Собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
— Итак, джентльмены, — невозмутимо резюмировал Второй Валет, словно ему только что огласили бесстрастное решение некой законодательной инстанции, — мы должны полностью отмести от себя всякий сентиментальный вздор и подойти к этому вопросу как деловые люди. Единственный разумный шаг — немедля собраться и уходить с заявки.
— А Старик? — осведомился Судья.
— Старик… Тихо! Он идет.
В дверном проеме, заслоняя свет, возникла легкая, быстрая фигура. Это и был пятый компаньон, известный под прозвищем Старик. Стоит ли добавлять, что это был зеленый юнец лет девятнадцати,
— Ручей так вздулся, что пришлось взобраться на иву и перемахнуть на эту сторону по воздуху, — проговорил он с заразительным смехом. — Но все равно, ребята, будьте уверены: от силы час — и погода прояснится. Над Лысой горой тучи редеют, а на пике Одиноком уже блестит солнце на снегу. Глядите-ка! И отсюда видно. Точь-в-точь будто Ноев голубь только что сел на горе Арарат. Это доброе предзнаменование.
С приходом Старика все — просто так, по привычке — на мгновение повеселели. Однако при последней фразе, этом беззастенчивом проявлении постыдного суеверия, они вновь исполнились справедливой суровости и обменялись красноречивыми взглядами.
— Таких предзнаменований у нечистого пруд пруди, — с безнадежным видом буркнул себе под нос Грубый Помол.
Однако Старику не терпелось договорить, и он не обратил внимания на этот недобрый прием.
— Думается, я открыл золотую жилу: нового бакалейщика из Брода. Обещал отпустить Судье в долг пару сапог, правда, доставить их сюда он не может, но так как Судье их все равно надо примерить, по-моему, будет не такое уж одолжение со стороны Судьи сходить за ними самолично. И еще посулил отвалить нам бочонок солонины и мешок муки, при условии, что мы дадим ему пользоваться нашей отводной канавой и расчистим ее нижний конец.
— Для китайца работенка — не для белого человека, да и ухлопаешь дня четыре, — вставил Первый Валет.
— Ну, один белый человек расчистил добрую треть всего за пару часов, — с торжеством возразил Старик. — Это я о себе. Взял у него в кредит кирку, приналег, не откладывая, и все это успел за одно утро, а ему сказал, что остальное вы, братцы, доделаете сегодня к вечеру.
Едва заметным жестом Первый Валет остановил сердитый возглас, готовый сорваться с уст Второго.
Ничего этого Старик не заметил и, с отеческой заботой нахмурив свое гладкое молодое чело, продолжал:
— Тебе, Грубый Помол, нужны новые брюки, но он одежды не держит, так что надо будет раздобыть холстины и скроить самим. На бобы, что он мне ссудил, я в другой лавке выменял табачку для Первого Валета, да еще уломал хозяина дать в придачу новую колоду карт. А то ваша совсем истрепалась. Нам понадобится хворост для растопки, так в лощине его целая куча. Кто сходит принесет? Судье вроде очередь, а? Постойте-ка, что это с вами?
Только сейчас он заметил ледяную сдержанность своих компаньонов. Он обратил на них свой юношески-прямой взор; они беспомощно переглянулись. А у него первое же чувство было тревога за них, первое побуждение — оградить и помочь. Он быстро окинул их взглядом: все налицо и, кажется, в своем обычном виде.
— Что-нибудь стряслось с заявкой, — предположил он.
Не глядя
— Заявка вышла в тираж, и фирма вышла в тираж, и чем скорей мы из этой истории выпутаемся, тем лучше. Хотя, — добавил он, поворачиваясь к Старику, — если тебе так уж приспичило остаться, если ты хочешь работать, как паршивый китаец, и зарабатывать, как китаец, и перебиваться подачками лавочников из Брода, — пожалуйста: можешь жить и наслаждаться пейзажем и Ноевыми голубками в одиночестве. Что до нас, мы решили с этим покончить.
— Но я же не говорил, что хочу остаться, — с озадаченным жестом запротестовал Старик.
— Может, у тебя вообще такие взгляды насчет того, как вести совместно дело, — продолжал Первый Валет, цепляясь для верности за гипотезу, принятую остальными компаньонами, — ну а у нас не такие, и нет другого способа это доказать, кроме как разом положить конец этой глупости. Мы порешили упразднить фирму и попытать счастья в одиночку где-нибудь на стороне. Мы больше не твоя забота, а ты — не наша. А заявку и хижину со всей обстановкой будет, как мы рассудили, справедливо оставить тебе. Чтобы не было неприятностей с лавочниками, мы тут набросали документик…
— По которому я получаю от каждого пятьдесят тысяч долларов тут же на месте, а остальное завещается моим детям, — прервал его Старик с несколько принужденным смехом. — Ясно. Только… — он внезапно запнулся, кровь схлынула с его свежих щек, и он вновь быстро обвел взглядом собравшихся, — знаете, я… до меня как-то не очень доходит, братцы. — У него чуть дрогнули голос и губы. — Может, это у вас игра, так загадайте что-нибудь полегче.
Если у него еще и оставались какие-то сомнения, их рассеял Судья.
— Тебе же, Старик, привалило, можно сказать, небывалое счастье, — доверительно сказал Судья. — Да если б я не обещал ребятам, что пойду вместе с ними, и если бы из-за своих легких не нуждался в помощи лучших медиков Сакраменто, я бы и сам был рад-радехонек остаться с тобой.
— Ведь какое раздолье для молодого парня, а, Старик? Вроде как вступить в жизнь с собственным капиталом. Не каждому парнишке в Калифорнии выпадает такая удача, — покровительственно добавил Грубый Помол.
— Нам-то оно, конечно, тяжеленько придется, сам понимаешь: отдать, как говорится, все, что есть за душой, — присовокупил Второй Валет, — но раз так надо для твоего блага, мы от своего слова не отступимся, правда, ребята?
Лицо Старика вновь залила краска, чуточку более жаркая и густая, чем всегда. Он поднял свою шляпу, аккуратно надел ее на свои каштановые кудри, опустив поля с той стороны, что была обращена к его компаньонам, и засунул руки в карманы.
— Что ж, ладно, — проговорил он слегка изменившимся голосом. — Когда вы уходите?
— Сегодня, — ответил Второй Валет. — Прогуляемся при лунном свете до развилки и как раз часам к двенадцати ночи поспеем на обратную почтовую карету. Времени еще уйма, — с легкой усмешкой добавил он, — сейчас всего три.