Сочинения в двух томах
Шрифт:
Он, возделатель мирный садов, охранитель
Гротов и рощ, и цветов, и орудий садовых,
Юным деревьям даст силу расти, увенчает
Листьем душистым, плодом сладкосочным обвесит.
Подле статуи, из грота, шумя упадает
Ключ светловодный; его осеняют ветвями
Дубы; на них свои гнезда дрозды укрепляют...
Будь благосклонен,
Ты, увенчанный венком из лозы виноградной,
Плюща и желтых колосьев! пролей свою благость
Щедрой рукою на эти орудья простые,
Заступ садовый, и серп полукруглый, и соху,
И нагруженные туго плодами корзины,
1840, Каболовка
«НА МЫСЕ СЕМ ДИКОМ, УВЕНЧАННОМ БЕДНОЙ ОСОКОЙ...»
На мысе сем диком, увенчанном бедной осокой,
Покрытом кустарником ветхим и зеленью сосен,
Печальный Мениск, престарелый рыбак, схоронил
Погибшего сына. Его возлелеяло море,
Оно же его и прияло в широкое лоно,
И на берег бережно вынесло мертвое тело.
Оплакавши сына, отец под развесистой ивой
Могилу ему ископал и, накрыв ее камнем,
Плетеную вершу из ивы над нею повесил —
Угрюмой их бедности памятник скудный!
1840
«ВСЁ ДУМУ ТАЙНУЮ В ДУШЕ МОЕЙ ПИТАЕТ...»
Всё думу тайную в душе моей питает:
Леса пустынные, где сумрак обитает,
И грот таинственный, откуда струйка вод
Меж камней падает, звенит и брызги бьет,
То прыгает змеей, то нитью из алмаза
Журчит между корней раскидистого вяза,
Потом, преграду пней и камней раздробив,
Бежит средь длинных трав, под сенью темных ив,
Разрозненных в корнях, но сплетшихся ветвями...
Я вижу, кажется, в чаще, поросшей мхом,
Дриад, увенчанных дубовыми листами,
Над урной старика с осоковым венком,
Сильвана с фавнами, плетущего корзины,
И Пана кроткого, который у ключа
Гирлянды вешает из роз и из плюща
У входа тайного в свой грот темнопустынный.
«Я БЫЛ ЕЩЕ ДИТЯ — ОНА УЖЕ ПРЕКРАСНА...»
(Из Андрея Шенье)
Я был еще дитя — она уже прекрасна...
Как часто, помню я, с своей улыбкой ясной,
Она меня звала! Играя с ней, резвясь,
Младенческой рукой запутывал не раз
Я локоны ее. Персты мои скользили
По груди, по челу, меж пышных роз и лилий...
Но чаще посреди поклонников своих
Надменная меня ласкала, а на них
Лукаво-нежный взор подняв как бы случайно,
Дарила поцелуй, с насмешливостью тайной,
Устами алыми младенческим устам.
Завидуя в тиши божественным дарам,
Шептали юноши, сгорая в неге страстной:
«О, сколько милых ласк потеряно напрасно!»
1840, Каболовка
ОВИДИЙ
Один, я погребен пустыней снеговою.
Здесь всем моих стихов гармония чужда,
И некому над ней задуматься порою,
Ей нет ни в чьей душе отзыва и следа.
Зачем же я пою? Зачем же я слагаю
Слова в размерный стих на языке родном?
Кто будет их читать и чувствовать?.. О, знаю,
Их ветер разнесет на береге пустом!
Лишь эхо повторит мои мечты и муки!..
Но всё мне сладостно обманывать себя:
Я жажду услыхать страны родимой звуки,
Свои элегии читаю громко я,
И думаю (дитя!), что это голос друга,
Что я в кругу друзей... зову их имена, —
И вот — мне кажется, что дымная лачуга
Присутствием гостей невидимых полна.
Январь 1841
ИСКУССТВО
Срезал себе я тростник у прибережья шумного моря.
Нем, он забытый лежал в моей хижине бедной.
Раз увидал его старец прохожий, к ночлегу
В хижину к нам завернувший. (Он был непонятен,