Собрание Стихотворений

Соловьев Сергей Михайлович

XIII. ЖЕНЩИНЕ [59]

Уже четвертый старому мужу плод Во чреве носишь ты, — золотая мать. Тяжелым шагом в огороде — Точно телица на сносе — бродишь. На солнце блещет связка медовых кос, Как зерен полный, желтый осенний сноп. Как вымя — тяжесть тучных грудей Сладкое яство устам младенца. Лицо оплыло; тихо-бессмыслен взор; Распухли жилы; грузно поник язык; Блестят под вздернутой одеждой Ноги, серебряным лоснясь туком. Кем тяжела ты? девочек трех подряд Дарило мужу ложе твое досель: Проси наследника для дома, Дар возложив на алтарь богини. Моли усердно чистую дочь Лато, Что напрягает осеребренный лук: Моли, чтоб жало притупила Ярость Илифии в муках чрева.

59

Женщине. Дочь

Лато — Артемида; считалась покровительницей родов. Илифия — в греч. Мифологии — проявлалась то как враждебная, то как спасительная сила при рождении. Иногда просто атрибут Геры или Артемиды, иногда самостоятельное существо. Почиталась в Египте и даже отождествлялась с богиней Изидой.

XIV. НЕБУ [60]

Ты лучезарно, выйдя из горна гроз; Громовых кузниц ты золотой металл. Разносит ветр прохладновейный Луга дыханье и ароматы. Я жрец твой, небо! Твой золотой потир, Твое причастье я подношу к устам, И землю ухом ненасытным Шелесты трав и ключей рожденье. Твоих нетленных жил голубую кровь, Твоих точил палящее пью вино, И солнца златотканной плоти Я приобщаюсь прохладным утром. О небо! чаша! древний завет любви! Нерукотворный, синий, лучистый храм, Где неистомно хвалят Бога Звери, деревья, цветы и люди. Ты — золотая струй голубых купель, Ты — золотой, отвсюду замкнутый гроб. Ты нежишь малого младенца, Ты принимаешь и вздох предсмертный. Ты — блеск и радость! жертвенник твой — земля Тебе сжигает ладан цветов и трав. Тебе несут сердца людские Кровь вожделений и огнь Любови.

60

Небу (с. 162). Потир — церковный сосуд (чаша), который при совершении евхаристии используется для освещения и раздачи вина.

АПРЕЛЬ. Вторая книга стихов. 1906–1909 [61]

АНДРЕЮ БЕЛОМУ, поэту и другу

Нет; моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, мать-земля!

Тютчев

СНЫ АПРЕЛЬСКИЕ

I. «Ты взманила к вешним трелям…» [62]

61

Вторая книга стихов

1906–1909

Опубликована изд-вом «Мусагет» в 1910. В ст-нии «Мои книги» охарактеризована таким образом:

Очарованьем Пушкинского метра Исполнен ты, печальный мой «Апрель», Где покорилась юному Деметра. Блестят пруды, в лугах поет свирель. И манит сумрак сладостью дубравной Под древнюю раскидистую ель, Где средь фиалок нимф ласкают фавны… И все как сон, как лилий вешний дым, И благовестом Пасхи православной Наполнен мир под небом голубым. Ликует всё в надежде воскрешенья. О Русь, могло под небом лишь твоим Родиться это смелое смешенье Святых молитв с пахучим ядом зла… Как далеко загадок разрешенье!

(РГБ. Ф. 696. Карт. 1. Ед. хр. 11. Л. 98)

Эпиграф — из ст-ния Ф. И. Тютчева «Нет, моего к тебе пристрастья…» (1835).

62

«Ты взманила к вешним трелям…» (с. 165). В. 1907. № 8. С. 9–10.

Ты взманила к вешним трелям, Воззывающая вновь Дни, когда, хмелен апрелем, Я вверял лесным свирелям Запевавшую любовь. Для моей мечты бездомной Дверь былого отперта; Ты склонилась в неге томной… Взор зеленый, голос дремный, Лепестковые уста. Снова счастья отголоски Внятны сердцу моему: Ты, дитя в простой прическе, Резво мчишься, где березки Вниз сбегают по холму. Словно льдина раскололась От весеннего огня… Золотится зыбкий волос, И звенит свирельный голос, Призывающий меня.

II. «Я блуждал в лесу родимом…» [63]

Я блуждал в лесу родимом, Где звенела тишина, Где зеленым, сладким дымом Разливалась по полянам Грустно-синяя весна. Ты ль, дитя с тазами нимфы, Мне являлась в те часы, Отряхая гиакинфы, Вея запахом медвяным Золотой твоей косы? В небе, ласково хрустальном, Таял трепетный апрель. Шел я отроком печальным, И томилась так напевно Сердца нежная свирель. Солнце низилось к березе… Шел я, плача и любя, В этой отроческой грезе, Узкоокая царевна, Я предчувствовал тебя!

