Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович
Шрифт:
«Хорошо бы посоветоваться с ним, показать ему черновые варианты, поделиться планами, почитать, а он сидел бы и слушал». Даже при одной мысли о такой возможности становилось радостно.
День уже клонился к вечеру, когда она возвращалась. Воздух, свежий и чистый, был наполнен терпкими запахами спелых трав и листьев, тронутых увяданием. Ольга быстро шла, торопясь попасть домой раньше Ивана Ивановича, счастливая сознанием своей причастности к окружающему и тем, что много сделала сегодня.
С какими людьми удалось
Ее сапожки и походный мужской костюм были запачканы глиной, светлые волосы растрепались. Подойдя к центру прииска, раскинувшегося на несколько километров, она извлекла из нагрудного кармана крохотное зеркало и начала приводить в порядок прическу, стерла землю со щеки, поправила воротник ковбойки… И вдруг совсем близко услышала голос Таврова.
Перепрыгнув через канаву на обочину шоссе, окаймленную кустами ольхи и шиповника, Ольга глянула вниз… За выступами обомшелых камней, меж которых поднимались сохнущие метелки иван-чая, окутанные кудреватым серебряным пухом, на старой береговой тропе, проложенной еще первыми чажминскими старателями, она увидела Таврова рядом с пожилой крупной некрасивой женщиной. Это была санитарка, доставившая недавно столько огорчений и волнений Ивану Ивановичу.
— Теперь я попробую обойтись без костылей, — говорил Тавров взволнованно. — Подержите их, нянюшка!
Ольга вцепилась обеими руками в мешавшую ей ветку и, почти не дыша, следила за первыми шагами дорогого ей человека. Он шел неуверенно, опасаясь крепко ступать на ногу, недавно освобожденную от гипсового сапожка. Может быть, его пугали простор вечернего неба, радостно рдевшего над ним, и сама прекрасная, но еще опасная возможность двигаться без опоры и поддержки.
Ольга видела его лицо, чуть улыбающееся и удивленное, лицо ребенка, начинающего ходить. Сходство довершала нянюшка в белом халате, озабоченно глядевшая на своего питомца и тихонько шагавшая за ним с костылями в руках, чтобы в любую минуту прийти на помощь.
Но он шел все увереннее, почти не хромая, и не заметил Ольгу, скрытую кустарником, а у нее перехватило вдруг дыхание, и она отступила. Ветка, высвободившись из ее рук, еще долго покачивала легкое золото своих листьев над красными ягодами неподвижного шиповника.
— Я человек прямой, — часто говаривал Скоробогатов.
Его самоуверенность,
Игорь Коробицын просто боялся Скоробогатова, но, когда тот поставил на днях вопрос о невыгодности нового метода использования топлива на электростанции, Игорь со всем пылом заступился за проделанную им работу. Скоробогатов, будучи побит техническими расчетами, не теряясь, сказал:
— Мое дело — проверить. Я в этом отношении, как профессор, выступающий против при защите диссертации. Ваша обязанность — защититься и убедить меня в своей правоте. Мое дело — не механизмы, а человек, который этими механизмами управляет. Мне нужно вникнуть в самую сущность человеческой души.
Коробицын сразу стушевался перед проникновением в его сущность и снова стал побаиваться секретаря райкома.
С таким привычным чувством робости он вошел в солидно обставленный кабинет Скоробогатова, заранее отыскивая и взвешивая свои возможные погрешности.
Скоробогатов разговаривал по телефону.
— Да, да, секретарь райкома! Пора бы знать, — говорил он, кося одним глазом на вошедшего.
Потом голос его еще повысился.
Игорь осторожно снял соринку с праздничного костюма и, ступая на цыпочках, отошел к дальнему окну.
— Если ты не выполнишь, то имей в виду, что у тебя не два партбилета, а один, — и тот отберу, — строго говорил Скоробогатов. — Надо понять… смотри! — грозил он минуту спустя. — Ты идешь против партии.
У беспартийного Игоря заныло под ложечкой, и он нервным движением поправил галстук. Ему уже хотелось, чтобы разговор по телефону продолжался дольше, но в трубке как раз заглохло, и после встряхиваний и сильных продуваний она была энергично положена на место.
— И того не можете, — язвительно сказал Скоробогатов, уставясь немигающим взглядом на Игоря. — Механики! Инженеры! Второй день мучаюсь с телефоном…
— Сейчас же пришлю монтера, Никанор Петрович.
— Присылали уже! — Скоробогатов махнул рукой и, достав платок, крепко вытер раскрасневшееся лицо и лысину.
С минуту он, поджимая тонкие губы, глядел на нерешительно подошедшего Игоря, затем, кивнув чисто выбритым подбородком на кресло, спросил:
— Что у вас происходит?
Игорь едва присев, неловко и готовно подскочил:
— Где?
— Ну, у вас… Там… Вы все крутитесь около жены Аржанова, — грубовато пояснил Скоробогатов. — Все эти интеллигентские штучки для примера далеко не поучительны. Забываете о рабочей среде. Сплошные выпады против морали.
«Какие выпады? Что он выдумывает?» — подумал Игорь.
— Я не допущу разводить безобразия! — продолжал Скоробогатов.
— Позвольте! — прервал его удивленный Игорь. — При чем же здесь я?