Собрание сочинений.Том 5. Дар земли
Шрифт:
— Я в Челябинске, на курсах трактористов. Еле вырвалась отсюда и словно опять на свет родилась! Не нарадуюсь, как замечательно все получается — сама себе хозяйка буду. Правда хорошо, что я стану трактористкой? — Не получив ответа, Зарифа добавила: — Я теперь комсомолка. А ты?
— А я? — Слова опять застряли в горле Яруллы. Чем мог он удивить бойкую девчонку? Лицевым счетом на комнату? Своей работой кочегара? Или тем, что родители сосватали ему Наджию, которую «черт поцеловал»?
«Правильно сделали, что сосватали! —
— Ты будто из-за угла мешком напуганный. — Зарифа невесело засмеялась. — Неужели пересудов боишься, как наша Маруся?..
— Какая еще Маруся?
— Наша уборщица в общежитии, — приехала из деревни и всего боится.
Нет, иной представлялась любимая девушка Ярулле. Теперь он окончательно уверился в том, что она издевалась над ним в прошлом году, когда обещала ждать его.
«Трактористкой стану!» Никто в Большом Урмане еще и понятия не имеет о тракторе, а Зарифа сама собирается на трактор сесть. Чего доброго, курить начнет! Каждому мужчине равная, смело протянет руку, прямо посмотрит в глаза.
— Уф, алла! — Сын Низама с невольным облегчением расправил плечи, когда девушка, опечаленная до слез, но с гордо поднятой головой, побежала дальше.
Такая никому дороги не уступит, спуску не даст и свекровке тоже не покорится, не сядет, будто робкая батрачка, бочком к столу за самоваром. Она даже перед отцом мужа не потупится, как должно невестке, не смеющей пикнуть или, спаси аллах, запеть при свекре.
Вот Наджия, говорят, скромница, работящая и почтительная дочь. Никто не видел, чтобы она больно вела себя на улице.
Чем дольше размышлял Ярулла, тем больше убеждался в том, что родители правильно поступили, позаботясь — хотя бы и деспотично — о его будущей семейной жизни. Прийти к такому выводу ему было не так уж трудно: Низамовы, как и другие жители деревни, приучали детей с малых лет к послушанию и покорности старшим.
Подходя к своему двору, он еще раз окинул взглядом деревенскую улицу. Избушки с навесами снежных ковриг над окнами подслеповато выглядывали из-за убогих плетней и серых частоколов.
То-то задрожат они, то-то глянут удивленно, когда мимо них прогрохочет на тракторе Зарифа Насибуллина!
Ярулла обмел валенки березовым голиком и вошел в избу; теленок, стоя в закутке, потянулся к нему влажным носом. Пол проскоблен добела, на полке таз для умывания — гордость семьи, — начищенный до блеска, рядом подбоченился тоже медный кумган с длинным носком. На низких нарах, занимавших почти всю переднюю часть избы, сложена постель с массой подушек в пестрых наволочках, тут же в углу сундук — в нем приданое дочерям накапливается
Сестренки Яруллы скромницы, не чета Зарифе, сидят дома и под присмотром матери прядут, ткут, вяжут.
Мать вышла из-за печки веселая, в праздничном платье с высоким воротником и оборкой по подолу. V Яруллы сразу заболело, заныло в груди: сегодня сваты пойдут к Хасановым, а завтра или в любой другой день, как назначат родители Наджии, будет сговор. Мужчины соберутся в их избе, и мулла спросит Наджию, согласна ли она выйти за Яруллу, сына Низамова. Но не сама невеста, которая будет сидеть у печи за занавеской, а кто-нибудь из родных ответит оттуда: «Согласна». Так же спросит мулла двух парней, посланцев жениха, согласен ли тот взять за себя Наджию. И парни тоже ответят утвердительно.
«А если я не соглашусь? — Сердце Яруллы застучало учащенно. — Может быть, зря болтают про Зарифу? Разве плохо, если девушка бойкая? Русские про таких говорят: боевая. Есть и в Казани курсы трактористов… Разве не может Зарифа учиться там? Что, если не согласиться с выбором стариков? Не на гулянки, а на учебу вырвалась из деревни Зарифа. Как же она-то сумела настоять на своем? Вряд ли Бибикей легко отпустила дочь, у которой есть нареченный! Отец в стороне: отрезал себя от семьи, уехав в Сибирь на золотые прииски, но мать, — да еще такая, как Бибикей, — сила! А законы шариата, власть муллы и стариков? Ох, Зарифа!» Жарко стало Ярулле от этих мыслей, уже в самом горле колотится сердце, в ушах звон. Вот встанет он сейчас и скажет твердо: «Нет, не могу я жениться по старинке, без любви».
Но противная нерешительность сковала его по рукам и ногам, язык будто прилип к гортани. Даже сплетни деревенские не так подействовали на него, как развязно-насмешливый тон Зарифы, то, как бежала она по улице, дерзко отвечая на шутки мужчин. Одно — шалости детские, другое — поведение девушки на выданье. Кто знает, не слишком ли бойкой женой окажется она? Не отцовская ли беспутная кровь кружит ей голову? Насмешки и презрение людей обрушатся потом на ее мужа.
Ярулла смотрел на мать, не понимая того, что ему говорят, сознавая лишь одно, что сегодня, сейчас, решится его судьба; опять и опять думал о Зарифе, но сколько было «за», столько же и «против».
Он сел на краю нар, ссутулился, придавленный тяжестью возникших противоречий.
«Зря ты, глупый, приехал нынче, надо было написать, что не отпускают с работы, — корил он себя. — Может, у этой Наджии характер плохой, и всю жизнь буду я каяться».
— Ты не заболел, сынок? — Мать пытливо заглянула в его лицо, залитое темным румянцем, постояла, перебирая висевшие на груди четки, сделанные из косточек хурмы. — Хочешь, я катыка принесу?
Не дожидаясь ответа, она слазила в погреб, постелила на нарах скатерть, поставила чашку квашеного молока, положила кусок хлеба.