Собрание сочинений. Том 5

Энгельс Фридрих

И все же сними обувь твою с ног твоих, немецкий патриот, ибо ты стоишь на священной земле! Все эти варварские обычаи — это обломки христианско-германской славы, это последние звенья цепи, которая тянется через всю историю и связывает тебя с величием твоих предков вплоть до самых лесов, где жили херуски! Этот затхлый воздух, этот феодальный ил, которые мы вновь обнаруживаем здесь в классически натуральном виде, являются продуктами, издревле свойственными нашему отечеству, и всякий истый немец должен воскликнуть вместе с поэтом:

Ведь это же воздух отчизны!

Он жжет Своею живительной силой

Мне

щеки. Вся эта дорожная грязь —

Навоз моей родины милой!

^[163]

Когда читаешь этот законопроект, то кажется на первый взгляд, будто наш министр земледелия, г-н Гирке, по приказу г-на Ганземана наносит необычайно «смелый удар», будто он одним росчерком пера уничтожает все средневековье, и, разумеется, совершенно безвозмездно!

Однако, если всмотреться в мотивировку проекта, то оказывается, что она начинается как раз с доказательства того, что, в сущности, недопустима безвозмездная отмена каких бы то ни было феодальных повинностей, т. е. со смелого утверждения, которое прямо противоречит «смелому удару».

Между этими двумя видами смелости и лавирует теперь осторожно и предусмотрительно практическая робость г-на министра. Слева — «всеобщее благо» и «требования духа времени», справа — «благоприобретенные права помещиков», посредине — «похвальная идея более свободного развития сельских отношений», воплощенная в стыдливой растерянности г-на Гирке, — что за картина!

Одним словом, г-н Гирке полностью признает, что, в общем, феодальные повинности подлежат отмене только за выкуп. Тем самым сохраняются самые обременительные, самые распространенные, самые существенные повинности или, так как они на практике уже уничтожены крестьянами, они снова восстанавливаются.

Но, — полагает г-н Гирке, —

«если все же отдельные отношения, внутреннее обоснование которых недостаточно или дальнейшее существование которых несовместимо с требованиями духа времени и со всеобщим благом, будут отменены без выкупа, то пострадавшие от этого лица не смогут не признать, что они приносят некоторые жертвы не только во имя всеобщего блага, но и во имя своих собственных правильно понятых интересов, дабы сделать мирными и дружественными отношения между привилегированными лицами и лицами обязанными и тем самым сохранить за землевладением вообще то положение в государстве, которое приличествует ему для блага целого».

Революция в деревне состояла в фактической отмене всех феодальных повинностей. Министерство дела, которое-де признает революцию, признает ее в деревне таким образом, что под сурдинку ее уничтожает. Вернуть целиком старый status quo^{99} невозможно; крестьяне тогда просто-напросто перебили бы своих господ-феодалов — это понимает даже г-н Гирке. Поэтому отменяется широковещательный список незначительных, лишь кое-где существующих феодальных повинностей и восстанавливается главная феодальная повинность, которая выражается одним словом — барщина.

С потерей всех подлежащих отмене прав дворянство жертвует меньше чем 50000 талеров в год, а спасает тем самым несколько миллионов. Более того, как надеется министр, оно помирится таким путем с крестьянами и даже заполучит в будущем их голоса на выборах в палату. В самом деле, сделка была бы недурной, если бы только г-н Гирке не просчитался!

Таким образом были бы устранены протесты со стороны крестьян, а также со стороны дворянства, поскольку последнее правильно понимает свое положение. Остается еще палата, сомнения юридического и радикального крючкотворства.

Различие между повинностями, подлежащими и не подлежащими отмене, которое является не чем иным, как различием между повинностями, не имеющими почти никакой ценности, и повинностями, обладающими весьма большой ценностью, — это различие, чтобы удовлетворить палату, должно получить мнимое юридическое и экономическое обоснование. Г-ну Гирке предстоит доказать, что подлежащие отмене повинности 1) имеют недостаточное внутреннее обоснование, 2) противоречат общему благу, 3) противоречат требованиям духа времени и 4) их отмена, по существу, не является нарушением права собственности, экспроприацией без компенсации.

Чтобы доказать недостаточную обоснованность этих поборов и повинностей, г-н Гирке углубляется в самые темные области ленного права. Он призывает на помощь все «вначале очень медленное развитие германских государств на протяжении целого тысячелетия». Но разве это поможет г-ну Гирке? Чем больше он углубляется в далекое прошлое, чем больше ворошит залежавшийся ил ленного права, тем больше это право дает ему доказательств вовсе

не слабой, а с феодальной точки зрения весьма солидной обоснованности упомянутых повинностей; и несчастный министр только выставляет себя на посмешище, когда изо всех сил старается изложить ленное право в понятиях современного гражданского права, заставляя феодального барона XII века судить и рядить на манер буржуа XIX века.

Г-н Гирке благополучно унаследовал основной принцип г-на фон Патова: безвозмездно отменить все, что вытекает из сеньориальной власти и наследственной крепостной зависимости, все же прочее — лишь за выкуп. Но неужто г-н Гирке думает, будто нужно обладать особой проницательностью, чтобы доказать ему, что вообще все подлежащие отмене повинности точно также «вытекают из сеньериальной власти»?

Излишне, пожалуй, добавлять, что г-н Гирке ради последовательности всюду наряду с феодальными правовыми определениями протаскивает современные правовые понятия и в случаях крайней необходимости всегда апеллирует к ним. Но если г-н Гирке к некоторым из этих повинностей подходит с меркой требований современного права, то непонятно, почему это не делается по отношению ко всем повинностям. Впрочем, тогда барщину было бы, конечно, весьма трудно согласовать со свободой личности и собственности.

Но еще хуже приходится г-ну Гирке с его разграничениями, когда он оперирует аргументом общественного блага и требованиями духа времени. Ведь само собой понятно, что если эти незначительные повинности мешают общественному благу и противоречат требованиям духа времени, то в еще большей степени это относится к таким повинностям, как барщина, отработки, лаудемии и т. д. Или г-н Гирке считает право ощипывать крестьянских гусей (§ 1, № 14) устаревшим, а право ощипывать самих крестьян — отвечающим духу времени?

Далее следует доказательство того, что предусматриваемая законопроектом отмена феодальных повинностей не нарушает права собственности. Доказательство этой вопиющей неправды можно, разумеется, приводить только для видимости, а именно только таким образом, что дворянству путем подсчетов внушается, что эти права не имеют для него ценности, хотя это, разумеется, может быть доказано лишь приблизительно. И вот г-н Гирке с величайшей тщательностью производит подсчет по всем 18 разделам первого параграфа и не замечает при этом, что в той же самой мере, в какой ему удается доказать ничтожность упомянутых повинностей, он доказывает также ничтожность собственного законопроекта. Добрейший г-н Гирке! Как тяжело нам разрушать его приятную иллюзию и растаптывать его архимедовско-феодальные чертежи!