Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника
Шрифт:
Но в таком случае насколько же важно было дело, если послужило мотивом к подобному выводу? Далее… Однако я замечтался и забавляюсь сочинением целого романа из приключения, разгадка которого через несколько минут будет у меня в руках».
Рассуждая подобным образом, Люс ходил из угла в угол по кабинету, ожидая возвращения двух агентов, сопровождавших тело Фроле в больницу при префектуре, так как он не мог начать поисков без них…
Вдруг его взгляд был привлечен какой-то светящейся точкой, блестевшей в нескольких шагах от него на ковре; прервать свою прогулку и схватить привлекший его внимание предмет — было для него делом одного мгновения.
Со своим полицейским чутьем помощник не долго раздумывал над этим вопросом, решив, что бриллиант мог принадлежать только убийце Фроле, если, однако, не был найден у какого-нибудь мошенника и передан своему начальнику нашедшим его агентом. Но это последнее предположение, впрочем, маловероятное, так как драгоценная вещь была бы положена в более безопасное место, было окончательно отвергнуто при просмотре списка, в который немедленно заносились все подобного рода вещи под двойную расписку — агента, передавшего ее, и начальника, принявшего ее от первого: в этом списке не было никаких сведений о бриллианте.
«Это весьма важно, — продолжал раздумывать Люс. — Предположения, которые я только что сделал, гораздо ближе к действительности, нежели я полагал!.. Во всяком случае, что-то говорит мне, что дело это не так просто, как кажется сначала… и я боюсь, как бы не удалось убийце ускользнуть из наших рук… Как знать, если даже де Вержен?.. Это было бы ловко! Но, если это не первый раз, было бы видно… Во всяком случае, будем действовать осмотрительно и осторожно…»
В это время вошли два старых агента с доктором Бурдоном, который вернулся для составления донесения.
Люс попросил доктора выполнить эту формальность в канцелярии префекта, где присутствие должно было продолжаться всю эту ночь, затем, поставив часового у обеих дверей кабинета начальника полиции, тотчас же занялся расследованием, в успех которого он уже не верил.
По уходу дежурной бригады, агентов, бывших на различных постах, редких чиновников, живших в здании префектуры, и слуг префекта громадный дом, такой оживленный днем, с таким большим движением, мало-помалу опустел; переполох, внесенный убийством Фроле, понемногу прекратился, и жуткая тишина воцарилась теперь в длинных коридорах и темных проходах его, по бокам которых находились многочисленные бюро различных отделений полиции.
Люс не оставил ни одного закоулка, ни одного шкафа или камина без тщательного осмотра, а для того, чтобы предполагаемый убийца не мог скрыться в части здания, которая была уже осмотрена, были выставлены часовые на каждом перекрестке коридоров и у каждой лестницы. Розыски, начавшиеся с подвалов и погребов, закончились в мансардах, не дав никаких результатов; оставалось осмотреть только частную квартиру префекта. Глубокое разочарование можно было прочесть на лицах агентов,
Предупрежденный о неудаче поисков, де Вержен, казалось, был очень взволнован этим, так что Люс не мог удержаться, чтобы не пробормотать сквозь зубы:
— Если только начальник знает эту тайну… надо сознаться, что он великолепно играет свою роль.
Префект сам сопровождал отряд агентов по всем своим комнатам, хотя заранее был уверен в бесполезности поисков, он приказал уже сделать обыск и у своей прислуги; но он хотел, чтобы Люс лично убедился в результате и чтобы дело было оформлено официальным донесением: на все могла обрушиться злоба публики; достаточно какой-нибудь безделицы, и не замедлят появиться карикатуры, изображающие убийцу, сидящего в кухне префекта, в то время как агенты охотятся на него где-нибудь в подвале.
Оставалось осмотреть только одну комнату — гостиную, где была семья де Вержен… В жестах и взглядах, которыми обменялись между собой агенты, чувствовалось глубокое уныние, и сам префект, казалось, был удручен этой неудачей; один Люс не выказывал своих чувств и оставался непроницаем, как всегда.
— Я думаю, бесполезно беспокоить дам, — сказал помощник, — убийца, конечно, не осмелился бы проникнуть в комнату в их присутствии!
— Преступление уже было совершено, когда мы вернулись из оперы, мой дорогой Люс, — ответил де Вержен, — и я настоятельно просил бы, чтобы ни одна комната из моей квартиры не осталась неосмотренной вами!
Помощник поклонился и вошел вслед за префектом. Жена и дочь префекта, молодая девушка лет восемнадцати, были не одни; с ними спокойно разговаривал какой-то старик с умным и красивым лицом и мощной фигурой, хотя ему было уже за шестьдесят лет.
Заметив его, Люс невольно вздрогнул; ему показалось, что он видит его не в первый раз; у него мелькнула мысль, что этот человек мог играть некоторую роль в убийстве начальника полиции. Но прежде чем он успел восстановить свои воспоминания и обдумать эту мысль, голос префекта, представившего его с бригадой своему тестю де Марсэ, советнику Кассационного суда, разом уничтожил едва мелькнувшую было догадку.
Всякое подозрение о соучастии старика в только что совершенном преступлении тотчас же улетучилось из головы Люса, но зато имя советника показало ему, что он не ошибся, когда решил, что уже видел его раньше.
«Де Марсэ! Де Марсэ! — думал он. — Какая странная встреча после тридцатилетнего промежутка! Это, несомненно, он! Но захочет ли он узнать меня?.. Да! Если б он был не виноват в том, что случилось с моим бедным братом… О! Нужно узнать наверное… так как тогда, значит, само небо избрало меня судьей…»
Ход его мыслей прервался, так как по окончании представления старый судья обратился к нему с замечанием по поводу совершившегося убийства.
— Это весьма печальное для всех событие произведет ужасное впечатление на парижскую публику.
— Особенно в связи с неудачей наших поисков! — отвечал Люс, бросая на де Марсэ взгляд, полный немых вопросов о прошедшем.
Тесть де Вержена, по-видимому, ничего не понял и с полнейшим хладнокровием продолжал:
— Каким образом вы объясняете, что, несмотря на все принятые предосторожности, убийца мог ускользнуть из префектуры?