Собрание сочинений. Тревога и надежда. Том 1
Шрифт:
Я считаю, что для исправления существующего недопустимого положения необходимо установление международного контроля над местами заключения и специальными психиатрическими больницами (где условия еще тяжелей) и всеобщая амнистия политзаключенных.
Кто же они — советские политзаключенные? Подавляющее число из них не совершали никаких преступлений в том понимании этого слова, которое принято в демократических странах, не совершали насильственных действий и не призывали к ним. Одна из распространенных причин политических репрессий — чтение, хранение и передача друзьям рукописей самиздата и книг нежелательного содержания (хотя обычно вполне безобидного по существу). В списке таких явившихся причиной ареста и осуждения книг (никакого «индекса» запрещенных книг не существует, но каждый должен соображать сам): «Доктор Живаго» Пастернака, «Реквием» Ахматовой, «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяева, «1984» Орвелла, «Все течет» Гроссмана, «Размышления о прогрессе…» автора этих строк, «Технология власти» Авторханова, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, книги Джиласа, «Большой террор» Конквиста, такие самиздатские журналы, как «Хроника текущих
73
Пирогову инкриминировалась передача родным попавшей в его руки записки самоубийцы якобы клеветнического содержания, Некипелову и Петрову-Агатову инкриминировались их собственные стихи.
Тюрьмы, и особенно психиатрические больницы, переполнены людьми, пытавшимися тайно уехать из страны или прорывавшимися для этого в посольства, после того как они отчаялись осуществить это свое право официальным путем; надоедливыми жалобщиками и «борцами за справедливость». В заключении — десятки крымских татар и месхов-турков. [74]
Среди страдающих за убеждения очень многочисленную группу составляют верующие. Религиозные преследования являются ужасной традицией всех социалистических стран, но мало где, кроме, быть может, Албании, достигли такого размаха и глубины, как в СССР. Уже в 20—30-х годах удар был нанесен по наиболее массовым религиям — православию и мусульманству, понесшим неисчислимые жертвы. Сейчас положение этих религий настолько унижено и бесправно, что они (по крайней мере, на поверхности) стали почти что придатком государства. Я никак не хочу при этом умалить значение веры и внутреннего нонконформизма их сторонников.
74
Сегодня третий срок угрожает одному из наиболее мужественных борцов за право крымских татар жить на родной земле — Мустафе Джемилеву.
Сейчас центр тяжести репрессий явно перенесен на относительно малочисленные в нашей стране религиозные группы, проявляющие большую строптивость, — на униатов, баптистов, католиков, сторонников истинно православной церкви, пятидесятников, буддистов. Широко известно о преследованиях представителей этих групп, об экономических санкциях, о судебных процессах с осуждением на длительные сроки. Особое внимание привлекло недавнее осуждение баптистов Румачика и Винса, трагическая смерть в лагере осужденного за религиозную деятельность буддиста Бидии Дандарона, зверское убийство диакона-пятидесятника, выразившего желание вместе с паствой эмигрировать в США. Одной из наиболее изуверских форм религиозных преследований является отбирание детей от родителей — с целью отгородить их от «пагубного» религиозного воспитания. Религиозные преследования являются вопиющим нарушением принципа отделения церкви от государства, нетерпимым в демократическом обществе вмешательством государства в личные убеждения граждан.
Многочисленная группа политзаключенных — так называемые «националисты» из Украины, прибалтийских республик, Армении. Приговоры этим людям, которым в вину в большинстве случаев ставится их озабоченность сохранением национальной культуры перед лицом вполне реальной угрозы русификации, — особенно суровые. В Армении на восемь лет осужден 27-летний Паруйр Айрикян, ранее отсидевший уже 7 лет.
Одна из особенностей судебных процессов по политическим обвинениям — нарушение принципа гласности (попросту, никого не пускают в зал, кроме двух-трех ближайших родственников и представителей КГБ) и отсутствие даже видимости беспристрастного разбирательства. До сих пор западному читателю трудно в это до конца поверить, такие вещи надо видеть собственными глазами, как и многое другое в нашей стране.
Так называемые «заведомо ложные клеветнические измышления» — основное обвинение в политических процессах — никогда не проверяется судом по существу, достаточно того, что они кажутся (должны казаться) клеветническими прокурору, судьям, КГБ.
Особо следует сказать о судьбе людей, осужденных за их заботу об участи несправедливо, по их мнению, осужденных, за стремление к гласности и справедливости. Это судьба Леонида Плюща, члена инициативной группы по защите прав человека в СССР, подвергающегося ужасным мучениям, граничащим с психическим убийством, в Днепропетровской психиатрической больнице, Буковского и Глузмана, осужденных за разоблачение психиатрических репрессий на 7 лет заключения каждый, недавно арестованных Андрея Твердохлебова и Сергея Ковалева и многих других. Фактически именно такие люди, сплоченные репрессиями и благородной решимостью не поступаться велением сердца и убеждениями, и образуют то, что можно назвать «демократическим движением». Несмотря на крайнюю малочисленность этих людей, в основном сосредоточенных в двух-трех крупнейших городах страны и никак организационно не объединенных, нравственное значение самого факта их существования в монолите советского общества очень
Я убежден, что защита советских политзаключенных и других инакомыслящих, борьба за большую гуманность в местах заключения, за права человека вообще — не только нравственный долг честных людей во всем мире, но и непосредственная защита прав человека в их собственных странах. Однако мы часто сталкиваемся с отсутствием интереса к нашим бедам. После визита премьер-министра Великобритании Г. Вильсона (к которому я обратился с очередным посланием) я услышал по радио спокойный комментарий какого-то журналиста, что, дескать, Вильсону нельзя было вмешиваться в дела о правах человека в СССР, так как этими проблемами в основном интересуются «правые» элементы и он не мог с ними солидаризоваться. Я надеюсь, что позиция Вильсона совсем иная, но каков все же возможный уровень цинизма!
