Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки
Шрифт:
Пёс даже хвостом не помахал хозяину, остановился только.
Вошли в конюшню.
Ручной лось стоял в простом лошадином стойле. Он ласково положил свою длинную горбоносую голову на плечо дяде Мише, дал ему почесать за ухом.
— Алька-то добряк, — сказал дядя Миша. — Хотите покормить его? Вот его еда.
В углу конюшни была навалена целая куча каких-то веток и прутиков. Маша принялась кормить лося. Сашка тоже взял прутик и подумал: «Наверно, сладкие».
Сгрыз кусочек коры
— Что? Не нравится? — улыбнулся дядя Миша. — А вот лосям да зайцам первое угощение. Осина это. Ну идёмте, теперь полезем в небо.
Он вышел из конюшни и повёл детей к вышке.
Немножко страшно было подниматься со ступеньки на ступеньку по крутой деревянной лесенке без перил. Но лесенка была не такая уж большая. Дядя Миша поднимался последним и, когда Сашка и Маша вылезли на площадку, сказал:
— Стоп! Станция Вальдшнепинская! Вот смотрите: мы уже немножко над вершинами деревьев и видим то, что видит лесной кулик вальдшнеп, когда он несётся весенним вечером над лесом. С такой высоты эти долгоносики высматривают себе между кочками подружек.
Сашка удивился: отсюда лес оказался совсем не таким густым, как это казалось с земли. Деревья стояли не сплошь, а вразбивку. За небольшой их кучкой открылась поляна. На ней среди белого снега, коричневых кочек и зелёных ёлочек блестел ручей.
— Кто это, кто это? Пеструшка? — вскрикнула Маша. — Вот там, на поляне.
И правда, среди кочек убегала какая-то пёстрая зверюшка.
— Не узнала? — рассмеялся дядя Миша. — Да ведь это заяц.
— Ну да — заяц! — не поверил Сашка. — Зайцы пёстрые не бывают. И такие маленькие.
— Не такой уж маленький: ведь мы высоко. А пёстрый потому, что линяет сейчас. Это беляк. Он скоро совсем серый будет.
Зверюшка повернулась боком, стало видно, как она на бегу падает передом, подкидывает задом, — тут и Сашка признал в ней зайца.
За поляной лес стоял стеной, и, указывая на него, дядя Миша сказал:
— Вот до этого леса считается у нас сад, хоть и без забора. Тут где хотите можете бегать, не спрашиваясь.
— А дальше опасно? — спросил Сашка.
— Ну, какие там опасности, опасного там ничего нет. Просто тут, в саду, вас всегда можно с крыльца позвать, а дальше — настоящий лес, там вас и не докличешься. Да ещё и заблудитесь с непривычки-то.
— Теперь вот здесь смотрите, — сказал дядя Миша, поворачиваясь и широко обводя рукой поля, деревушку среди них. — Это наш колхоз, речка Змейка, она ещё подо льдом. В неё наш ручеёк Робейка впадает — вон как весело бежит. А Змейка впадает вон в то большое озеро. Мы летом как-нибудь поедем туда рыбу ловить.
За деревней и пегими полями было громадное
— Ну, поехали дальше — на станцию Глухариную.
— Почему Глухариная? — спросила Маша, храбро поднимаясь со ступеньки на ступеньку.
— Глухарь-то, правда, птица наземная, — говорил дядя Миша, шагая вслед за детьми. — Обыкновенно в полдерева летает. Но бывает взлетит на такую высоту — еле-еле дробью с земли достанешь — и дует прямиком, куда ему надо. С такой высоты ему уже всё видно — где болото моховое, где осинник.
И правда, со второй площадки раскрылся перед детьми широкий кругозор. За лесом — болото, потом опять лес, вырубка с отдельными, как колья торчащими, прямыми соснами, с кучкой голых деревьев на пригорке.
— На пригорке осинник, — сказал дядя Миша. — Громадные старые деревья, а отсюда кажется — прутики. Осенью туда слетаются чёрные мошники-глухари — щипать в вечерней тишине дрожащий на длинных корешках осиновый лист. На болоте глухари едят клюкву, на вырубках — ягоды шиповника, малинку, бруснику.
— Там за вырубкой и живёт шатун? — спросила Маша.
— Нет, людоедова царства отсюда ещё не видно. Летим на следующую станцию — на Коршунову. Оттуда покажу.
Здорово страшно было влезать на третью лесенку. Сашка не смел оглядываться. Смотрел вверх только и удивлялся, что белые острова облаков, медленно проплывающие в небе, нисколько не стали ближе.
Долез до площадки и совсем оробел: сам стал маленьким, точно птичка, а всё кругом отодвинулось так далеко. И так много пустоты было вокруг.
Маша влезла за Сашкой, прижалась к нему и схватила за руку, Маша дрожала.
— Коршун да ворон высоко парят, — продолжал, ничего не замечая, дядя Миша. — Глаза у них замечательные: каждую зверюшку с такой высоты видят. Заметит где-нибудь дохлятинку ворон, сейчас крылья подберёт — и вниз. А за ним другие вороны и коршуны издали следят. Как увидят, что братишка нырнул, сейчас к нему со всех сторон слетаются. Прямо диву даёшься, как живо все они собираются на падаль. А вон дальний-то лес: это и есть Глушь, царство шатуна. Вон там Ванюшкина изба чуть белеется, видите?
Дальний лес казался совсем чёрным. Детям стало ещё страшней. Они не видели, где белеется Ванюшкина изба, но не просили им показать.
— А за Глушью, — говорил дядя Миша, — виднеется увал — словно бы обрыв береговой. С четвёртой площадки и с другой стороны увидите такой же. Весь Зелёный Дол между такими возвышенностями, оттого так и называется: дол, долина. Тут и в самом деле, верно, долина какой-то древней ледниковой реки, лет, может быть, с миллион, как она высохла. А вот с этой стороны…