Собрание сочинений. Том 1
Шрифт:
К Ольге подошел Хаяси, крепко пожал ее руку.
— Кажется, я возвращаюсь в Японию, — сказал он по-английски. — Я буду помнить вас. Вы много сделали для наших ребят.
Ольга не успела ему ответить, раздался властный металлический голос Шлегеля:
— За стол! Варвара Ильинична, слово!
Гости, не договорив о делах, шумно усаживались за стол и, поглядывая на Варвару, приступали к еде. Сидеть, ничего не делая, они были не в состоянии.
Варвара Ильинична встала, засучив рукава и оглядывая затихший стол.
Вот сидят рядом безусые и седые, командиры и председатели, подпольщики и рыбаки, и за каждым из них стоят люди-товарищи и
Разве угадаешь, кто останется, кто погибнет! Но нет печали в их глазах, нет усталости в их движениях. Это сидят большевики, старшие люди на новой земле, сильные люди, их и смерть не касается.
— Выпьем за советскую власть, что она из нас сделала! — сказала Варвара. — За советскую власть!
Помолчала, подумала:
— Да вот за тех, кого еще нет с нами, кого завтра увидим, — и кивнула в сторону окна.
За окном на узкой и шумной улице неистовствовал народ.
Кто там пел и кричал острым и нервным голосом?
Кто в эту ночь увидел будущее?
Слово Варвары Ильиничны было таким, после которого уже ничего не следует говорить.
Понемногу гости стали стихать, успокаиваться, заговорили о фронте.
С разбега ударившись о советские рубежи, война как бы разлетелась осколками. Дрались в Японии, дрались в Шанхае, корейские мужики жгли помещиков, а маньчжурские захватывали города, раздробленные советскими авиадесантами.
Японские армии, отскочив от советских рубежей, уходили к югу, в дебри Китая, поднимая десятки маленьких уездных войн, зовя к себе монголов, обещая великое счастье китайским магометанам и натравливая уезд на уезд, генерала на генерала, купца на купца.
Начинался великий пожар Востока.
Но за японцами двигались устные агитаторы Ван Сюн-тина, железнодорожные партизаны Ю Шаня, отряды Чэна, и кто-то строил уже заводы и на изуродованных войной танках пахал освобожденную землю, еще мокрую от крови.
— И-их, если б цемент был! — завистливо вздохнул Ван Сюн-тин в самый разгар военных суждений.
Все за столом опять встрепенулись. Шлегель, чтобы отвлечь гостей от деловых бесед, дал слово Ю Шаню.
Светало. Зарево утра окрасило стол и сидящих за ним. Усталые лица покрывались румянцем рассвета и казались от этого еще взволнованнее и возбужденнее.
Война стояла перед всеми, и все думали лишь о ней, о ней одной, о гвоздях и сражениях, о пиломатериалах и соли.
Но было сегодня поздно для речей о войне, и Ю Шань захотел сказать просто о дружбе.
— Осуда! — громко сказал он, как перед фронтом. — Ты много лет воевал вместе с нами за Маньчжурию, за Китай, за Корею. Теперь я хочу отдать тебе долг.
Луза переводил его слова русским, Шуан Шен передавал корейцам. Осуда повторял слова Ю по-японски.
— Возьми меня и владей мной до смерти, как мы владели тобой, — произнес он, и за столом повторяли эти слова: «Владей мной до смерти, как мы владели тобой», Луза — русским, Осуда — японцам, Шуан Шен — корейцам, Демидов — нанайцам, Шлегель — монголам. — Где моя родина? Вот она: это Луза, Чэн, ты. Родина всегда со мной. Рука моя легкая и голова счастливая. Русская земля не приняла меня в могилу, китайская отдала Корее, корейская
— Да ты опять не помрешь! — крикнул плачущий Луза. — Чорт родной, ты…
— А не помру — пойдем жить дальше! — ответил Ю, ударив кулаком по столу. — Наша земля большая.
Каждый подумал в ту минуту о себе.
Смерть любого из них путала сметы, ломала планы, коверкала движения человеческих судеб. Какие-то грузовые составы приостановятся на пути, какие-то люди будут долго ходить и недоумевать, за что им приняться, какие-то важные мысли, зародыши новых дел, не дойдут до тех, кому предназначались. И вместе с тем смерть каждого из них была великой организационной силой. Из великих корней их жизни, славной подвигами, смерть, как солнце, вызывала к жизни новые ростки за ростками. И чем величавей была их смерть, чем страшнее был их подвиг, тем величавее и радостней начиналась жизнь следующих за ними. Она облегчала свершение будущих подвигов, учила будущей жизни и создавала философию красоты и чести для тех, кто был сегодня еще младенцем. Эти люди знали, как жить, знали, как умереть.
Подумал о себе и я.
Подумав, увидел я час своего сражения, тот ярый час, когда решится общий смысл моей жизни, ее последний радостный вздох. Увидел высоты Ляотешаня, с которых открывался обеспокоенный Порт-Артур. Под белым облаком парашюта я шел на землю с воздуха.
Все теплее и пахучее становился голубовато-зеленый вечер, и все спокойнее и взрослее делалась суетливая душа моя.
Внизу, на земле, давно уже, видно, шло сражение, потому что я снижался, окруженный вежливым свистом пуль и эхом орудийных взрывов. Потом, вблизи земли, до меня долетели крики людей, чужие, незнакомые звуки команды, чужой шум, чужое движение масс, и я понял: настал миг моего сражения. Я снижался маленьким бомбардировщиком, и мое сражение могло быть коротким. Я освободил бомбу, прикрепленную к поясу, затем вторую. В их недолгом пожаре еще успел увидеть я, как побежали в стороны маленькие люди в чужой одежде, японцы, и услышал грохот других бомб, брошенных моими соседями в воздухе.
«Ура, ура!» — раздалось внизу.
Я освободил третью, и последнюю, бомбу. Земля была совсем под ногами. Она взлетела навстречу мне осколками тел и клубами дыма, насыщенного кровью. Острая дрожь яростного азарта веселой радостью охватила меня. «Когда сражаешься — надо побеждать», — еще успел подумать я и слился с жаром и грохотом боя, шедшего на земле, слился с тучами, с солнцем, с песнями. Низкий ветер рванул меня в сторону. Я поплыл, как воздух боя, к морю, над родными полками Шершавина…
Август 1934 г. — апрель 1936 г. — октябрь 1948 г.
На востоке
(о моей книге)
Теперь, когда я вижу свою книгу в журнале и уже выступаю не в качестве автора, а в качестве читателя, я невольно думаю, какое множество важных и интересных вещей оставил я в стороне. Так, путешествуя по неизвестному краю, всегда хочешь побывать и в его столице, и в его колхозах, и на его стройках, и на его курортах, и бываешь искренне огорчен, когда время и маршрут суживают ознакомление.