63

«Я блуждал в лесу родимом…» (с. 166). В. 1907. № 8. С. 11–12. Гиакинфы — гиацинты.

III. «Тают тайные печали…» [64]

Тают

тайные печали О красе твоих очей. Все свирели отзвучали. Только будит дол молчащий Гулко льющийся ручей. Как прозрачно, как лазурно В звонкой грусти хрусталей! И небес широких урна В золотые каплет чащи Синий, тающий елей. Здесь я шел с тобою нежной, Где теперь разоблачен Рай далекий, рай безбрежный. Кто воздвиг в осеннем храме Свод серебряных колонн? На березах белоствольных Никнут листья, не дыша. И в лобзаниях безбольных Овевается ветрами Утомленная душа.

64

«Тают тайные печали…» (с. 167). В. 1907. № 8. С. 13–14. Елей — оливковое масло, употребляемое для лампад и для помазания при крещении, в большие церковные праздники и в Таинстве Елеосвящения, означает благодать примирения, исцеления и оживления.

IV. «Охотно в келье молчаливой…» [65]

С.Н. Попову

Охотно в келье молчаливой Я б этой ночью не уснул. Как песни с грохотом разлива Сливаются в согласный гул! Напев родной, напев унылый Мгновение затих. Во мгле — Ручьи… Но чу! и с новой силой В соседнем зазвучал селе. Каким безумным, бесполезным Является волненье дум, Когда под небом полнозвездным Всё обратилось в блеск и шум! Что за торжественная нега Спускается в тиши с небес! Как радостно восстал из снега Возжаждавший весенний лес! Бежать бы вдаль, туда, по лугу, Где в полумраке голубом Ночной бекас зовет подругу, Прерывисто звеня крылом!

65

«Охотно в келье молчаливой…» (с. 168). Посвящение — Сергей Нилович Попов, двоюродный брат Соловьева по линии отца, сын старшей сестры М. С. Соловьева Веры Сергеевны. Прозаик, поэт, «…этот молодой человек отличался совершенно исключительной добротой, доходящей до самопожертвования», «всего больше… любил природу» (Воспоминания. С. 188).

V. «Присев на ветхое крыльцо…» [66]

Присев на ветхое крыльцо, Сквозь сон внимаю песне дальной. О, это красное яйцо! О, этот благовест Пасхальный! Жужжат, гудят колокола, Из-под синеющего снега Травинка желтая взошла, И в теплом ветре дышит нега. Брожу, легко и томно пьян, Мне улыбаются в лесочке И лица ясные крестьян, И тихих девушек платочки. Поблескиванье синих луж — В траве, зазеленевшей ярко, И как-то пьяно пахнет сушь Между корней глухого парка. Давно ли холод был суров, И мне зияла пасть могилы? Но чу! весна! и я здоров, И легкой кровью бьются жилы. Земля, земля! союз наш вновь Неизреченней, сокровенней… О, дай мне пить твою любовь В сиянии зари весенней! Как мать, меня благослови На подвиг твой многострадальный И сердце приобщи любви, Любви весенней и Пасхальной.

66

«Присев на ветхое крыльцо…» (с. 169). Благовест — колокольный звон к началу службы.

VI. «Весь день я просидел прилежно…» [67]

Весь день я просидел прилежно, И остается десять строк. Страницей Тацита небрежно Играет легкий ветерок. Окрестности Пасхальным звоном Наполнены… Кой-где трава Желтеет нежно. Над балконом Безоблачная синева. Но леса бледные верхушки Порозовели. Недалек Конец трудов, и на опушке Твой розовый мелькнул платок.

67

«Весь день я просидел прилежно…» (с. 170). Тацит (ок. 58-117) — римский историк. Главные труды — «Анналы» и «История» в 14 книгах (сохр. 1–4 и начало 5-ой), а также очерк о религии, общественном устройстве и быте др. германцев («Германия»).

VII. СОНЕТ («Язвящий яд смертельного потира…») [68]

Язвящий яд смертельного потира В тебя проник. И с каждым днем белей Ты становилась, цвет родных полей, Где тень твоя теперь блуждает сиро. Твой голос пел, как золотая лира, В лампаде сердца иссякал елей, И срок пришел… Благоуханно тлей, Твое чело увили мирты мира. Твой сладкий гроб зарыт в глуши лесной… Там свечи трав затеплятся весной. И фимиам фиалок синезрачных Вздохнет о мертвой о голубой дуброве, И будет тишь и рай небес прозрачных, Где ты уснула в розовом покрове.

68

Сонет (с. 171). Мирт — род вечнозеленых кустарников и деревьев. Листья и другие его части содержат эфирное масло, плоды — пряность.