Сочинения в 3 томах. Том 3: Остров Тридцати Гробов. Графиня Калиостро. Необычайные приключения Арсена Люпена
Шрифт:
— Как! Вы не знаете…
Старый Друид наклонился к Ворскому и доверительно произнес:
— Послушай, Ворский, должен тебе признаться, что я немного прихвастнул и что моя роль при всей своей неизмеримой важности — хранитель Божьего Камня — это тебе не шутка! — моя роль ограничена более могущественной силой, чем моя.
— Какой еще силой?
— Силой Веледы.
Ворский взглянул на старика с новым беспокойством.
— Веледы?
— Ну, в общем, той, кого я называю Веледой, последней жрицей кельтов, а как ее зовут на самом деле,
— А где она?
— Здесь.
— Здесь?
— Да, на камне для жертвоприношений. Она спит.
— Как — спит?
— Она спит уже многие века, давным-давно. Я всегда видел ее лишь спящей целомудренным, мирным сном. Как Спящая Красавица, Веледа ждет человека, которому назначено богами разбудить ее, и этот человек…
— Этот человек?…
— Ты, Ворский.
Ворский нахмурился. Что значит вся эта невероятная история? К чему клонит этот загадочный субъект?
Между тем Старый Друид продолжал:
— Тебе, кажется, это не по вкусу? Да брось ты, раз у тебя руки в крови, а за спиной тридцать гробов, значит, только ты и имеешь право быть тем самым сказочным принцем. Уж больно ты скромен, дружок. Слушай, хочешь, я тебе скажу кое-что? Веледа невыразимо хороша, но другой, нечеловеческой красотой. Ну как, парень, ты уже воспарил духом? Нет еще?
Ворский колебался. Он чувствовал, что опасность сгущается вокруг него, словно волна, которая вздымается, чтобы потом с силой обрушиться вниз. Но старик не унимался.
— Еще одно слово, Ворский, — я говорю тихо, чтобы твои дружки не услышали. Когда ты завернул свою мать в саван, ты оставил у нее на указательном пальце, согласно ее воле, перстень, который она никогда не снимала, волшебный перстень с большой бирюзой, окруженной маленькими камешками бирюзы, оправленными в золото. Я не ошибаюсь?
— Нет, — потрясенно прошептал Ворский, — нет, но ведь я тогда был один, этого секрета не знает никто.
— Ворский, если этот перстень окажется на указательном пальце у Веледы, тогда ты поверишь? Ты поверишь, что твоя мать из мрака могилы поручила Веледе принять тебя и вручить тебе волшебный камень?
Но Ворский уже шел к постаменту. Он быстро поднялся по ступеням, и его голова оказалась над площадкой для жертвоприношений.
— Перстень! — покачнувшись, воскликнул он. — У нее на пальце перстень!
Между двумя столбами дольмена на жертвенном столе лежала жрица в длинном белоснежном одеянии. Она лежала несколько на боку, грудью и лицом в противоположную от Ворского сторону; наброшенная на лоб ткань скрывала волосы женщины. Ее прекрасные полуобнаженные руки свешивались со стола. На указательном пальце сиял перстень с бирюзой.
— Это действительно перстень твоей матери? — поинтересовался Старый Друид.
— Да, вне всякого сомнения.
Ворский поспешно пересек пространство, отделявшее его от женщины, и, низко склонившись, почти что став на колени, всматривался в камни на перстне.
— Количество сходится. У одного камня отколот кусочек, другой наполовину
— Можешь говорить громче, — заметил старик, — она не слышит и от твоего голоса не проснется. Лучше встань и легонько проведи рукой по ее лбу. Эта магическая ласка должна вывести ее из сна.
Ворский поднялся, однако прикоснуться к женщине не решался. Она внушала ему страх и непреодолимое почтение.
— Вы двое, не подходите, — приказал Старый Друид Отто и Конраду. — Когда Веледа откроет глаза, ее взгляду должен предстать лишь Ворский, ничто не должно ее отвлекать. Ну что, Ворский, боишься?
— Нет, не боюсь.
— Ну да, ты только не в своей тарелке. Убивать проще, чем воскрешать, а? Ну же, не трусь! Отогни покрывало и прикоснись ко лбу. Божий Камень — рядом. Действуй, и станешь властелином мира!
И Ворский принялся действовать. Он возвышался над жрицей, стоя у самого жертвенного алтаря. Наклонился над недвижной фигурой. Белое покрывало мерно поднималось и опускалось от дыхания женщины. Нетвердою рукой Ворский откинул его, нагнулся и другой рукой прикоснулся к открытому лбу.
Но в этот миг рука его замерла, и сам он застыл, словно человек, который чего-то не понимает и тщетно пытается понять.
— Ну что ты остолбенел, малыш? — воскликнул Друид. — Опять что-то затерло? Что-нибудь не так? Может, тебе помочь?
Ворский молчал. Он растерянно смотрел вперед. Ошеломление и страх на лице у него постепенно переходили в дикий ужас. На лбу у него выступили капли пота. Казалось, его глазам открылось какое-то жуткое зрелище.
Старик расхохотался.
— О, Боже, ну и урод же ты! Только бы последняя жрица не открыла свои божественные очи и не увидела твою мерзкую рожу! Спите, Веледа. Спите своим чистым сном без сновидений.
Начиная приходить в ярость, Ворский забормотал нечто нечленораздельное. Ему внезапно открылась часть правды. На губах у него вертелось слово, но он отказывался его произнести, словно боялся таким образом вдохнуть жизнь в человека, который более не существовал, в эту мертвую женщину — да-да, мертвую, хотя она и дышала, она не могла не быть мертвой, поскольку он сам ее убил. В конце концов он против своей воли, испытывая невыразимую муку на каждом слоге, прошептал:
— Вероника… Вероника…
— Ах, ты тоже находишь, что она похожа? — ехидствовал Старый Друид. — Что ж, может быть, ты и прав: какое-то семейное сходство. Да что там! Если бы ты своими руками не распял ту, другую, если бы своими ушами не слышал ее последний вздох, то готов был бы поклясться, что это — одна и та же женщина и что Вероника д'Эржемон жива и даже не ранена. Ни единой царапины, даже следов от веревки на руках — и тех нет. Ну, посмотри же, Ворский: какое мирное лицо! Какое безмятежное спокойствие! Право слово, я начинаю думать, что ты ошибся и распял не ту женщину. Подумай-ка… Ну вот, ты уже на меня сердишься! О, Тевт, приди мне на помощь! Пророк собирается меня сразить.