Собрание сочинений. Том 7

Энгельс Фридрих

КРЕСТЬЯНСКАЯ ВОЙНА В ШВАБСКОМ И ФРАНКОНСКОМ РАЙОНАХ (1525 г.)

Из всех отрядов непобежденными оставались теперь только два: хегау-шварцвальдский и альгауский. С ними обоими вел интриги эрцгерцог Фердинанд. Подобно маркграфу Казимиру и другим князьям, пытавшимся использовать восстание для захвата церковных земель и княжеств, эрцгерцог стремился использовать его для усиления могущества австрийского дома. Он вступил в переговоры с предводителем альгауского отряда Вальтером Бахом и хегауского — Гансом Мюллером из Бульгенбаха с целью побудить крестьян высказаться за присоединение к Австрии; однако, хотя оба вожака и оказались продажными, они смогли добиться от своих отрядов лишь того, что альгауские крестьяне заключили с эрцгерцогом перемирие и стали соблюдать по отношению к Австрии нейтралитет.

Хегауцы во время своего отступления из Вюртемберга разрушили ряд замков и стянули к себе подкрепления из владений маркграфа Баденского. 13 мая они двинулись на Фрейбург, 18-го начали его обстрел и 23-го, после того как город капитулировал, вошли в него с развевающимися знаменами. Отсюда они выступили против Штоккаха и Радольфцелля и в течение долгого времени безуспешно вели мелкую войну с гарнизонами этих городов. Оба города, а также дворянство и другие окрестные города призвали на помощь, на основании Вейн-гартенского договора, приозерных крестьян, и бывшие

повстанцы из приозерного отряда в количестве 5000 человек двинулись против своих союзников. Настолько сильна была местная ограниченность этих крестьян! Так поступить отказалось лишь 600 человек, которые хотели примкнуть к хегауским крестьянам, но их перебили. Между тем хегауский отряд, побуждаемый подкупленным Гансом Мюллером из Бульгенбаха, уже снял осаду; за этим немедленно последовало бегство Ганса Мюллера, и большая часть отряда разошлась. Оставшиеся укрепились на Хильцингенском склоне, где и были 16 июля разбиты и уничтожены стянутыми тем временем войсками. При посредничестве швейцарских городов с хегаускими крестьянами был заключен договор; это не помешало, однако, властям арестовать в Лауфенбурге Ганса Мюллера и, несмотря на его предательство, обезглавить его. В Брейсгау от крестьянского союза отпал теперь и Фрейбург (17 июля), пославший против крестьян войска; однако и здесь благодаря слабости княжеских военных сил 18 сентября был заключен договор в Оффенбурге^[249], условия которого были распространены и на Зундгау. Восемь шварцвальдских объединений и клетгауские крестьяне, которые еще не были разоружены, подняли новое восстание, вызванное тиранией графа фон Зульца. В октябре повстанцы были разбиты. 13 ноября шварцвальдцы вынуждены были заключить договор^[250], а 6 декабря пал Вальдсхут, последний оплот восстания на Верхнем Рейне.

