде петербургских болот, увидели на ногах Джафера совсем целые, еще не потерявшие лоска желтые хромовые сапоги.
Взгляды строя уперлись в кривые ноги Джафера, дыхание людей стало вдруг тяжелым, жадным и горячим. Я чуть повернул голову вправо и увидел лицо своего соседа Никитки. Его бабьи румяные щеки напружились, губы выпятились, точно искали теплые сосцы материнской груди, прозрачные, наполненные жадностью и грузом единственной мысли зрачки стыли на желтом хроме сапог, аккуратно вставших на верхушку кочки.
— Никитка, — шепнул я испуганно.
Он вздрогнул и повернулся ко мне. Лицо его исказилось ненавистью.
— Молчи, — прошептал он, трудно дыша, — молчи, сволочь!
И опять устремил глаза вперед.
Я посмотрел туда же, и вот мне стало казаться странное. Что человека нет, что в болоте стоят одни желтые сапоги и к ним неотвратимо с пугающей и жестокой силой потянуло мою волю и мое сознание.
Начдив снял с плеча свой прославленный мексиканский карабин, не ведавший пустых выстрелов. Брови его сошлись, как два черных червяка на садовой дорожке.