В феврале этого года с обращением об амнистии политзаключенных, об облегчении их участи выступили совместно Генрих Бёлль и я. В нашем письме особо были выделены Владимир Буковский, Семен Глузман, Леонид Плющ и ряд других политзаключенных, в том числе женщины мордовского политического лагеря. Я надеюсь, что это обращение не прошло незамеченным за рубежом и в нашей стране стало известно тем, от кого зависит восстановление справедливости. [75]
В предыдущие десятилетия миллионы погибали в полной безвестности. Изменение обстановки в стране создало физическую возможность пробить брешь в заговоре молчания, и многие самоотверженные, смелые и талантливые люди решились и сумели воспользоваться этой возможностью. Но это вновь был подвиг, повлекший новые жертвы. В самое последнее время особенно велика заслуга издателей анонимного информационного самиздатского журнала «Хроника текущих событий» и некоторых других групп и смелых одиночек. Очень велика роль писателей, которые сумели открыть миру тщательно скрываемые стороны нашей действительности — я имею в виду не только лагеря, но и всю психологическую, социальную, нравственную и экономическую обстановку. В разоблачении же лагерных преступлений особенно велика роль непосредственных свидетелей, многие из которых, в частности, удивительные люди страшной судьбы, как Марченко, Шумук, Шухевич, вновь лишены свободы за свои правдивые показания. На длительные сроки заключения осуждены Хаустов и Суперфин, имевшие, по утверждению судов, отношение к опубликованию за рубежом тюремных дневников одного из участников ленинградского «самолетного» дела Э. Кузнецова.
75
Преследования за убеждения стали исключениями. Необходимо, чтобы они исчезли совсем.
На протяжении многих лет органы государственной безопасности особенно яростно преследовали всех, имеющих хотя бы малейшее отношение к «Хронике текущих событий», к ее распространению или, предположительно, к изданию, а услужливые судьи бездоказательно объявляли ее «клеветнической» и щедро клеили сроки. Один следователь недавно заявил: «Хроника» — клеветническое издание, если 10% ее материалов ошибочны. Но никто еще не привел примеров даже 1% ошибок, хотя они, конечно, в принципе возможны и анонимные издатели показали свою готовность к их исправлению. Среди людей, у которых обвинение в распространении «Хроники» было главным, я хочу особо напомнить о двух ученых, осужденных в 1972 году, — об известном астрофизике Крониде Любарском и о математике Александре Болонкине.
За эти годы находились отдельные люди, которые каялись в своих якобы ошибочных поступках, но в целом история «Хроники» — это полное моральное поражение органов власти. В мае прошлого (1974) года три человека — Сергей Ковалев, Татьяна Ходорович и Татьяна Великанова — объявили, что они берут на себя ответственность за распространение «Хроники». Значение этого смелого акта только подтверждается недавним арестом одного из них — талантливого биолога Сергея Ковалева. Сергей Ковалев является одним из членов советской группы Международной амнистии — международной организации, ставящей своей целью защиту во всем мире политзаключенных, «узников совести», по ее определению, не совершавших действий насилия или призывов к ним. Эта организация пользуется большим уважением во всем мире за свою политическую беспристрастность, гуманность и активность. Тем более печален факт ареста ее члена в СССР. Но этим дело не ограничилось. 18 апреля в Москве арестован секретарь советской группы Международной амнистии Андрей Твердохлебов, также пользующийся большой известностью как человек безупречных принципов, выдающегося ума и душевных качеств, очень много сделавший для защиты прав человека. В тот же день был произведен обыск на квартире председателя группы Международной амнистии Валентина Турчина, а также члена группы Владимира Альбрехта, и задержан (тоже после обыска) еще один член группы, украинский писатель Микола Руденко; 27 мая Руденко был исключен из Союза писателей Украины (заочно, т. е. с нарушением устава, причем на собрании отмечалось его членство в «буржуазной организации»). Факты преследования членов Международной амнистии в СССР уже вызвали протесты во всем мире. Подобные преследования, конечно, совершенно недопустимы в демократической стране.
Я надеюсь, что Международная амнистия пошлет представителей на процессы своих членов, отказать ей в этом было бы огромным позором для советских властей.
Наряду с судебными преследованиями инакомыслящих очень существенны внесудебные — увольнения с работы, препятствия к получению образования и работы детьми и т. п. Мне кажется, что на Западе очень плохо понимают, насколько все это серьезно в нашем тоталитарном государстве. Судьба двух крупных ученых — председателя Советской группы Международной амнистии физика и математика доктора наук Валентина Турчина и физика члена-корреспондента Армянской Академии наук Юрия Орлова, члена той же группы, уволенных более года назад за открытые выступления в мою защиту в сентябре 1973 года, чрезвычайно показательна.