Сочинения Иосифа Бродского. Том VII
Шрифт:
Туллий. Отстань.
Публий. Все читаешь... Прошлым интересуешься. Конечно, при таком количестве истории, какое уж тут настоящее. Тем более, будущее. Даже географии ни хрена не осталось. Просто — колонии: части Империи. Куда ни плюнь. Даже если и независимыми ставшие... Топография только и осталась. Вниз-вверх... Читай, читай... Когда все прочтешь... Книги-то на полке останутся, а тебя в мусоропровод спустят. Как сказано у поэта: Дольче эт декорум эст про патрия мори. Сладостно и почетно умереть за отчизну. Н-да... дольче.
Туллий. В самом деле, что у нас нынче на сладкое?
Публий.
Туллий. Опять, говорят тебе, не бывает.
Публий. Н-да, все повторяется, Kpo4ie меню.
Туллий. Ты бы, конечно, наоборот предпочел.
Публий. А то нет!
Туллий. Я и говорю: варвар. (Захлопывает книгу и встает.)
Публий. Да при чем тут варвар?! Чего ты лаешься все время? Варвар! Варвар. Как собака гавкает...
Туллий. А при том, что истинный римлянин не ищет разнообразия. Истинному римлянину — все равно. Истинный римлянин единства жаждет. Так что меню разное — это даже лажа. Меню должно быть одинаковое. Как и дни. Как само время... Послабление это: со жратвой у нас. Нет еще полного единства. Но, видать, грядет.
Публий. Как же так — все равно? Пирожное равно отсутствию пирожного, что ли?
Туллий. Ага. Потому что sub specie aeternitatis [44] отсутствие равняется присутствию вообще. То есть истинный римлянин разницу за подлянку считает. Так что меню лучше если одинаковое.
Публий. Пирожных не напасешься. Или — их отсутствия... Н-да... Дольче эт декорум.
Туллий. Сладостно и почетно... Грядет все-таки единство. Стиля — то есть. Ничего лишнего. С нас, можно сказать, и начинается...
44
с точки зрения вечности (лат.).
Публий. Да? а сам канарейку пожалел. Туллий. Не пожалел, а оставил. Публий. Ну это одно и то же...
Туллий. Отнюдь. (Задумчиво.) И вообще жалко, что это — канарейка, а не, скажем, оса. Публий. Оса?! Какая оса?!
Туллий. Потому что — миниатюризация. Сведение к формуле. Иероглиф. Знак. Компьютерные эти... как их. Ну когда все — мозг. Чем меньше, тем больше мозг. Из силикона.
Публий. Туллий!
Туллий. Как у древних... То есть я хочу сказать, что, например, оса, если поймать ее в стакан и блюдцем накрыть... Публий. Ну?
Туллий. ...то она там, как гладиатор в цирке. То есть без кислорода. И стакан — он вроде Колизея, в этой, как ее, миниатюре. Особенно если не граненый.
Публий. Ну и что?
Туллий. А то, что канарейка — слишком большая. Почти животное. Не годится по стилю. В смысле — эпохи. Много места занимает. А оса — маленькая, но вся — мозг.
Публий. Да какое там место! Клетка же.
Туллий. Тавтология, Публий. Тавтология. И тебе бы больше осталось.
Публий. Ну, осы ты тут не дождешься. И вообще — жалятся.
Туллий. Это все честней, чем чирикать; в данных обстоятельствах. И вообще — летать перестала. Зажралась.
Публий (ощупывая свой живот). Да, птичке сто грамм прибавить — это не то, что нашему брату... Я, может, и пирожное из этих соображений...
Туллий. И то сказать — отлетался.
Публий.
Туллий. У них там сечка, Публий. Сечка-дробилка. Принцип мясорубки с мотивом Тарпейской скалы: в указе так и сказано. Я помню, указ этот читал — еще мальчиком. А то бы народ бегал. И после сечки этой — крокодилы...
Публий. Я тоже, помню, читал, что раньше, когда еще свидания давали, многие шары себе под кожу в член вшивали, чтоб диаметр увеличился. У члена же главное не длина, а диаметр. Потому что ведь баба, пока сидишь, с другими путается. Ну и отсюда идея, чтоб во время свидания доставить ей такое... переживание, чтоб она про другого и думать не хотела. Только про тебя. И поэтому — шары. Из перламутра, говорят, лучше всего. Хотя, подумать если, откуда в зонах этих ихних перламутру взяться было? Или из эбонита, из которого стило делали. Выточишь себе шарик напильничком, миллиметра два-три в диаметре — и к хе-рургу. И хирург этот их тебе под кожу загоняет. Крайняя плоть которая... Подорожник пару дней поприкладываешь — и на свидание... Некоторые, даже на свободу выйдя, шарики эти не удаляли. Отказывались...
Туллий. То-то Тиберий свидания и отменил.
Публий (кричит). А чего ему жалко?! Если человек... раз в год!., тем более, если — пожизненно?!! Жалко ему стало, да? (Успокаиваясь.) Это же придумать надо: раз в год человеку палку кинуть пожалеть... Это же надо придумать!
Туллий. Да уж всяко лучше, чем сирот плодить.
Публий. Тогда нечего легионы в Ливию посылать. И в Сирию. И в Персию.
Туллий. Это разные вещи. Дольче эт декорум эст... Сладостно и почетно...
Публий. Палку кинуть тоже сладостно.
Туллий. Вот и отменили, чтоб ты не смешивал.
Публий. Сладостное с почетным?
Туллий. Приятное с полезным, Публий... Свидания всей этой идее правосудия противоречат, всему принципу Башни. А палка тем более. Палка есть как бы побег из Башни.
Публий. Какой же побег? Мы же тут пожизненно.
Туллий. Да не о тебе речь, Публий. Неужто ты не понимаешь. Не о тебе: о сперме твоей. Это и есть побег. Верней, утечка. Научись мыслить абстрактно, Публий. Дело всегда в принципе. В идее, которая заложена в вещи, а не в вещи как таковой. Раз пожизненно — то пожизненно. Жизнь есть идея. Сперма — вещь.
Публий (кричит). Но я же все равно спускаю! (Успокаиваясь.) Вон вся тумбочка желтая.
Туллий. Потому и отменили, чтоб не смешивал. Публий. Чего не смешивал?
Туллий. Идею с вещью. А тумбочку мы другую выпишем. Если, конечно, ты к этой не привязался.
Публий (смерив тумбочку взглядом). Нет, не думаю.
Туллий (снимая трубку). Алло, г-н Претор. Это Туллий Варрон из 1750-го. Ага, опять. Не могли бы вы прислать нам новую тумбочку? Да, лучше из хромированного железа. Да, старая — как бы получше выразиться — проржавела... да, только одну... Премного благодарен, г-н Претор. Пардон? Лебединая песня? Что? Какой еще бес в ребро? Это я для г-на Публия Марцелла заказываю. Что? Да он смущается. Премного благодарен. (Вешает трубку.) Будет тебе новая тумбочка.