Окруженный толпой, на одреОн в таинственной думе лежал.Догорая, светильник дрожал…Ночь была на дворе.Говорить не решался никто,И для битвы не чувствовал сил.Я, прильнув к Его груди, спросил:Кто предаст Тебя, Господи, кто?И прильнув к Его груди, я креп.Синий сумрак гляделся в окно.Он мне подал виноИ разломленный хлеб.Я с другими прошел на крыльцо,Не теряя из виду Его.Разобрать я не мог ничего;Лишь луною пахнуло в лицо.Вся дорога была в серебре.Мы пошли по знакомым садам.Смутный шепот ходил по рядам…Ночь была на дворе.
7
Вечеря (с. 22). Эпиграф — из «Трактатов о Евангелии от Иоанна» св. Августина (XXXVI, 1, 20). Перевод: «От сей груди он вкушал втайне». Повествование от лица апостола Иоанна.
К костру подсел он, руки грея.Лицо зажег багровый свет.«И ты — сопутник
Назарея?И ты — из галилеян?» — «Нет».Ночь холодна, и месяц светел.Первосвященнический дворВдруг огласил рассветный петел.Прислуга спит. Сгорел костер.«Где Иоанн и где Иаков?Где все?» Он вышел. Даль пуста.И вспомнил, горестно заплакав,О предсказании Христа.
8
Отречение (с. 23). В основу ст-ния лег евангельский сюжет о троекратном отречении апостола Петра, предсказанного ему Христом.
В рассветный час пошли мы двое,Росу стряхая с сонных трав,Неся из смирны и алояБлагоухающий состав.Мы шли, не думая о чуде,В холодном, розовом луче.Ты миро в глиняном сосуде,Склонясь, держала на плече.И так нам страшно вспомнить былоЕго позор, и смерть, и боль…Как раны знойные омылаТвоих волос ночная смоль.Как из Его ладоней гвоздиТы, тихо плача, извлекла,Смотря на кровь, что, как из гроздей,Густыми каплями текла.Мария мать и ты — вы обе —Его приняли от солдатИ положили в новом гробе,Возлив на тело аромат.Смотри: минула ночь субботы,И новый день сменяет мрак.Сестра, скажи мне, отчего тыНежданно ускоряешь шаг?Уж близок сад. Вот лилий чашиСверкнули из рассветной мглы.Сестра, зачем одежды нашиТак неестественно белы?Как ветви здесь нависли густо.Давай сосуд. Пришли. Пора.Вот и пещера. Где Он? Пусто!Кто взял Его? О, кто, сестра?Кем вход в пещеру отгорожен?Что совершилося в ночи?Пустой покров белеет, сложен.В пещере — белые лучи.Где труп? где стража? где оградаВсё — только белые цветы.Бегу навстречу! Нет… не надо:Ты возлюбила — встретишь ты!
9
Сестре (с. 24). СЦА. Посвящение — возможно, Наталья Ивановна Сизова, сестра М. И. Сизова.
На окне раздернуты шторы.Тонкие кустики гнутся.Белей и белейВ даль уходящие горы.ПолейЗеленые полосы вьются.Заходящего солнца лучамиКельи свод позлащен.Монах сидит. За плечами,Откинут, лежит капюшон.Догорающий луч скользнул,Задрожав на оконной раме.Он последний раз блеснул,Осветив окрестность с горами.Поднял глаза монахОт священной страницы.Незабудки в Ее глазахСияли под тенью ресницы.Легки одежды воскрылия…Ты ль, долго жданная?Смотрит: в рукахЕе лилия Благоуханная.Матерь Божию встретил святойЧуть заметным всплеском рук.На Ее голове золотойТрепетал и светился круг.Над овалом лица леглиЗолотые косы в порядке.Голубыми струями текли,Расплывались одежды складки.Тихо став пред святым,С лаской Она глядела.Одежды — легки как дым —Ее овеяли тело.Ни слова тогда не сказалМарии блаженный инок.Ворвавшийся луч пронизалЗакружившийся столб пылинок.Он остался, поверить виденьюРобкой душой не дерзающий,А Она отплыла легкой тенью,Ускользающей.
10
Видение Святого Бернарда (с. 26). Святой Бернард—Бернар Клервосский (1090–1153), французский богослов-мистик, аббат монастыря в Клерво. Считается главным поборником культа Девы Марии. Канонизирован в 1174.
IX. РОДНЫЕ СТРАНЫ
Видел ты эти блаженные долы?Бледных фиалок луга,Дымные сосны, янтарные смолы,В горних пределах снега?Нежные розы — закатные светы,Серые камни, раздолья пещер,Там, где ласкают святые аскетыРуки им лижущих кротких пантер.Всех лучезарные светы залили,Всех их питает Господня роса.Тонут в лазури торжественных лилий,Девственных, стройных и белых, леса.О, этих стран неподвижные блески!Вечно взлетают к вам грезы земли.Мучениц-дев исступленные всплески…Светлый жених в озаренной дали.Рыцарей латы, златые поножи,Копья, щиты мелодично звенят.Там, на цветами украшенном ложе,Львы возлежат возле белых ягнят.Остров. Закат. Шелестящие ласки.Юноши в девах лобзают сестер.Волны кудрей, золотые повязки…Ангел над ними крыла распростер.Любят, сгорают. Восторги — взаимны.Бледные руки, скользящие сны.Гимны Христу, непостижные гимны!Звезды. Моления. Шепот волны.
Возле органа Святая Цецилия,— Вся осиянна —Божия лилия!Струны взывают.Белые рукиС клавишей зыбких срываютТихие звуки.Звуки — нежны и сладки.В сиянье воздушного диска,Волосы — черны и гладки —На лоб опущены низко.К груди приколота,Роза вздыхает.Искра золотаНа стене потухает.Бледного светаТени — неверней.Благовест где-то…Звон вечерний.
11
Святая Цецилия (с. 29). Святая Цецилия (II или III в.) — христианская мученица, широко почитаемая в Западной церкви. Покровительница музыки и музыкантов, в 1584 стала патронессой Академии музыки. Среди атрибутов Св. Цецилии — арфа, орган и венец из лилий и роз.
крутой поворот.Взоры монаха — молитвенно строги.Медленно солнце спадало с прозрачных высот,И молиться он стал, на колени упал, и в фигуреБыли смиренье, молитва. А воздух — прозрачен и пуст.Лишь над обрывом скалы в побледневшей лазуриЗыбкой листвой трепетал засыпающий куст.Воздух пронзали деревьев сребристые прутья.Горы волнами терялись, и вечер, вздыхая, сгорал.Знал он, что встретит сегодня Ее на распутье…Благовест дальний в прозрачной тиши умирал.Шагом неспешным прошла, и задумчиво кроткиБыли глаза голубые, и уст улыбался коралл.Пав на колени, он замер, и старые четкиВсё еще бледной рукой своей перебирал.Осененная цветом миндальным,Стояла одна у холма.Замер благовест в городе дальнем…Ты ль — Мария, Мария сама?Никого. Только золотом блещетНа закате пустая даль.Веет ветер, и дерево плещет,Беззвучно роняя миндаль.
12
Пресвятая Дева и Бернард (с. 30). Посвящение — Иван Сергеевич Щукин, сын фабриканта и известного коллекционера живописи С. И. Щукина, друг Соловьева.
В кротких лучей вечереющем блеске,Мнится, тебя я уж видел когда-то.Где, я не помню. Быть может, на фреске,Там, где блаженных рисует Беато.Ласковый образ, являвшийся в детстве,Кроткая весть о кончине безбурнойИ о могиле — приюте от бедствий —Там, где мой ангел склонится над урной.Образ, пред коим молились монахи,Где под секирою острой солдатаС тихой молитвой почила на плахеЧистая дева, святая Агата.Праведных взор говорит терпеливый:Да, исполняем Господний глагол мы.Келья ютится под синей оливой,В небо уходят волнистые холмы.Перед святыми дрожат василиски,Злые ехидны ползут за утесы.Дев непорочных отчетливы диски,Вьются под золотом темные косы.Страсти земной непричастные лица.Свет золотистый сияние сыпет.В мраке провозит святая ослицаБожию Матерь с младенцем в Египет.Круглые пальмы синеют по скалам;Реют пернатые, пестрые птицы.Дева, хитоном одетая алым,Смотрит на небо, поднявши ресницы.Рыцарь — монах, что закован в железо;Узкий ручей, меж холмами текущий.Иноков ясных святая трапеза,Праздник любви под зеленою кущей.В кротких лучей вечереющем блеске,Мнится, тебя я уж видел когда-то.Где, я не помню. Быть может, на фреске,Там, где блаженных рисует Беато.
13
Свете тихий! (с. 31). Святая Агата (ок. III в.) — легендарная христианская святая и великомученица. Василиск — мифическое животное, способное убивать взглядом или дыханием; служит живой метафорой дьявола. Ехидна — мифологическое существо, полуженщина-полузмея.
XIII. ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА
Три дня подряд господствовала вьюга,И всё утихло в предвечерний час.Теплом повеяло приветно с юга,И голубой и ласковый атласМне улыбнулся там, за леса краем,Как взор лазурный серафимских глаз.И я стою перед разверстым раем,Где скорби все навек разрешены.Стою один, овеян и лобзаемНезримыми крылами тишины.Леса синеют, уходя в безбрежность,Сияют мне с вечерней вышиныИ кроткий мир и женственная нежность.Моя душа — младенчески чиста,Забыв страстей безумную мятежностьИ для молитв очистивши уста.Недвижны ели, в небо поднимаяРяды вершин — подобия креста;И, небесам таинственно внимая,Перед зари зажженным алтарем,Лежит земля, безлюдная, немая.Окрашена вечерним янтаремЭмаль небес за белыми стволами.Над тишиной передвечерних дремЗакатный храм поет колоколами,И гаснет там, за синею чертой,Последний раз сверкнувши куполами.Окончен день, морозно-золотой.Вечерний час! вечернее моленье!Вечерний час, заветный и святой!Пора. Огни затеплило селенье;Ложится тень на белые снега,И легкий дым клубится в отдаленье,Приветный дым родного очага.Как чувства все таинственно окрепли!Господь! Господь! к Тебе зовет слуга:Огонь любви в моей душе затепли!
Прими меня, родной, убогий храм,Где я искал и находил спасенье.Куда ребенком бегал по утрамК заутрене, в святое воскресенье.Все в доме спят. Я тихо выйду вон,Взволнован весь, и полон опасенья,Не опоздать бы. На призывный звонСпешу чрез лес, весенний и зеленый.Крестясь, всхожу на сумрачный амвон,Едва лучом янтарным окропленный.Глядят в окно и шепчут меж собой,Прильнув к стеклу, березы, липы, клены.Иконостас с золоченой резьбойДавно потуск. Как небеса синея,Венчает своды купол голубой.Мерцают свечи, кротко пламенеяКолеблющимся желтым язычком.Истлевшая, тяжелая МинеяНа клиросе лежит перед дьячком,И староста обходит по приделам,Звеня о блюдо медным пятачком.Растаял ладан. В дыме переделомБлистает медь закрытых царских врат;Алтарь сияет радостным пределом,Где нет скорбей: сомнений и утрат.Мой старый храм! Как сердцу вожделененВ твой темный рай замедленный возврат!Всё то, чем мир для сердца многоцененЯ приношу к ступеням алтаря,И мой восторг, как золото, нетлененМоей весны ненастная заря!Как быстро ты достигла половины,Огнями зол, бушуя и горя.Как с высей гор бегущие лавины,Так громы бед гремели надо мной.Но детство вдруг, с улыбкою невинной,Как весть, как зов отчизны неземной,Ко мне сошло из чистых поднебесий,Чтоб утолить кровавой язвы зной.В душе поет, поет «Христос воскресе»,И предо мною, как забытый сон,Алтарь, врата в задернутой завесе,— Сквозь золото краснеющий виссон.
14
Храм (с. 35). Речь идет о Храме Рождества Богородицы в с. Надовражино (не сохранился): «Храм был сырой и темный: легкие голубые арки терялись во мгле. Кое-где поблескивали тусклые серебряные образа. Редкая живопись была нежная и изящная, в стиле Александровской эпохи. Главный алтарь был во имя Рождества Богородицы. За окном алтаря зеленели кладбищенские деревья <..>, весною к стеклам приникала белая черемуха» (Воспоминания. С. 121). Минея — Четьи-минеи (Минеи четии), книги для чтения в церкви на каждый день месяца. Кроме житий святых в них помещены все книги Св. Писания, множество поучений и разных статей духовного содержания