Сочинения в двух томах. Том первый
Шрифт:
Франк Браун попросил позвонить по телефону Альрауне и сказать, что он скоро будет. Потом простился и пешком направился по дороге в Лендених. Прошел через старую деревню, мимо святого Непомука, и поздоровался с ним. Остановился перед железными воротами, позвонил и посмотрел на двор.
У въезда, где прежде горела жалкая лампочка, сверкали теперь три огромных газовых фонаря. Это было единственное новшество, которое он заметил.
Из окошка выглянула Альрауне и оглядела пришельца. Она видела, как Алоиз ускорил шаги, быстрее, чем обыкновенно,
— Добрый вечер, молодой барин, — сказал слуга.
Франк Браун подал ему руку и назвал по имени, точно вернулся к себе домой после небольшого путешествия.
— Как дела, Алоиз?
По двору пробежал старый кучер, так быстро, как только могли нести его старые ноги.
— Молодой барин, — вскричал он, — молодой барин! Добро пожаловать!
Франк Браун ответил:
— Фройтсгейм, вы еще живы? Как я рад вас видеть. — Он с чувством пожал ему обе руки.
Показались кухарка, толстая экономка и камердинер Павел. Людская вмиг опустела — две старых служанки протискались через толпу, чтобы пожать ему руку, предварительно вытерев свои о передник.
— Молодой барин, — воскликнула седая кухарка и взяла у носильщика, шедшего следом за ним, маленький саквояж. Все окружили его, хотели поздороваться, пожать руку, услышать слово привета. А молодые, не знавшие его, стояли вокруг и, широко раскрыв глаза, со смущенной улыбкой смотрели. Немного поодаль стоял шофер и курил трубку: даже на его равнодушном лице показалась дружеская улыбка.
Альрауне тен-Бринкен пожала плечами.
— Мой уважаемый опекун, по-видимому, пользуется здесь популярностью, — вполголоса сказала она и крикнула вниз: — Отнесите вещи барина к нему в комнату. А ты, Алоиз, проведи их наверх.
Точно холодная роса упала на теплую радость людей. Они понурили головы и разом замолкли. Только Фройтсгейм пожал ему еще раз руку и проводил до крыльца:
— Хорошо, что вы приехали, молодой барин.
Франк Браун пошел к себе в комнату, вымылся, переоделся и последовал за камердинером, который доложил, что стол накрыт. Вошел в столовую. Несколько минут он пробыл один. Оглянулся по сторонам.
Там все еще стоял гигантский буфет, и на нем красовались тяжелые золотые тарелки с гербом тен-Бринкенов. Но на тарелках не было фруктов. «Еще слишком рано, — пробормотал он. — Да и, может быть, кузина ими не интересуется».
В дверях показалась Альрауне. В черном шелковом платье с дорогими кружевами, в короткой юбке. На мгновение она остановилась на пороге, потом подошла ближе и поздоровалась:
— Добрый вечер, кузен.
— Добрый вечер, — ответил он и подал руку. Она протянула только два пальца, но он сделал вид, что не заметил. Взял всю ее руку и крепко пожал.
Жестом попросила она его к столу и сама села напротив.
— Мы должны, наверное, говорить друг другу «ты»? — сказала она.
— Конечно, — подтвердил он, — у тен-Бринкенов это всегда было принято. — Он поднял бокал: — За твое здоровье, маленькая кузина.
«Маленькая кузина, —
Она опорожнила бокал и подала знак лакею налить снова.
И выпила еще раз: «За твое здоровье, господин опекун».
Он невольно засмеялся.
«Опекун, опекун-это звучит очень гордо. Разве я действительно так уж стар?» — подумал он и ответил:
— И за твое, маленькая воспитанница,
Она рассердилась. «Маленькая воспитанница», опять — маленькая?» О, она ему скоро покажет, какая она маленькая.
— Как здоровье твоей матери? — спросила она.
— Мерси, — ответил он. — Кажется, хорошо. Ты ведь ее совершенно не знаешь? А могла бы когда-нибудь ее навестить.
— Да ведь и она у нас никогда не была, — ответила Альрауне. Потом, увидев его улыбку, быстро добавила: — Признаться, я об этом не думала.
— Конечно, конечно, — сухо сказал он.
— Папа о ней почти не говорил, а о тебе я вообще никогда не слыхала. — Она говорила немного поспешно, как будто торопилась. — Меня, знаешь ли, удивило, что он выбрал именно тебя…
— Меня тоже, — перебил он. — Конечно, это сделано не случайно.
— Не случайно? — спросила она. — Почему не случайно?
Он пожал плечами: «Пока я и сам еще не знаю, но, вероятно, скоро пойму».
Разговор не смолкал, как мяч, — туда-сюда летали короткие фразы. Они придерживались вежливого, любезного и предупредительного тона, но наблюдали друг за другом, были все время настороже. После ужина она повела его в музыкальную комнату. «Хочешь чаю?»-спросила она. Но он попросил себе виски с содовой.
Они сели и продолжали разговаривать. Вдруг она встала и подошла к роялю: «Спеть тебе что-нибудь?»
— Пожалуйста, — попросил он вежливым тоном.
Она села и подняла крышку. Потом повернулась с вопросом: «Ты, может быть, хочешь что-нибудь определенное?»
— Нет, — ответил он, — я не знаю твоего репертуара, маленькая кузина.
Она слегка сжала губы. «Надо его от этого отучить», — подумала она. Взяла несколько аккордов, спела несколько слов.
Потом прервала и начала новый романс. Снова прервала, спела несколько тактов из «Прекрасной Елены», потом несколько слов из григовской песни.
— Ты, по-видимому, не в настроении, — спокойно заметил он.
Она сложила руки на коленях, помолчала немного и начала нервно барабанить пальцами. Потом подняла руки, опустила быстро на клавиши и начала:
Il etait bergere, et ron et ron, petit patapon, il etait une bergere, qui gsrdait ses moutons.Она повернулась, сделала гримаску. Да, маленькое личико, обрамленное короткими локонами, действительно могло принадлежать грациозной пастушке…