После ухода Трухзесса альгауцы возобновили действия против замков и монастырей; энергичными репрессивными мерами они мстили за опустошения, произведенные союзными войсками. Им противостояли немногочисленные войска, которые в состоянии были предпринять только отдельные небольшие набеги, но не могли следовать за повстанцами вглубь лесов. В Меммингене, державшемся в общем нейтрально, в июне вспыхнуло движение против патрициата, которое было подавлено лишь благодаря тому, что поблизости случайно оказалось некоторое количество союзных войск, успевших во-время прийти на помощь патрициату, Проповеднику и вождю плебейского движения Шаппелеру удалось бежать в Санкт-Галлен. Крестьяне подступили к Меммингену и хотели было начать пробивать брешь, как вдруг до них дошло известие о том, что Трухзесс из Вюрцбурга выступил против них. 27 июня они двинулись двумя колоннами ему навстречу через Бабенхаузен и Обергюнцбург. Эрцгерцог Фердинанд еще раз попытался привлечь крестьян на сторону австрийского дома. Основываясь на заключенном им с крестьянами перемирии, он потребовал, чтобы Трухзесс прекратил дальнейшее наступление против них. Однако Швабский союз приказал Трухзессу напасть на крестьян, прекратив лишь грабежи и поджоги. Но Трухзесс был слишком расчетлив, чтобы отказаться от своего первого и важнейшего военного средства, даже если бы он смог обуздать своих ландскнехтов, приученных к непрерывным кровавым эксцессам на всем пути от Боденского озера до Майна. Крестьяне в количестве 23000 человек заняли позицию позади Иллера и Луибаса {Современное название: Лёйбас. Ред.}. Трухзесс расположился против них с 11000 человек. Позиции и того и другого войска были очень сильны; конница не могла действовать на лежащей впереди местности, и если ландскнехты Трухзесса превосходили крестьян своей организацией, военными припасами и дисциплиной, то альгауцы насчитывали в своих рядах много бывших солдат и опытных начальников и имели многочисленную, хорошо обслуживаемую артиллерию. 19 июля союзное войско открыло канонаду, которую обе стороны продолжали и 20-го, но без всякого результата. 21-го к Трухзессу присоединился Георг фон Фрундсберг с 3000 ландскнехтов. Он знал многих из крестьянских предводителей, служивших под его командой во время итальянских походов, и завязал с ними переговоры. Там, где бессильны были военные средства, пришла на помощь измена. Вальтер Бах и ряд других начальников, а также канониры поддались подкупу. Они подожгли все имевшиеся у крестьян запасы пороха и побудили отряд предпринять обходное движение. Едва успев выйти из своих укрепленных позиций, крестьяне попали в засаду, устроенную Трухзессом по предварительному сговору с Бахом и другими изменниками. Их способность к сопротивлению была ослаблена еще и тем, что начальники, предатели, покинули их под предлогом рекогносцировки и находились уже на пути в Швейцарию. В результате две крестьянские колонны были совершенно рассеяны, третьей, находившейся под начальством Кнопфа из Луибаса, удалось все же отступить в порядке. Она заняла позицию на Колленберге у Кемптена, где и была окружена Трухзессом. Но и здесь он не отважился на открытое нападение; он лишил ее подвоза припасов и старался ее деморализовать, приказав поджечь около двухсот деревень в окрестностях. Голод и вид их пылающих жилищ принудили, наконец, крестьян к сдаче (25 июля). Более двадцати человек было немедленно казнено. Кнопфу из Луибаса, единственному предводителю этого отряда, не изменившему своему знамени, удалось бежать в Брегенц; но здесь он был арестован и после продолжительного заточения повешен.

Этим закончилась Крестьянская война в Швабии и Франконии.

VI

Немедленно после первой вспышки движения в Швабии Томас Мюнцер снова поспешил в Тюрингию и в конце февраля или в начале марта поселился в вольном имперском городе Мюльхаузене, где его партия была наиболее сильной. Он держал в своих руках нити всего движения; он знал, какая буря назревает повсеместно в Южной Германии, и решил сделать из Тюрингии центр движения для Северной Германии. Он нашел в высшей степени подготовленную почву. Сама Тюрингия, главный очаг реформационного движения, находилась в состоянии крайнего возбуждения; соседние области — Гессен, Саксония и район Гарца — были также подготовлены к всеобщему восстанию: материальная нужда угнетенных крестьян сыграла в этом не меньшую роль, чем имевшие широкое хождение революционные религиозные и политические доктрины. Именно в Мюльхаузене вся масса мелкого бюргерства примкнула к крайнему, мюнцеровскому, направлению и с нетерпением ждала момента, когда можно будет показать высокомерному патрициату силу своего численного превосходства. Чтобы вспышка не произошла до наступления благоприятного момента, самому Мюнцеру пришлось выступить с призывами к спокойствию; но его ученик Пфейфер, здешний руководитель движения, был уже настолько скомпрометирован перед властями, что не мог дольше задерживать взрыва, и Мюльхаузен совершил свою революцию уже 17 марта 1525 г., еще до начала всеобщего восстания в Южной Германии. Старый патрицианский совет был свергнут и управление передано в руки вновь избранного «Вечного совета», председателем которого стал Мюнцер^[251].

Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство. То, что он может сделать, зависит не от его воли, а от того уровня, которого достигли противоречия между различными классами, и от степени развития материальных условий жизни, отношений производства и обмена, которые всегда определяют и степень развития классовых противоречий. То, что он должен сделать, чего требует от него его собственная партия, зависит опять-таки не от него самого, но также и не от степени развития классовой борьбы и порождающих ее условий; он связан уже выдвинутыми им доктринами и требованиями, которые опять-таки вытекают не из данного соотношения общественных классов и не из данного, в большей или меньшей мере случайного,

состояния условий производства и обмена, а являются плодом более или менее глубокого понимания им общих результатов общественного и политического движения. Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он должен сделать, невыполнимо. Словом, он вынужден представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже достаточно созрело в данный момент. Он должен в интересах самого движения отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего класса фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными. Кто раз попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно. Примеры тому мы видели и в самом недавнем времени; напомним лишь о том положении, в котором очутились в последнем французском временном правительстве представители пролетариата^[252], хотя и в их лице была представлена еще весьма низкая ступень развития пролетариата. Тот, кто после опыта февральского правительства, — о наших благородных немецких временных правительствах и имперском регентстве^[253] мы уже и не говорим, — еще способен претендовать на официальные посты, тот либо является сверх меры ограниченным человеком, либо связан с крайней революционной партией в лучшем случае одними лишь фразами.

Положение Мюнцера во главе мюльхаузенского Вечного совета было, однако, еще более рискованным, чем положение любого современного революционного правителя. Не только тогдашнее движение, но и вся его эпоха еще не созрели для проведения в жизнь тех идей, относительно которых у него самого возникало лишь смутное предчувствие. Представляемый им класс не только далеко не достиг еще достаточного развития и не был еще способен подчинить себе все общество и преобразовать его, но едва лишь зарождался. Общественный переворот, рисовавшийся в его воображении, имел еще совсем мало оснований в наличных материальных условиях, и, наоборот, эти последние подготовляли общественный порядок, прямо противоположный тому, о котором он мечтал. При этом, однако, он оставался связанным своими прежними проповедями о христианском равенстве и евангельской общности имущества; он должен был, по крайней мере, сделать попытку осуществить их. Были провозглашены общность всех имуществ, одинаковая для всех обязанность трудиться и упразднение всех существующих властей. В действительности же Мюльхаузен остался республиканским имперским городом с несколько демократизированным политическим устройством, с сенатом, избираемым всеобщим голосованием и находящимся под контролем народного собрания, и с наспех импровизированной организацией натурального обеспечения бедных. Общественный переворот, казавшийся столь ужасным его протестантским буржуазным современникам, в действительности никогда не выходил за рамки слабой и бессознательной попытки преждевременного установления позднейшего буржуазного общества.

Мюнцер сам, повидимому, чувствовал глубокую пропасть, отделявшую его теории от непосредственно окружающей его действительности, пропасть, которая тем меньше могла остаться им незамеченной, чем больше искажались его гениальные воззрения в неразвитых головах массы его приверженцев. С необычайным даже для него рвением отдался он делу распространения и организации движения; он писал письма и рассылал гонцов и эмиссаров во все стороны. Его послания и проповеди дышат революционным фанатизмом, поразительным по сравнению даже с его прежними сочинениями. Совершенно исчез наивный юношеский юмор предреволюционных памфлетов Мюнцера, не осталось больше следов спокойной, размеренной речи мыслителя, которая не была чужда ему раньше; Мюнцер теперь весь превратился в пророка революции; он неустанно разжигает ненависть к господствующим классам, пробуждает самые бурные страсти, употребляет лишь те могучие обороты речи, которые религиозный и национальный экстаз вкладывал в уста ветхозаветных пророков. Стиль, который он должен был теперь для себя выработать, ясно показывает уровень развития той аудитории, на которую он призван был воздействовать.

