Собрание сочинений. Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы
Шрифт:
Для Террапа «необъяснимо» было другое: почему вообще краткость жизни может приводить людей, толпу в ярость. Особенно раздражали его те места, где говорилось, что в людях существует некое внутреннее чувство, что их жизнь ненормально короткая, не надо даже сравнивать, например, теперешнюю продолжительность жизни человека с течением жизни животных или других существ, включая доисторических людей. Самого Террапа, конечно, продолжали пичкать всякими средствами, но в принципе он полагал, что в любом случае продолжительность жизни объективно достаточна. «Почему же доисторические жили меньше слонов или воронов и не бунтовали, а мы живем чуть побольше кошек и вопим? –
Он опять уткнулся в бумаги. В одном докладе писалось о том, что увеличение злобности из-за краткости жизни связано с приближением второго конца мира, конца оставшегося человечества. Этот доклад привел Террапа в тихое недоумение. Он написал: «Арестовать докладчика». Во-первых, как он смеет трезвонить в официальной бумаге о якобы близком втором конце мира, бесповоротном и окончательном?
«Когда я плаваю в бассейне, – думал он, – я не чувствую никакого конца, а в этот момент моя интуиция работает безошибочно. Я проверял много раз. Во-вторых, как он смеет называть наше человечество остаточным? Доисторические были монстры, а мы – нормальное человечество».
И Террап написал дополнительно: «Пытать в секретной тюрьме».
Посмотрел на потолок, на аквариумы.
«Зачем так бояться смерти? – сказал он про себя. – Предположим не самое лучшее: после смерти я стану носорогом. Ну и что? Главное, что я останусь, продолжу жить».
Террап встал и посчитал, что на сегодня хватит. Вечер, как всегда, был посвящен разврату.
Глава 12
Фурзд был озадачен, как искать омст, если даже такая прожженная и умудренная тварь, как Гардиста, не знает, где искать? Он чувствовал, что не врет черная ведьма. «По глазам вижу», – повторял себе Фурзд. Он сидел в своем кабинете, который называл поисковым. Туда стекалась наиболее проверенная информация и тайные указы Террапа. Прочитав последний, Фурзд поморщился и прошипел про себя: «Неужели он не понимает, что Дом первого безумия нельзя, невозможно контролировать?» Отбросив бумагу, Фурзд опять подумал о сверхнаслаждении. И решил, что надо окунуться в свой болотный бассейн, прежде чем что-либо сообразить насчет омста и сверхнаслаждения.
Болотный бассейн был любовью Фурзда, он лелеял его. Вообще вода как вода, но с добавлением реальных болотных элементов, тины, зелени, микрочастиц всяких и маленьких полугадов.
После короткого купания в болотном бассейне Фурзд чувствовал себя особенно блаженно. Он готов был расцеловать Вселенную, и заодно голова его работала лучше. Врачи пытались объяснить это, но не могли, и Фурзд их прогнал. Он вовсе не презирал естественные науки, но для себя предпочитал что-то более радикальное или просто необъяснимое. «Соловушка ты мой», – называла его одна из жен.
«Соловушка» вошел в бассейн и окунулся с головой в тину. Выпорхнул, окунулся, поплыл и через 10 минут вылез весь такой зеленоватый, но бодро-энергичный. Прислуга обтерла третье лицо государства, и он похлопал ее по мордашке, чисто дружественно. Ауфирка словно улетела на небо.
И действительно, его озарило. Он даже хлопнул себя по животу. Обычная привычка в Ауфири. Он вспомнил о распущенности не так давно. Волею Террапа он был назначен главой так называемого бюро по расследованию неведомых проявлений человека. Довольно двусмысленный титул, тем более что и Террапа больше всего раздражало слово «неведомые».
«Все самые жуткие проявления человека мы знаем через секретные службы, например. Но есть еще что-то неведомое… Бр… Бр…» – думал в то время Фурзд. И действительно, были такие думы. Фурзд тогда мысленно извинялся и ставил свою резолюцию на таких докладах: «Засекретить даже от секретных служб». Доклады о «неведомом» поступали редко. Ну, раза два в году, но они впечатляли даже каменных натур. Бюро было распущено, однако Фурзд знал по докладам и один раз встречался с самым изощренным спецом из этого бюро, с неким Крэком. Маленький, толстый, подвижный, средних лет, но лысенький и необычайно веселый – таков был Крэк с виду. Что творилось у него в душе – Фурзд даже не хотел вникать. В докладах, правда, не говорилось ничего о сверхнаслаждении, но кому же, как не им…
Немедленно он потребовал, чтобы к нему вызвали Крэка. Сейчас же.
Пока вызывали, Фурзд быстро просмотрел доклады о семейной жизни в стране. В целом страна всегда отличалась полной хаотичностью. Закон здесь разрешал почти все. Многоженство, многомужество, свободная жизнь во всем ее блеске, свобода детей по отношению к родителям, вполне допускался, к примеру, садомазохизм и так далее – все тонуло в дикообразном хаосе. Существовал только один пень, как говорили в Ауфири, то есть одно недоразумение. Речь о кровосмесительстве, причем в самой худшей форме – дочери с отцом, матери с сыном. Это допускалось, но вызывало хлесткие дебаты в парламенте. Проблема заключалась, конечно же, не в морали, а в обилии кретинов и идиотов, которых порождали такие, пусть «легитимные», связи.
Голоса в парламенте делились: одни требовали запретить, другая часть, наиболее разнузданная, твердила, что народу и так после конца мира осталось немного, пусть, мол, пополняются даже за счет идиотов и кретинов. Раз Понятный создал кретинов, так и нечего думать – заявляла эта сторона.
Такое мнение противная сторона считала бессердечным и указывала, что эти порожденные хаосом в семейной жизни существа – не совсем идиоты, они явно страдали от такой ситуации. Фурзд полагал, что с этим семейным бредом пора кончать. «Не все коту Масленица», – повторял он доисторическую поговорку, точного значения которой не понимал, но гордился тем, что знал ее.
Наконец позвонили и ввели дородного, обшарпанного человека, в котором Фурзд сразу признал Крэка. Крэк покорно сел на указанное ему место и сложил руки на животике, ожидая. Глазки, где-то внутри спокойные, бегали из стороны в сторону.
Фурзд резко и прямо изложил ему суть дела, его секретность, впрочем, далеко не самой высшей категории (за разглашение – расстрел, но отнюдь не четвертование и тому подобное)… Добавил, что хорошо заплатит из своих фондов, если омст будет найден, хотя бы в каких-нибудь извращенных подземельях, или просто будет раскрыт секрет его приготовления.
В кабинете как-то сразу все помрачнело. Фурзд тонко реагировал на такие вещи. Сразу и радикально изменилась аура. «Если бы на поверхность выплыли некрасивые семейные дела, ничего бы не изменилось и никогда не менялось, – подумал Фурзд. – Все оставалось неизменным».
А тут вдруг стало душно от страха и мрака. Крэк тоже уловил перемену, но жирненькие ручки с животика не снял и улыбался, глядя в лицо Фурзду. Невидимый мрак все сгущался и сгущался. Фурзд от напряжения встал. Крэк улыбался, молчал, а потом внезапно сказал: