Сочинения в двух томах
Шрифт:
Молитвы шепоту притекших к ним людей, —
А там иконостас, и пресвятые лики,
И место царское, и патриарший трон;
А между тем гудит, гудит Иван Великий,
Как бы из глубины веков идущий звон, —
Благоговением душа моя объята,
И всё мне говорит: «Сие есть место свято!
Смотри: когда кругом лишь бор густой шумел,
Да княжий теремок, где бедный князь сидел, —
Беседа вещая таинственно велася
Здесь меж святителем и князем. Здесь его,
Как древний Самуил, благословил владыка
На собирание народа своего —
Святителя завет исполнился великой!
Помалу собралась вкруг белого Кремля,
Как под надежный щит, вся Русская земля,
И каждый град ее свою здесь церковь ставил.
И высилась Москва! И Чингисханов род,
Кончаясь, Азию в наследье ей оставил,
А там от Балтики и до Эгейских вод
Славяне подняли с надеждою к ней очи,
И со священного Афона глас пророчий,
Призвав святую Русь для доблестной борьбы,
Востока древнего ей передал судьбы».
Так говорит нам Кремль. Но поколенья были,
Что здесь как пришлецы чужие проходили.
Вельможи русские являлися сюда
С иными вкусами. Ломали без следа
Святыни старины. Ни память Иоаннов
Не удержала их, ни прах святых гробов, —
Ломали здание, что строил Годунов,
Ломали здание, где избран был Романов.
Весь этот старый Кремль, с соборами, с дворцом,
С резными башнями, назначен был на слом.
И вместо их уже, питомец муз эллинских,
Художник созидал классическим умом
Ряд портиков, колонн и арок исполинских...
Скажи ему тогда: ужель, о вандал, нет
В тебе присущей здесь святыни пониманья —
Ведь что ни камень здесь, то крови отчей след,
Что столб — то памятник, что церковь — то сказанье, —
Сердечный этот вопль в пустыне б прозвучал,
Художник злобился б, вельможа хохотал...
То были граждане совсем другого мира!
К нам отклики неслись неведомого пира,
Неслися возгласы свободы и любви...
То тронов падавших летели к нам обломки,
То дребезги трибун выкидывал волкан —
Всё поглощала Русь, — и вот пройдох всех стран
Явилися у нас питомцы и питомки.
Кто набожно вздыхал по чуждом короле,
Кто, новым Цезарем восхищенный, мечтами
Носился за его победными орлами,
Кто бредил равенством и братством на земле,
И при воззвании «всемирная свобода»
Вселенский гражданин отрекся от народа!
Об человечестве здесь каждый помышлял,
Но человечестве во образе француза...
Кто в демагогии судеб его искал,
Кто в темной мистике священного союза.
В России ж видели удобный матерьял,
В котором каждый мог кроить себе свободно —
На всякий образец и что кому угодно —
Парламент с лордами или республик ряд,
Аркадских пастухов иль пахотных солдат.
Один из этого ушел водоворота.
Один почувствовал, что нет под ним оплота,
Что эти странные адепты тайных лож,
Вся эта детская блистательная ложь,
Весь этот маскарад с своею пестротою
Стоит как облако над Русскою землею...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
То был великий муж... Один он видел ясно,
Что силы родины теряются напрасно,
Что лучшие умы, как бедные цветы,
Со стебля сбитые грозой, кружат в пустыне
Чужие у себя, чужие на чужбине...
Но пусть свершаются над ними их судьбы!
Есть русской крепости незримые столбы,
Есть царства русского основы вековые...
Во всем величии судеб своих Россия
Ему являлася из сумрака времен...
Там исцеление! Там правда! — верил он,
И, этой веры полн, сошел во мрак архивов —
И там, как в сказочной стране чудес и дивов,