Пример Мюльхаузена и агитация Мюнцера быстро оказали свое действие далеко за пределами города. В Тюрингии, в Эйхсфельде, на Гарце, в саксонских герцогствах, в Гессене и Фульде, в Верхней Франконии и в Фогтланде крестьяне повсеместно поднимали восстания, собирались в отряды и жгли замки и монастыри. Мюнцер был более или менее признанным вождем всего движения, а Мюльхаузен оставался его центром, между тем как в Эрфурте одержало верх чисто бюргерское движение и господствовавшая там партия все время занимала двусмысленную позицию по отношению к крестьянам.

Князья в Тюрингии сначала оказались в таком же состоянии растерянности и бессилия перед крестьянами, как во Франконии и Швабии. Лишь в последних числах апреля ландграфу Гессенскому удалось собрать войска — тому самому ландграфу Филиппу, чье благочестие так восхваляют протестантские и буржуазные историки Реформации и о чьих гнусностях по отношению к крестьянам нам сейчас предстоит сказать пару слов. В результате нескольких форсированных походов и применения решительных мер ландграф Филипп вскоре усмирил большую часть своих владений и затем, стянув новые контингента, двинулся в земли аббата Фульдского, который до этого времени был его сюзереном. Разбив 3 мая фульдский крестьянский отряд при Фрауэнберге, он привел в покорность всю область и воспользовался этим случаем для того, чтобы не только сбросить с себя вассальную зависимость от аббата, но и превратить аббатство Фульдское в гессенский лен, имея в виду, конечно, его последующую секуляризацию. Затем он занял Эйзенах и Лангензальцу и, соединившись с герцогскими саксонскими войсками, двинулся на центр восстания, Мюльхаузен. Мюнцер собрал свои боевые силы — около 8000 человек с несколькими пушками — у Франкенхаузена. Тюрингенский отряд далеко не обладал теми боевыми качествами, которые проявила часть верхнешвабских и франконских отрядов в борьбе с Трухзессом; он был плохо вооружен и плохо дисциплинирован, насчитывал очень мало бывших солдат и совершенно не имел командиров. Сам Мюнцер, повидимому, не обладал ни малейшими познаниями в военном деле. Тем не менее князья сочли целесообразным прибегнуть и здесь к той тактике, которая так часто обеспечивала победу Трухзессу, — к вероломству. Завязав 16 мая переговоры, они заключили с крестьянами перемирие, но затем неожиданно напали на них еще до окончания срока последнего.

Мюнцер расположился со своим отрядом на горе, которая еще и теперь носит название Шляхтберг {Гора битвы. Ред.}, окружив себя вагенбургом^[254]. В отряде уже заметно давал себя чувствовать упадок духа. Князья обещали амнистию, если отряд выдаст Мюнцера живым. Мюнцер, созвав круг, приказал обсудить предложение князей. Один рыцарь и один священник высказались за капитуляцию. Мюнцер немедленно приказал их ввести внутрь круга и обезглавить. Этот энергичный террористический акт, с восторгом встреченный решительными революционерами, снова придал некоторую стойкость отряду; но, в конце концов, большая часть его, несомненно, разошлась бы без всякого сопротивления, если бы не обнаружилось, что княжеские ландскнехты, окружив всю гору, стали приближаться сомкнутыми колоннами, несмотря на перемирие. Отряд быстро построился в боевом порядке за повозками, но уже ядра и ружейные пули стали бить в наполовину безоружных, не привыкших к военным действиям крестьян, и ландскнехты оказались у самого вагенбурга. После непродолжительного сопротивления линия повозок была прорвана, пушки крестьян захвачены, а сами они рассеяны. Они бежали в диком беспорядке, тем вернее попадая в руки пущенных в обход колонн и конницы, которые устроили им неслыханную кровавую баню. Из восьми тысяч крестьян было убито свыше пяти тысяч; остальные бежали во Франкенхаузен и одновременно с ними туда ворвалась княжеская конница. Город был взят. Мюнцер, раненный в голову, был обнаружен в одном доме и захвачен в плен. 25 мая сдался также и Мюльхаузен; остававшийся там Пфейфер бежал, но был схвачен на территории Эйзенаха.