Собственность бывшего
Шрифт:
— Заткнись! Просто закрой рот и уходи.
Он давит взглядом, напоминая какой я была. Какой я стала.
— Это мне в тебе всегда нравилось больше всего. Ты как сухая ветка, смоченная горючим. Моментально зажигаешься. И не важно. Злишься ты. Обижаешься. Расстроена. Стоило к тебе прикоснуться, и ты становилась воском.
Да, да, да. Все так. Все именно так и было. Не важно, как он ко мне относился, не важно, что мы кричали друг на друга до хрипоты, когда я хотела в очередной раз от него уйти. Стоило ему только приблизиться, только коснуться, только поцеловать, все теряло значение. Кроме
И так больше быть не должно. Никогда.
— Если для того, чтобы снова не попасть в твои дьявольские силки я лишусь оргазма на всю жизнь, я готова. И Виталий, чтобы ты про него сегодня не подумал, замечательный. Он добрый. Он заботливый. Он умеет радовать. Он никогда меня не душил своим поведением. И никогда меня не держал. Он ничего от меня не скрывает. Он всегда честен. Он любит меня.
— Закажи его икону. Такому образцовому мужу должны поклоняться все. Впрочем, сейчас ты на взводе, а еще один шрам я не переживу, — он спокойно без ложки одевает ботинки, и я отодвигаюсь в сторону, чтобы его пропустить. Почти закрываю дверь, но слышу.
— Я скучал по всему этому.
— По чему этому… — смотрю на него через щель, чувствуя как топот мурашек по коже заглушает стук и без того громкого сердца.
— По нам.
— Нас нет, Артур. Никогда не было. Был ты и влюбленная в тебя идиотка.
— Ошибаешься. Мы были всегда. И будем всегда, как бы тебе сильно не хотелось обратного.
Глава 3. Артур
Прошлое — Ты проиграл, Левицкий, — слышу в трубку и сплевываю, выбрасывая сигарету. Я сам затеял спор из интереса, а теперь проиграть? Хер там плавал.
— У меня есть еще один день, не забывай, Садыров.
— И что ты будешь делать? Серенады ей петь? Титовой на тебя с высокой колокольни. Она думает только об учебе.
— Она единственная, кто остался.
— Потому что страшная.
— Тогда тем более должна клюнуть. Все, кажется, кто-то идет, — стою, караулю после школы. Она еще и дополнительные уроки по биологии берет. Боится провалить экзамены?
Мимо меня буквально пролетает на низком каблуке худощавая женщина, сразу идет к дверям, из которых выходит Титова, как обычно, неся с собой все учебники.
И вдруг начинается такой трешак, что я замираю. Женщина взмахом руки сносит с головы Титовой дурацкую шапку, затем толкает так, что та падает с лестницы, теряя сумку, из которой тут же все валится.
— Дрянь! И как ты собралась поступать с такими оценками?! О чем ты думаешь! Тройка?!
— Мам, я сегодня исправила.
— Да, мне звонила Раиса Петровна. Ты, получается, меня обманываешь?! В деревню хочешь?! Коров доить?!
— Мам, я все исправила, — почти ревет она, а мне уйти хочется. Вся эта сцена ничего, кроме омерзения, не вызывает. Значит, Титова из деревни? Тогда как в нашей школе оказалась? Сюда просто так не попадают. Только при деньгах или как я, по стипендии от области.
— Ты вылетишь отсюда за свои тройки! Поняла?! Я не для того спину надрываю, чтобы вернуться в то захолустье, из которого мы вылезли! — Она замахивается снова, но в этот раз сбивать нечего, разве что саму голову ревущей Титовой. И я ведь ушел почти, но все равно делаю шаг
— Достаточно.
— Пошел вон! Ты кто еще такой?!
— А я Левицкий. Парень Дианы.
Титова в шоке смотрит на меня, на мать, отчаянно качает головой.
— Парень?! Ты, сучка, вместо учебы хахаля себе нашла?! — орет она, покрывая дочь благим матом. Замахивается другой рукой. Я тут же отталкиваю бабу, цепляю Титову и убегаю, потянув ее за собой. Мы бежим несколько минут, пока не добираемся до гаражей, и остаемся там. Переводим дыхание.
— Кажется, спасение прошло не по плану.
— Это точно.
— Влетит тебе? Она вообще у психиатра проверялась?
— Влетит. Но не переживай. Не думала, что ты вообще вступишься.
— Разве я не джентльмен?
— Не знаю. Говорят, что нет.
— А ты только себе верь и моим поступкам, — смотрю на нее внимательно, замечаю, что руки наши еще сцеплены. И от этого становится не по себе. Засовываю руки в карманы, не зная, что дальше говорить.
Обычно всегда знаю, что сказать девчонкам, а с ней как-то сразу все идет не так. Я уже жалеть начинаю, что затеял этот спор — влюбить в себя каждую одноклассницу. Только девчонки друзей были вне спора, а остальные стали жертвами. Включая эту лохушку. Хотя с такой матерью и неудивительно. Сейчас думаю, что мне даже повезло с родителями. Они просто загоняли меня во все возможные интеллектуальные спортивные и художественные кружки, чтобы не видеть.
— Слушай, хочешь прогуляться?
— Не могу я. Я же на стипендии. Буду получать тройки — вылечу. Еще и экзамены впереди.
— Тогда есть идея получше. Я вроде в биологии шарю.
— Ты во всем шаришь.
— Ну это да. — Становится приятно от ее похвалы, а потом она еще и добавляет:
— Ты даже по физкультуре лучший, но все равно в конце даешь возможность Самсонову и Садырову себя обойти.
— Опа. Наблюдала за мной? Нравлюсь?
— Просто стало интересно зачем.
Потому что это два охуевших мажора, дружба с которыми далеко меня поведет. Чтобы не херачить на работе круглосуточно, как папа с мамой.
— Они же мои друзья. Я хочу сделать им приятное.
— Так они же не знают, что ты это делаешь.
— Главное, знаю я, — усмехаюсь и поднимаю ее лицо пальцами, замечая, как она вздрагивает от одного лишь прикосновения. Даже интересно, что будет дальше. — Ты не ответила на второй вопрос.
— Это обязательно?
— Мне было бы приятно услышать…. Нравлюсь?
— Нравишься.
— Почему ты никогда на меня не смотришь?
— Ты просто невнимательный, — чуть улыбается она мягкими на вид губами. А на вкус?
Жаль, в темноте не видно цвета глаз, хотя за этими очками вообще ничего не видно.
— Хочешь, чтобы я поцеловал тебя?
Она тут же смущается, отворачивается и идет обратно к школе.
— Не надо. Есть много красивых девушек.
— Но ждал-то я после школы тебя, — иду за ней. И когда я вообще ходил позади девушки? Вот стоять сзади — это можно.
Она не отвечает, только ускоряется. Затем аккуратно выглядывает из-за колонны. Матери ее нет, а учебники и сумка так и валяются. Она бежит их собирать, а когда я ей помогаю, начинает реветь.