Сочинения в трех томах. Том 1

Леблан Морис

Он подошел к Доротее вплотную и слегка коснулся ее шали. Доротея слушала терпеливо, стараясь разгадать его намерения, но это прикосновение заставило ее вздрогнуть от отвращения.

— Прочь! Оставьте меня. Я вам запрещаю до меня дотрагиваться. Чтобы я вступила с вами в сделку? С вами?.. Вы мне противны. Слышите — противны.

Эстрейхер вышел из себя.

— Как! Вы отказываетесь? Вы смеете отказываться, несмотря на то, что я?.. Да-да, я раскрою все. Разглашу такие вещи, от которых вам непоздоровится, потому что, если на то пошло, — серьги украл не один Кантэн. Вы

тоже были там, в овраге. Вы — его соучастница. У меня есть доказательства. Коробочка с серьгами у графини. И вы еще смеете со мной разговаривать таким тоном! Ах вы… воровка!

Он хотел схватить ее, смять. Доротея быстро нагнулась и скользнула вдоль перил. Эстрейхер размахнулся. Как вдруг ослепительный луч света ударил ему в глаза. Это подкрался Монфокон и зажег карманный электрический фонарик.

Эстрейхер испуганно отшатнулся и прошипел:

— Ах ты, тварь! Я тебя укрощу! И тебя тоже, щенок. Если завтра ты не перестанешь ломаться, коробочка будет распечатана в присутствии жандармов. Выбирай, что лучше, бродяга.

В три часа ночи тихо открылась форточка над козлами фургона, высунулась чья-то рука и затормошила сладко спавшего Кантэна.

— Вставай, одевайся, и потише.

Кантэн заспорил:

— Ей-богу, Доротея, ты затеваешь глупость.

— Молчи и делай, что тебе говорят.

Кантэн стал нехотя одеваться. Доротея была уже готова. В руках у нее была смотанная веревка, конец которой она обвязала вокруг пояса.

Они прошли в конец двора, выходящего к оврагу, привязали к перилам веревку и стали спускаться. Спустившись, обогнули замок и очутились у того места, где Кантэн залез в окно. Окно по-прежнему было открыто. Они влезли в него и вошли в коридор. Доротея зажгла карманный фонарик.

— Возьми вот эту лесенку в углу.

— Доротея, это безумие. Нельзя лезть на рожон.

— Молчать и слушать.

— Доротея, оставь…

Вместо ответа она больно толкнула его в живот.

— Довольно. Я отвечаю за все. Где комната Эстрейхера?

— Последняя налево. Я расспросил вчера прислугу.

— А порошок, который я тебе дала, ты всыпал ему в кофе?

— Всыпал.

— Если так, Эстрейхер спит мертвым сном, и мы можем действовать спокойно.

Они дошли до дверей со стеклянным верхом, отпиравшимся, как форточка. Дверь была на замке, но форточка полуоткрыта.

— Здесь будуар?

— Здесь. Сначала прихожая, а за ней — будуар.

— Подставляй лестницу.

Кантэн влез в форточку и через несколько минут вылез обратно.

— Нашел? — шепотом спросила Доротея.

— Да, на столе. Я вынул серьги, а коробочку перевязал точь-в-точь как было и поставил на место.

Двинулись дальше. Около последней двери они остановились. Здесь была такая же стеклянная форточка, как и в будуаре. Кантэн влез в нее, отпер изнутри задвижку и впустил Доротею. Они очутились в маленькой передней перед дверью в спальню Эстрейхера, Доротея посмотрела в замочную скважину.

— Спит.

Она вынула из кармана Кантэна флакон хлороформа и носовой платок, откупорила флакон и сильно смочила платок.

Эстрейхер лежал одетый поперек кровати. Порошок

подействовал хорошо, и Эстрейхер спал так крепко, что Доротея рискнула зажечь электричество, потом подошла к нему и осторожно прикрыла его лицо платком, пропитанным хлороформом.

Эстрейхер вздохнул, заворочался, но хлороформ подействовал быстро, и он заснул еще крепче, чем прежде.

Тогда они связали его по рукам и ногам, крепко-накрепко прикрутили к кровати, концы веревок перекинули и привязали к ножкам стола и шкафа, затянули в узлы ковер и занавески. Одним словом, Эстрейхер был опутан как паутиной и без посторонней помощи не мог освободиться. А чтобы он, проснувшись, не поднял крик, Доротея плотно обмотала его рот полотенцем.

На другой день утром, когда Рауль Дювернуа пил кофе вместе с супругами Шаньи, дворецкий доложил, что директриса цирка приказала на рассвете открыть ворота и уехала, прося передать графу письмо.

Граф распечатал конверт, развернул письмо:

«Многоуважаемый кузен…»

Это обращение слегка покоробило графа.

— Кузен… Гм.

И он недовольно поморщился.

«Я сдержала свое слово. Передаю в ваши руки того, кто производил раскопки в вашем замке, украл прошлой ночью серьги, а пять лет тому назад отравил и ограбил моего отца, похитив у него медаль с разгадкой тайны. Пусть расправится с ним правосудие.

Княжна Доротея д'Аргонь».

Граф, графиня и Рауль Дювернуа с недоумением смотрели друг на друга. Никто не понимал, что это значит и кто этот страшный преступник.

— Жаль, что Эстрейхер спит, — сказал наконец граф. — Он помог бы нам расшифровать загадку.

Графиня бросилась в будуар, нашла сданную ей на хранение коробочку, раскрыла ее. В ней не было ничего, кроме морских ракушек и голышей. Почему Эстрейхер придавал ей такое значение?

В эту минуту снова явился дворецкий с докладом.

— В чем дело, Доминик?

— В доме неблагополучно. Ночью хозяйничали воры.

— Что-о? Как же они могли забраться? Я вам тысячу раз приказал держать все двери на запоре.

— Двери заперты-с. А в коридоре, возле комнаты господина Эстрейхера, стоит лестница, и окно в уборной открыто. В него и залезли.

— Что же они… Что пропало?

— Не могу знать. Я пришел доложить. Пусть господин граф распорядится, что делать.

Де Шаньи переглянулся с женой.

— Спасибо, Доминик. Не поднимайте тревоги. Мы сейчас придем и посмотрим. Устройте так, чтобы нам никто не мешал.

Супруги Шаньи и Рауль Дювернуа направились к комнате Эстрейхера. Дверь его спальни была открыта. В комнате сильно пахло хлороформом. Граф заглянул в спальню и отскочил как ужаленный: Эстрейхер лежал на кровати, связанный по рукам и по ногам, с заткнутым ртом, и стонал, сердито выкатывая белки глаз.

Возле него лежали куртка и вязаный шарф, похожий на тот, что был на человеке, копавшем яму в овраге. А на столе, на видном месте, сверкали сапфировые серьги.

Но, увидев руку Эстрейхера, вошедшие невольно дрогнули.