Собрание сочинений. Том 1
Шрифт:
— Это было только предположением, — сказал Буиссон, никого еще не успев разглядеть.
Молодой Тибо, сидевший на гребне передвижной лестницы, махнул ему книгой.
— Еще бы это свершилось! — патетически крикнул Дюма. — Еще бы, молодой человек!
На площади Согласия мчались пожарные части и бегом собирались саперные роты. Земля была так изрыта для баррикад, что снаряды противника разрывали канализационные трубы. Стояли мутные лужи. Шла вонь.
Маляр, раскачиваясь в деревянной люльке
Притянув к себе за ворот куртки Марата, Дюма спросил его:
— Этот вот, что пришел — шпик?
— Друг нашего молодого. Художник. Скоро будем выставлять его работы.
— Ах, вот как, — облегченно и покровительственно произнес Дюма. — Ну, молодо-зелено. Правда?
За окном, на улице,
С’est la canaille, Et bien j’en suis, [29] —29
Это чернь.
Ну что ж, я буду с ней (франц.).
пропели школьники. Несколько шустрых голов прильнуло к стеклу входных дверей. Одна из них, рыжая до неправдоподобия, высунула язык сидящим в лавке. Другая пропищала взволнованно:
— Они, как рыбы в аквариуме. Смотри, вот же, это прямо сом.
Они захохотали, не стесняясь продолжать свой саркастический осмотр.
— Эй, лангусты, омары, эскарго свежие! — прокричал рыжий, подражая голосу знакомого рыбника.
— И это дети! — с печальным бешенством сказал Дюма. — Вы слышали их?
— Ты каким образом здесь, я не ожидал тебя, — сказал Буиссон молодому Тибо.
— Случайно и ненадолго. На день, на два. Послушай, Буиссон, съездим поглядеть одну очаровательную библиотечку? — спросил молодой Тибо. — Там, кстати, и с десяток полотен.
— Все равно, — кивнул Буиссон и прошел поздороваться за перегородку со стариком и узнать, как дело с его картинами, которые были в лавке уже несколько дней.
— Ты знаешь, вопрос мой решен, — сказал ему старик. — С воскресенья прекращаю эту идиотскую читку газет. Какая-то биржа. Что? Да и, конечно, — не мое это дело.
Тут Мишю вошел доложить о сделанных лавке поутру предложениях.
— Приносили бумаги Ламбера, — сказал он, — того, что убит при Бюзенвале. Проект путешествия на Северный полюс.
— Вот это наше дело. Это купить, — распорядился Тибо.
— И предлагают этюды к «Саломее» Реньо, тоже, который убит.
— Купить, купить, — сказал хозяин.
Молодой Тибо и художник вышли на улицу.
— Посоветуй-ка отцу купить все материалы и вещи искусства, осиротевшие после Бюзенваля, — сказал Буиссон с тяжелым и злым увлечением. — Это будет
— Коллекция не принесет ни одного су прибыли.
— Зато она покажет, что такое наша цивилизация.
— А, да, это может быть. Но ведь ты знаешь, у нас с отцом нет существенных возражений ни против войны, ни против гильотины. Убийство — естественное право, и смертная казнь вполне законна. Война тем более. Однако, — молодой Тибо движением плеч сбросил с себя ил руку накидку, — у меня, должно быть, извращенные инстинкты, потому что мне все-таки противно видеть пролитие крови.
Школьники прошли толпой на осмотр музея.
Раззл, даззл, хоббл, доббл! Сис! Бум! А! Викториа, Викториа! Ра! Ра! Ра!— В этих непонятных словах весь героизм революции, — сказал молодой Тибо. — Ра! Ра! Ра! Ты что-нибудь понимаешь?
Буиссон, не отвечая, спросил его:
— Это что, твоя статейка обо мне в «Свободных суждениях»? Она подписана очень безличным именем. «А. Франс», но я сразу угадал тебя по ушам.
Тибо улыбнулся без всякого, впрочем, смущения.
Буиссон продолжал:
— Статейка, конечно, дурацкая. Но можешь приписать себе честь моего превращения — я сегодня ухожу в Национальную гвардию.
Он помолчал.
— Все мои куски, что на выставке у вас в лавке, — прошу великодушно, очень прошу, сердечно — прими для той коллекции. Вот. И можешь мне не кланяться с этого момента. Понял?
— Едва ли мы встретимся, — сказал Тибо, — я уезжаю. И ты совершенно зря злишься, Буиссон.
Но Буиссон круто повернулся в сторону и оставил его одного.
Моиз дождался освобождения Франсуа Файзуллы, несмотря на поздний час. Квитанция финансовой комиссии и приеме залога упала на грудь ювелира, как букет цветов, брошенный поклонником.
— Сколько я стою? — не глядя на бумажку, спросил Файзулла.
— Ай, это же случайность, — Моиз конфузливо отделался от ответа, — это такая случайность, как в комиссионном депо. Не надо волноваться.
— Но ты, Моиз, я вижу, таки купил меня, — растроганно и, пожалуй, даже обиженно сказал ювелир. — Сроду ты не имел такой покупки, Моиз, не будем в этом сомневаться.
В кордегардии нужно было расписаться в трех или четырех местах. На улице, у дверей, стояло развесистое, в кудрявых завитушках ландо. Старые лошади, едва поднимая ноги, степенно били копытами о мостовую, повторяя смолоду усвоенный жест молодцеватости и щегольства. Но лошади были стары и только могли, что куражиться стоя.