Собрание сочинений. Т.4.
Шрифт:
— Нам еще надо выбраться на этот путь, — сказал Ояр. — Мы собирались перейти фронт к северо-западу от Тукума, а где мы сейчас? Хочешь не хочешь — придется сделать крюк, пока не выйдем на Кулдигское шоссе.
— Крюк, это что… — пробормотал Акментынь.
Марта наблюдала за ними и удивлялась тому, как спокойно эти люди обсуждали создавшееся положение, — как будто вражеское окружение было для них самым привычным, обыкновенным делом. Когда она сама об этом думала, ее дрожь брала, хотя никто не мог назвать ее трусихой.
Когда
— В уездном исполкоме думают, что я сегодня буду в Берзмуйже. Они на меня надеются… думают, я начну работать.
Ей ответил Ояр:
— В исполкоме, — если им удалось выбраться из Тукума, — слишком хорошо понимают, что ни в какую Берзмуйжу вы попасть не могли. А когда попадете — это зависит от обстановки на фронте. Не беспокойтесь, вас никто ни в чем упрекать не станет.
— А может быть, Берзмуйжа еще в наших руках? — попробовала спорить Марта. — Тогда мне надо быть там.
Ответ на ее сомнения дал некоторое время спустя вернувшийся с донесением наблюдатель.
— Товарищ командир, со стороны побережья только что проехали по дороге три самоходных орудия, — доложил он Ояру. — Похоже, «фердинанды».
— Вот вам и Берзмуйжа, — сказал Ояр Марте. — Уже «фердинанды» идут оттуда, а вы еще хотите одна отвоевать ее. Нельзя отрицать, задора в вас много. Такие люди пригодятся в нашем отряде.
— Что же мне теперь делать? — Марта, видимо, немного растерялась.
— Побудете пока с нами, — ответил Ояр. — А там поглядим, может быть удастся переправить вас обратно…
Так Марта Пургайлис временно стала членом партизанского отряда. Рута и Марина поделились с ней своей одежонкой. Переодевшись, Марта уже ничем не отличалась от любой крестьянки.
Открытые места они переходили ночью, а когда попадали в лес, то шли и днем. Отдохнут несколько часов, забравшись подальше в чащу кустарника или в старую картофельную яму, и опять идут дальше — через всю Курземе на запад.
О еде особенно заботиться не приходилось: на полях было достаточно свежих овощей — картофеля, гороха, — и не было большого греха, если изголодавшиеся люди иногда срывали несколько яблок или лакомились морковью курземцев. В лесах хватало и ягод и грибов, а в одном месте, вдали от дороги и крестьянских дворов, Кришу Акментыню посчастливилось подстрелить самца-козулю.
На четвертый день они достигли одного из тех памятных мест, где летом 1941 года Ояр и Акментынь останавливались на ночлег. И именно здесь надо было случиться несчастью: Марта Пургайлис вывихнула ногу. Общими усилиями Акментыня, Руты и Марины ногу удалось вправить, но опухоль и боль не проходили.
— Наверно, неправильно повернули сухожилие, оно и не может стать на место, — с авторитетным видом рассуждал Акментынь. — Это все пройдет, если дня три полежать,
— Тогда вам всем придется делать остановку, а я этого не желаю, — сказала Марта.
— Что ж теперь делать? — взволнованно заговорила Рута. — Нельзя ведь бросить тебя одну в лесу.
Ояр согласился оставить с Мартой несколько партизан.
— После они нас догонят. Место сбора им известно.
— Не надо, товарищ Сникер, — сказала Марта. — Вы идите своей дорогой, а я не малый ребенок. Немного отдохну и через несколько дней пойду за вами. Что мне сделается? В Курземе сейчас полно видземцев. Я тоже могу сказать, что убежала сюда, когда Красная Армия стала подходить к нашей волости.
— А документы?
— Скажу, что потеряла или обокрали. Я найду, что сказать.
— Сначала разведаем, чем пахнет в окрестностях, не очень ли душно? — сказал Акментынь. — Половина видземских кулаков убежала в Курземе, да еще сколько народу немцы насильно пригнали. Ояр, тебе не кажется знакомой вон та усадьба?
— Как будто…
— Помнишь, что со мной однажды случилось? Зашел я во двор попросить чего-нибудь поесть, а там полно немцев. Счастье, что такой сообразительный хозяин попался. Повернул дело так, будто я его батрак, набросился на меня с руганью и сразу погнал в хлев навоз выбрасывать.
— Это я помню, — оживился Ояр. — Я бы не прочь повидать того крестьянина.
— Ничего нет проще. — Акментынь по привычке погладил усы, хотя они в этом не нуждались. — Это и есть та усадьба.
— Неизвестно только, там ли еще хозяин.
— Вот это я и хочу выяснить. Для нее, — он многозначительно кивнул в сторону Марты, — это будет прямо спасением.
— Только, пожалуйста, поосторожнее, — сказал Ояр. — Как бы опять не наскочил на немцев.
— Договорились. — Акментынь скрылся за деревьями. Сначала он сделал порядочный крюк лесом, чтобы в соседних усадьбах не видели, откуда он появился, затем вышел на дорогу и метров триста — четыреста прошагал обратно.
Спокойно, как обыкновенный прохожий, которому захотелось попить, Акментынь вошел в ворота усадьбы. Он пропал почти на полчаса; Ояр уже стал за него беспокоиться, когда в воротах снова показался Акментынь и рядом с ним еще один человек. Они что-то говорили друг другу, потом Акментынь снова зашагал по дороге и тем же манером вернулся в лес.
— Есть такое дело, — молодцевато доложил он. — Сразу узнал, разбойник, даже напоминать не пришлось. Обрадовался, что я жив-здоров и разгуливаю по белу свету. Дома у него сейчас никого из чужих нет, но неизвестно, долго ли удастся отделываться от постояльцев: волостной староста все время нажимает, чтобы принял на постой нескольких кулаков из Видземе. Да, пока в Тукуме немцы, находятся еще такие дураки, что едут сюда с самого севера Латвии. Многих сами немцы пригоняют.