Собрание сочинений. Том 4. Повести
Шрифт:
— Чисто сделал.
— Заработали себе, дурьи головы.
Первая собака продолжала визжать и кататься по застланной ярким снежком земле. Участковый сверху вниз в упор дважды выстрелил в нее.
Женька одним из первых подскочил к Кистереву.
Его осторожно перевернули на спину. Он лежал, уронив за голову единственную руку, падал снег, и снежинки не таяли на костисто-желтом лбу. Голубые, ничуть не потускневшие глаза успокоенно и важно взирали в небо, куда-то в незримую
Уткин, пригнувшись, обхватив за грудь, Женька бережно придерживая падающую голову, какой-то доброволец из толпы в ногах, обутых в валенки с галошами, медленно, толкаясь, неслаженно понесли тело к сельсовету. Бахтьяров, не сводя разлитых зрачков с разглаженного лица Кистерева, шагал рядом, слепо спотыкался на каждом шагу.
А сзади, плотно сбившись, двигалась толпа — скорбно сморкающиеся, утирающие слезы женщины, среди их платков то там, то сям торчали шапки мужчин. Молчание, шорох одежды, хруст снега под ногами, прерывистое дыхание несущих.
На крыльце сельсовета стоял Чалкин, зябко зарывающийся подбородком в шарф, и надсадно прямой, в распахнутой дошке Божеумов. Толпа, торжественно молчащая, пугающе медлительная, двигалась прямо на них. И они при ее приближении беспомощно зашевелились: Чалкин шагнул было навстречу, остановился, передернул плечами, втянул голову, отступил в сторону. Божеумов потоптался на месте, словно решая, куда деваться, сошел, с крыльца, остолбенело вытянулся.
Бахтьяров первый поравнялся с ними. Распрямил пухлую спину, с натугой повернул крупную голову, бросил отрывисто:
— Пройдите в кабинет. Ждите меня.
Отрывисто, вполголоса.
И Женька понял: обстановка изменилась — с этой минуты Бахтьяров снова хозяин Нижнеечменского района.
Участковый Уткин, не сняв полушубка, занял стол Веры, углубленно сочинял отчет о случившемся.
— «Собак пришлось»… «Аннулировать» — через два «нэ» пишется или через одно?..
Женька следом за Бахтьяровым прошел в кабинет. Чалкин и Божеумов ждали их.
Чалкин при появлении Бахтьярова встрепенулся, уставился тревожным вопросительным взглядом. Божеумов выпрямился и застыл.
Бахтьяров занял место за столом. На кумачовой скатерти — лиловое пятно от пролитых Кистеревым чернил. Чернильный же прибор стоял, однако, на своем месте — стеклянная чернильница на подставке из тусклого мрамора.
Складки на лице Бахтьярова утратили свою рубленую резкость, само лицо — известковость, рыхлое, мятое, старческое, без былой тяжеловесности.
Чалкин заговорил первым:
— Иван Васильевич, что с ним?
— То, что нужно было ждать.
— Но почему это он на улице оказался? Словно сам смерти искал.
— Искал
— Больной человек, ненормальный, — подал голос Божеумов.
Бахтьяров повел в его сторону глазом, холодно ответил:
— Никто вас не собирается обвинять в этой смерти, товарищ Божеумов. Чужой смертью себя оправдывать!
— А я вовсе и не собираюсь оправдываться! — с вызовом возразил Божеумов.
Бахтьяров налег пухлой грудью на стол.
— Я вас позвал не в связи с кончиной Кистерева, а чтобы сообщить свои окончательные решения, к которым пришел в последние дни.
— Да, да, слушаем, — откликнулся Чалкин.
— Я подаю в обком партии официальное заявление, где доказываю, что действовать через бригады уполномоченных — порочный метод. Как вы понимаете, я постараюсь мотивировать это.
Божеумов хрустнул переплетенными пальцами на колене. Чалкин озадаченно глядел и молчал.
— Я буду настоятельно просить обком, — продолжал Бахтьяров, — оставить на местах те скудные резервы хлеба, заготовку которых вы производите сейчас.
— Тэ-эк! — протянул Божеумов. — Никак не новенькое. Ну, а еще чем вы нас обрадуете?
— Еще буду решительно требовать немедленного освобождения Глущева, Вот мои решения. Ваше дело — согласиться или протестовать.
— И вы еще думаете, что мы можем согласиться с вами? — спросил Божеумов.
— Лично вы — не думаю. Нет! А бригада… Не все в вашей бригаде такие, как вы, Божеумов. Многие, наверное, тяготятся выпавшими обязанностями. Что вы скажете, Чалкин?
Чалкин сосредоточенно помаргивал под очками, соображал.
— Я протестовать не намерен, — сказал он негромко.
— Что-о?! — удивился Божеумов.
— То, что ты слышал, голубчик. Не буду протестовать!
Бахтьяров пожал губами, покачал головой.
— Этого мало, Чалкин, — устало, без напора, произнес он. — Не протестовать, но и не поддерживать. Ни на той, ни на другой стороне… Не получится! Вы участник событий, Чалкин. Вам придется выбирать позицию.
— Наша позиция выбрана. И не нами!.. — возвысил голос Божеумов. — Вы запамятовали, Бахтьяров, что мы посланы сюда с готовым заданием!
— Да, вы правы — приехали с готовым заданием, столкнулись с жизнью, вынуждены решать: выполнить это кем-то придуманное задание или отказаться от него?
— Вот именно — отказаться, сдать позиции! — выкрикнул Божеумов.
— Слышите, Чалкин, как мы недовольны вами — и я, и Божеумов, оба. Довольны ли будут другие?