Собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
На участке колхоза «Руки прочь» доделывают последние метры. Председатель колхоза ободряет народ:
— Кто первый закончит, тому, говорят, артистку выдадут. Такой разговор сегодня был.
— А моя старуха кому пойдет? — едко спрашивает старик.
— Э-э, не лично, не лично!.. Колхозу дают, отец!
— Я всегда говорил: с этой водой одна забота, — тихо шепчет старик соседу. — Артистку дают, думаешь, зачем?.. Чтобы ей театр построить. А театр зачем?.. Чтобы там концерты давать, кто отстал или там
Вдруг он роняет кетмень, сердится.
— Что с тобой?
— Сердце зовет лечь.
— Ты! Зря отпустивший бороду! — бежит к нему председатель. — Цифру ломаешь!
Старик машет рукой.
— Ну вас! Им тоже надо дать немножко работы, — кивает на санитаров. — Их цифра совсем в хвосте стоит.
— Ты человек, преисполненный большой хитрости! — говорит ему председатель. — Если больной, зачем пошел?
— Красиво поешь, а песни нет, — отвечает старик. — Если из-за одной артистки театр строить, может из-за одного меня больницу построят. Кто знает?..
И вот собирается пышный народный той. Расчищена огромная поляна. Врыты столбы вокруг нее. На столбы поднимают свернутые ватные халаты, смочив их керосином. Это освещение. «Администратор» тоя — Ризаев — верхом на коне распределяет места по кругу.
Длинным шестом указывает он места колхозов.
Первые ряды ложатся, вторые сидят на корточках, третьи — на ящиках, четвертые стоят, пятые и дальше — на автомобилях и арбах.
Амфитеатр из человеческих голов.
Собираются карнаиры, певцы, дойриеты (играющие на бубнах).
Публика возбуждена.
Тихий радостный вечер Узбекистана нежно переходит в сумерки цвета красного вина, слегка разбавленного водою.
Идут повара и поварихи с мисками. Над ними плакат:
«Шурпа колхоза Молотова».
Несут блюдо с пловом. Мальчуган гордо поднял плакат:
«Плов колхоза 1 Мая».
Бежит, ощетинившись железными шампурами, вереница людей, ведомая флагом:
«Шашлык колхоза Красная заря».
Участники пира усаживаются в круг.
— Легче два канала сделать, чем такой той организовать, — ворчит старик в новых калошах, гордо прицепивший листок бумаги с надписью «История болезни». Он ни за что не хочет, чтобы его обвинили в мнимой болезни.
Добрых двадцать тысяч составили круг, вспыхнули халаты на столбах, и вот на круг выбегает в старинном малиновом хорезмском костюме, похожая на сказочную птицу, Тамара Ханум.
Дойры взлетают вверх в руках музыкантов. Быстрые тонкие руки их как бы ловят готовый звук в воздухе и подбрасывают его на бубнах.
— Это Тамара Ханум, — кто-то говорит старому щеголю в калошах.
— Что я, слепой? — недовольно огрызается старик.
Молодые ребята, сидящие в первом ряду, снимают с халатов шелковые пояса (а у них поясов по пять) и расстилают их перед собою. Каждый хочет, чтобы она сплясала на его платке — в этом много славы.
Юноши распахивают халаты и бьют ладонями в сердце.
— Не уменьшайся! Будь нашей! — звонко кричат они.
…Выходит в круг соловей Азии — Халима Насырова. Она еще не начала петь. Она ищет кого-то.
— Это сама Халима, — говорят старику в калошах.
— Что я, глухой? — отзывается он.
И она начинает. Нет для узбека большей радости, чем слушать бегущую воду, но Халима — как сказочная река. Она поет хрустальным голосом воды.
Опять снимают юноши пояса, и уже весь круг покрыт шелком.
Тот, на чей платок ступит она, от радости и почета не знает, куда себя девать.
Но Халима глядит на Юсуфа.
И она хочет почтить его песней на его платке… Она, она поет Юсуфу:
Где ты, где ты, мой милый? Выйди ко мне, я жду! Слышишь ли голос песни, Голос любви моей! Сойдутся ли дороги наши, Увидим ли мы вновь друг друга, И запоет ли когда-нибудь арычок На нашем с тобой дворе?Юсуф медленно развязывает свой платок.
Медленно развязывает он шелковый платок-пояс, как бы раздумывая, бросить его в круг или нет.
Бросает. Но Халима не спешит ступить на него. Она медленно приближается к платку, вся поглощенная песней.
И тогда, как пламя на ветру, выносится в круг маленькая хрупкая Фатьма и, споря с голосом Халимы, словно отбирая у нее свою песню, спешит к платку. Халима, стороной обходя платок Юсуфа, приглашает Фатьму ступить на него.
Радостно Фатьма ступает на платок. И тогда Халима зовет глазами Юсуфа. Немногие понимают, в чем дело.
Он выходит. Смолкают и Халима и Фатьма. И глаза добрых десяти тысяч сковывают Юсуфа.
Халима говорит:
— Два человека искали друг друга. Вот они. И нас сегодня на праздник позвали. Пусть наш той их свадьбой будет!
— Жениться не можем, — твердо говорит Юсуф. — Не выходит. Я — колхозник, живу в кишлаке, она — артистка, в город хочет…
— Что ты в своем городе имеешь? — кричат люди Фатьме. — Сто рублей дают, подумаешь, какое дело!
Фатьма пробует оправдаться, но голос ее не слышен.
— На ней жениться — театр открывать надо… — продолжает Юсуф.
— Вот иди к нам в колхоз, — кричит Ризаев. — Построим тебе театр!
— Пока он выстроит, седая станешь, — перебивает председатель колхоза имени Буденного. — Иди к нам, ансамбль готовый. Петь, танцевать, пожалуйста. Трудодни хорошие.
Задумавшегося председателя колхоза имени Калинина теребит за руку старик в фетровой шляпе.
— Председатель, опять лицо свое уронить можем! Слышишь, Ризаев театр дает!
— Кому, отец, кому?