Сочинения в трех томах. Том 3
Шрифт:
— Да.
— Прекрасно. Примем меры предосторожности.
— Какие? А вдруг их много?
— Да хоть сколько угодно, это ничего не меняет. Где Конрад?
— У временного моста, который мы навели вместо сгоревшего. Сторожит.
— Ладно, Конрада не проведешь. Из-за сгоревшего моста мы уже задержались на той стороне, а если сгорит и этот, тоже ничего хорошего. Как я понимаю, к тебе пришли на помощь, Вероника. Давно ожидаемое чудо, долгожданное вмешательство… Слишком поздно, моя дорогая.
Отвязав женщину от решетки, Ворский отнес
— Спи, девочка моя, отдыхай хорошенько. Ты прошла только полпути на Голгофу, вторая половина будет еще труднее.
Продолжая посмеиваться, Ворский вышел из комнаты, и по услышанным ею нескольким фразам Вероника поняла, что Отто и Конрад — второстепенные людишки, которые ни о чем не знают.
— Кто все-таки эта несчастная, которую вы преследуете? — спросил Отто.
— Не твое дело.
— Но мы с Конрадом хотим, чтобы вы сообщили нам хоть что-нибудь.
— Зачем это вам, Господи?
— Чтобы знать.
— Вы с Конрадом — два идиота, — отозвался Ворский. — Когда я взял вас на службу и помог бежать вместе со мной, я рассказал вам о своих планах столько, сколько считал возможным. Вы согласились на мои условия. Тем хуже для вас: теперь вам придется идти со мною до конца.
— А если нет?
— Тогда берегитесь! Изменников я не жалую.
Прошло еще несколько часов. Вероника была убеждена, что теперь уже ничто не сможет избавить ее от развязки, которую она призывала изо всех сил. Она не желала вмешательства, о котором говорил Отто. В сущности, она о нем даже не думала. Сын ее был мертв, и она желала лишь одного — как можно скорее последовать за ним, пусть даже ценою страшных мучений. Да и какое ей было дело до мучений? Силы тех, кто подвергается пыткам, имеют свой предел, и Вероника была так близка к этому пределу, что ее агония не должна была быть долгой.
Она принялась молиться. Ей снова вспомнилось прошлое, и совершенная когда-то в юности ошибка показалась страдалице причиной всех свалившихся на нее несчастий.
И вот, так и не переставая молиться, усталая, изможденная, находясь в крайнем нервном напряжении, делавшем ее ко всему безучастной, она забылась сном.
Вероника не проснулась даже тогда, когда вернулся Ворский. Ему пришлось ее растолкать.
— Час близок, моя крошка. Молись.
Тихо, чтобы не услышали приспешники, он стал рассказывать ей на ухо противным голосом какие-то незначительные эпизоды из своего прошлого. Наконец он вскричал:
— Еще слишком светло! Отто, пойди поищи чего-нибудь в шкафу для провизии. Я хочу есть.
Они сели за стол, но Ворский тут же вскочил:
— Не смотри на меня, моя крошка. Ты меня смущаешь. Чего тебе надо? Когда я один, совесть у меня не очень-то чувствительна, но когда такой взгляд, как твой, проникает в самую глубь естества, она начинает шевелиться. Закрой глазки, моя красавица.
Он прикрыл глаза Веронике платком и завязал его на затылке. Но этого ему показалось мало, и он обернул ей голову тюлевой занавеской,
Все трое говорили очень мало и ни словом ни упомянули ни о своих походах по острову, ни о дуэли. То, о чем они беседовали, не интересовало Веронику и не могло ее расшевелить, если б даже она прислушалась. Все сделалось ей чуждым. Слова достигали ее ушей, но она не понимала точного их значения. Она думала лишь о смерти.
Когда стало смеркаться, Ворский заявил, что пора идти.
— Значит, вы не изменили своего решения? — поинтересовался Отто несколько враждебным тоном.
— Ни на йоту. А почему ты спрашиваешь?
— Да так. Но все же…
— Что — все же?
— Ну, в общем, нам все это не очень-то нравится.
— Да ну? И ты заметил это, милый мой, только теперь, после того, как со смехом подвесил к деревьям сестер Аршиньа?
— Тогда я был пьян. Вы заставили нас пить.
— Ну, так выпей, старина. Вот, кстати, бутылка коньяка. Налей в свою флягу и отстань… Конрад, ты приготовил носилки?
Ворский повернулся к своей жертве:
— Вот, позаботились о тебе, моя дорогая: нашли старые ходули твоего мальчишки, а между ними протянули ремни. Практично и удобно.
Около половины девятого мрачная процессия отправилась в путь. Впереди шел Ворский с фонарем в руке. Его сообщники несли носилки.
Грозные тучи, появившиеся еще днем, затянули небо и плыли над островом, тяжелые и черные. Быстро темнело. Сильный ветер заставлял плясать в фонаре пламя свечи.
— Бр-р, — поежился Ворский, — до чего мрачно. Подходящая ночь для Голгофы.
Вдруг он отскочил в сторону: какой-то черный комочек выкатился прямо ему под ноги. Ворский проворчал:
— Это еще что? Смотрите-ка! Кажется, собака…
— Это пес мальчишки, — сообщил Отто.
— А, знаменитый Дело-в-шляпе? Очень кстати! Дело действительно в шляпе, да еще в какой! Ну, погоди у меня, скотина!
Он попытался пнуть пса ногой, но тот увернулся и продолжал следовать за процессией в некотором отдалении, время от времени испуская глухой лай.
Подъем был крут, и ежеминутно один из троих мужчин, сойдя с плохо различимой тропинки, которая шла вокруг лужайки перед главным фасадом и вела на поляну подле Дольмена Фей, запутывался в зарослях ежевики или плюща.
— Стоп! — скомандовал Ворский. — Передохнем немного, ребята. Отто, дай-ка мне твою флягу. Что-то у меня колотится сердце.
Ворский припал к фляге и принялся пить большими глотками.
— Теперь ты, Отто. Не хочешь? Да что с тобой?
— По-моему, на острове есть люди, и они нас ищут.
— Ну и пусть себе ищут!
— А вдруг они приплыли на лодке и поднялись по тропинке, которую мы нашли, — по ней еще сегодня утром хотели убежать женщина с мальчиком?
— Нам следует бояться нападения с суши, а не с моря. А временный мост сожжен. Там не пройти.