Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена
Шрифт:
— Как мило, что вы приехали! — воскликнула она. — Вы, как я вижу, ранняя птичка. А здесь во всем доме пока только я одна и проснулась.
Я сказал, что для парижанки это очень похвально. Но она, смеясь, возразила:
— Правда, я здесь всего только пять дней. Первые пни я встаю чуть ли не с петухами… Но пройдет неделя, и меня одолеет привычная лень; в конце концов я начну просыпаться в десять часов, как в Париже. Однако сегодня я еще настоящая деревенская жительница.
Никогда еще она не казалась мне такой обворожительной. Торопясь выйти в сад, она только небрежно подколола волосы и накинула первый попавшийся
— Знаете, куда я сейчас шла? — продолжала она. — Посмотреть на вьюнки — вон на той беседке. Говорят, рано утром, пока они не закрылись на солнце, они очень красивы. Мне садовник сказал. Вчера я опоздала, так надо успеть сегодня… Пойдемте со мной?
Мне очень хотелось предложить ей руку, но я понимал, что это было бы смешно. Она побежала вперед, словно школьница, вырвавшаяся на волю, и вдруг вскрикнула от восторга: вся беседка сверху донизу была увита вьюнком; это был целый каскад колокольчиков самых разнообразных оттенков, от ярко-розового до лилового и нежно-голубого, и в каждом сверкали жемчужные капли росы. Перед нами словно ожила причудливая, изящная, прелестная в своем своеобразии картинка из японского альбома.
— Вот и награда тем, кто рано встает, — весело сказала Луиза.
Она вошла в беседку и села на скамью; видя, что она подобрала юбки и подвинулась, чтобы дать мне место, я осмелился сесть рядом. Я очень волновался; мне хотелось ускорить события, взять ее за талию и поцеловать. Я прекрасно понимал, что так грубо ухаживать за женщиной может разве что какой-нибудь унтер, соблазняющий горничную. Но ничего лучшего я просто не мог придумать, и эта мысль все сильнее овладевала мной; я чувствовал, что мне не удержаться от искушения. Не знаю, поняла ли Луиза, что творилось со мной, — она не поднялась со скамьи, но лицо ее стало строгим.
— Давайте сначала поговорим о делах, — сказала она.
У меня звенело в ушах, я должен был сделать над собой усилие, чтобы слушать. В беседке было темно и довольно прохладно. Золотые лучики солнца пронизывали листву, белый пеньюар Луизы был весь усеян солнечными бликами, словно какими-то золотыми яичками.
— Ну, так как же наши дела? — спросила она тоном сообщницы.
Я стал рассказывать ей о перемене, которую нашел в отце. Целых десять лет он возмущался новыми порядками, запрещал мне и думать о том, чтобы хоть как-то служить республике, а теперь в тот же вечер, как я приехал, дал мне понять, что у молодого человека моих лет есть обязанности по отношению к своей стране. Я подозреваю, что это его обращение дело рук тетушки. Чувствуется, что здесь не обошлось без участия женщины. Луиза слушала меня, улыбаясь. А когда я кончил, сказала:
— Три дня назад я была в гостях у соседей и встретилась там с господином Вожладом… Мы с ним очень мило побеседовали. — И она с живостью продолжала: — Вы ведь знаете, что выборы в воскресенье? Вам уже сейчас нужно начинать кампанию. И если ваш отец согласится нам помочь, успех моему мужу обеспечен.
— А господин Нежон сейчас здесь? — спросил я, чуть-чуть поколебавшись.
— Да, он приехал вчера вечером… Но сегодня утром вы его не увидите: он поехал в сторону Гоммервиля, завтракать к одному
Она встала, а я еще секунду сидел неподвижно; теперь я совершенно определенно жалел, что не поцеловал ее в шею. Когда еще удастся очутиться в таком укромном уголке, в столь ранний час наедине с ней, едва проснувшейся, полуодетой? Но теперь было слишком поздно; я так ясно чувствовал, что ее только рассмешит, если я вдруг паду перед ней на колени на сырую землю, что решил отложить объяснение до более благоприятного случая.
К тому же в конце аллеи показалась приземистая фигура Гошро. Видя, что мы с Луизой выходим из беседки, он усмехнулся. Потом, подойдя к нам, стал шумно восторгаться тем, что мы встали так рано. Сам он только что поднялся.
— А Берта как спала? — спросила Луиза.
— Ей-богу, не знаю; я еще ее не видел, — ответил он.
И, заметив, что меня это удивляет, пояснил: если его жену утром потревожить, у нее весь день будет болеть голова. Поэтому они и спят в разных комнатах; так удобнее, особенно в деревне. И он спокойно заключил самым серьезным тоном:
— Жена обожает спать одна.
В это время мы пересекали площадку перед домом, и мне вспомнилось, какие игривые истории рассказывают о жизни в таких поместьях. Я уже видел в воображении приют изысканного разврата, я представлял себе, как по темным коридорам, босиком, без свечи, крадется любовник к даме сердца, как та его ждет в укромной спальне, дверь в которую приоткрыта. Пресыщенные парижанки черпают в подобных приключениях новое наслаждение и, пользуясь деревенской свободой, оживляют любовную связь, которая в Париже была вот-вот готова порваться. И тут вдруг я наяву увидел то, что мне только что пригрезилось. В дверях показалась Берта, а за ней мой друг Феликс, оба вялые, сонные, несмотря на то что встали так поздно.
— Вы не больны? — заботливо спросила Луиза у приятельницы.
— О нет, просто, знаете, на новом месте спится не очень покойно… А потом на заре птицы так заливались!
Я пожал Феликсу руку. И не знаю почему, когда я увидел, какой улыбкой обменялись дамы на глазах Гошро, который, сутулясь, с благодушным видом что-то насвистывал, я вдруг подумал, что Луиза не может не знать обо всем, что творится у нее в доме. Ну конечно же, она слышит ночью мужские шаги в коридоре, слышит, как тихо и осторожно отворяются и затворяются двери, чувствует дыхание страсти, исходящее из темного алькова и проникающее сквозь стены. Ах, почему там, в беседке, я не поцеловал ее в шею! Она бы не рассердилась, раз она потворствует таким делам. И я уже прикидывал, в какое окно мне лучше влезть, когда я ночью приду к ней. Окно налево от входной двери было низко от земли, оно показалось мне удобным.
В одиннадцать часов был подан завтрак. Позавтракав, Гошро отправился к себе вздремнуть. Перед этим, разоткровенничавшись, он мне рассказал, что боится, а вдруг его не переизберут, и поэтому хочет провести недели три в округе и попытаться завоевать симпатии избирателей. Дядю он уже навестил и теперь собирается погостить в Мюро; все в департаменте поймут, что он с семьей Нежон в самых лучших отношениях, и это, по его мнению, поможет ему получить побольше голосов. Из его слов я понял также, что он был бы очень рад приглашению моего отца. К сожалению, блондинки, по-видимому, не в моем вкусе.