Собрание сочинений. т.2.
Шрифт:
Дом, в котором жил Дуглас, был с виду незатейлив и строг. Весь первый этаж занимали конторы; в этих больших, холодных и голых комнатах, заставленных одними лишь почерневшими сосновыми столами, находилось целое скопище служащих. Роскошь не проникала в эту канцелярию, где царили необычайная деловитость и какая-то суровая благопристойность. Здесь чувствовалось присутствие человека, который ни разу не позволил себе увлечься радостями жизни.
Прослужив двенадцать лет у некоего нотариуса Имбера, Дуглас лет десять тому назад стал его преемником. В то время это был еще молодой, умный и живой человек, страстный делец,
С первых же дней обязанности нотариуса показались ему слишком узкими. Он был прирожденным банкиром, руки его были созданы, чтобы ворочать крупными капиталами. Нотариальная контора с ее спокойными операциями, с ее нерушимыми, почти патриархальными порядками нисколько не подходила к его характеру биржевого игрока. Он чувствовал, что попал не в свою колею, ибо все природные влечения побуждали его пускать в оборот доверенные ему деньги. Он не мог примириться с ролью бескорыстного посредника и бросился в тот лихорадочный и азартный промысел, который впоследствии привел его на скамью подсудимых.
В каких-нибудь несколько месяцев он оплатил свою должность, причем никто толком не знал, откуда у него взялась нужная сумма, а затем развил бешеную деятельность. В предельно короткий срок его дела значительно расширились. Он раскрыл настежь двери своей конторы и, создав себе клиентуру, которая росла с каждым днем, возглавил марсельских нотариусов. Дуглас действовал очень просто: никогда никому не отказывал, откликался на все просьбы; у него всегда водились деньги для тех, кто хотел их занять, и он всегда мог предложить выгодное помещение ценностей тем, кто вверял их ему. Поэтому в его конторе установился значительный денежный оборот.
Быстрый успех Дугласа вначале всех несколько удивил. Говорили о неосмотрительности, считали, что молодой нотариус продвигается чересчур поспешно и берет на себя непосильное бремя. Кроме того, средства, к каким он прибегал, чтобы противостоять требованиям, вытекающим из непрерывного роста его дел, были не совсем ясны. Но Дуглас успокоил всеобщую тревогу простотой своего образа жизни. Его считали очень богатым, а он по-прежнему одевался скромно, не выказывал ни малейшей тяги к роскоши, не допускал никаких развлечений. Каждый знал, что он непритязателен, плохо питается, ведет нищенскую жизнь. При всем том он был весьма благочестив и щедр на подаяния, ходил в церковь и простаивал на коленях всю службу. Так снискал он себе репутацию высоконравственного человека, и репутация эта крепла изо дня в день. В конце концов он прослыл образцом святости и чести. Имя его произносилось с уважением и любовью.
Чтобы добиться всего этого, ему понадобилось каких-нибудь шесть лет. Шесть лет стоял он во главе марсельских нотариусов; ни в одной парижской конторе не было такого оживления, как у Дугласа, и не велось такого количества дел. Богатые люди почитали за честь иметь нотариусом этого богобоязненного и скромного человека — истинный сосуд добродетелей. Дворяне и духовенство оказывали ему поддержку; в конце концов и торговый люд слепо поверил в его
Ему было в то время около сорока пяти лет. То был крепкий, коренастый, склонный к полноте человек. Лицо его, всегда тщательно выбритое, было матово-бледным; оно выглядело неживым, светились одни глаза. С первого взгляда нотариус производил впечатление причетника, ставшего банкиром. Под кроткой внешностью угадывалось глухое подспудное клокотанье: кровь, должно быть, сильно и неровно пульсировала в жилах этого богатыря, который, казалось, еще спал непробудным сном. В протяжном голосе Дугласа порою звучали громовые раскаты; они выдавали внутренний жар и озноб, потрясавшие его.
В любое время дня нотариус неизменно находился у себя в кабинете — большой, холодной и бедно обставленной комнате. И всегда кто-нибудь дожидался его в прихожей — либо священник, либо монахиня. Впрочем, дверь дома никогда не запиралась, так что можно было легко проникнуть к самому хозяину. Охотно, даже слишком охотно, выставлял он напоказ свое милосердие, презрение к роскоши и суровую простоту нрава.
Мариус был искренне расположен к этому непритязательному человеку; добродетели его подкупали юношу. Он любил бывать у Дугласа.
В тот день, покончив с делами г-на Мартелли, молодой человек нерешительно произнес:
— Напоследок, сударь, я хотел бы поговорить с вами по личному делу… Боюсь только показаться назойливым…
— Что вы, дружок, — сердечно откликнулся нотариус, — рад услужить вам… Я ведь уже однажды предлагал вам свою помощь и открыл перед вами двери дома.
— Памятуя о вашем любезном предложении, я хотел бы обратиться к вам с просьбой, если только вы не забыли того, что сказали мне несколько месяцев назад.
— Я сказал вам, что возможность заработать в компании со мной немного денег зависит целиком от вас. Я буду счастлив оказать услугу такому малому, как вы, конечно, заручившись вашим твердым согласием… Все, сказанное тогда, остается в силе и сегодня.
— Благодарю и принимаю, — коротко ответил Мариус, тронутый откровенностью и великодушием Дугласа.
А тот, услышав ответ молодого человека, задрожал от радости. С живостью повернул он свое кресло и предложил собеседнику стул.
— Садитесь и поговорим, — сказал он. — Я могу уделить вам не больше пяти минут… Люблю таких молодых люден: неутомимых и решительных… Не представляете себе, как я счастлив, что вы обратились ко мне и тем самым позволили быть вам полезным.
Дуглас улыбался, каждое слово его звучало лаской. Он продолжал:
— Дело в следующем… так как не все мои клиенты проживают в Марселе, мне пришлось извернуться, чтобы наладить с ними связь. В моем распоряжении много поверенных, которые уполномочены представлять интересы отсутствующих лиц и управлять их состоянием. Когда кто-нибудь из моих клиентов, по той или иной причине, не может лично заниматься своими делами, он вручает мне незаполненную доверенность и предоставляет право подыскать порядочного человека, который добросовестно выполнял бы его полномочия. Знаю, вы малый работящий, честный, и я предлагаю вам представлять двух-трех землевладельцев, чьи доверенности находятся у меня. Нам остается лишь проставить ваше имя, и вы будете получать пять процентов со всех проведенных вами операций.