Сочинения
Шрифт:
6. Но уймите плач, перестаньте! Сделайтесь стойкими стражами всего этого. Осмелюсь сказать: я стану порукой за ваше спасение! Говорить вам так я дерзаю из–за ваших обетов, а не из–за моих дел, из–за ваших обещаний, а не из–за моих слов. [26] Я ручаюсь за ваше спасение, если сами точно исполните обязательства; я — за избавление от несчастий, если вы — за твердое раскаяние; я — за уход врагов, если вы — за отход от страстей. Точнее, не я порукой этому, но и за себя самого, и за вас — если, конечно, вы окажетесь безоговорочными исполнителями этого уговора — я вас самих выставляю поручителями, вас самих объявляю ходатаями. Ну а Господь, будучи человеколюбив и сожалея о бедствии (Иоил. 2, 13) человеческом, скажет вам: Вот, изглаживаю беззакония твои, как облако, и грехи твои, как туман; обратись ко Мне, и Я искуплю тебя (Ис. 44, 22), и: обратитесь ко Мне, и Я обращусь к вам (Зах. 1, 3), [27] и еще: Иногда скажу о народе или о царстве, что сокрушу его и погублю; но если обратится этот народ от своих злых дел, откажусь и Я от всего зла, которое помыслил сделать ему (Иер. 18, 7–8).
7. Итак, настало время, возлюбленные, обратиться к Матери Слова, единственной нашей надежде и прибежищу. Возопим к Ней, взывая о помощи: Спаси град Свой, как Ты умеешь, Владычица! Поставим Ее посредницей к Сыну Ее и Богу нашему и сделаем свидетельницей и ручательницей нами уговоренного Ту, Кто передает просьбы наши, и источает человеколюбие от Рожденного Ею, и рассеивает тучу вражескую, и возжигает нам луч спасения. Ее ходатайством будем избавлены от нынешнего гнева, избавлены и от грядущего и неотвратимого осуждения во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему надлежит вся слава, и благодарение, и поклонение вместе со Отцем и Святым Духом, ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!
(пер. П. В. Кузенкова)
Текст воспроизведен по изданию: Древнейшие государства. 2000
Того же святейшего Фотия, архиепископа Константинополя — Нового Рима, вторая гомилия на нашествие росов (Г2) [76]
1. [30] Знаю, что все вы понимаете, — как те, кто способен осознать отвращение Бога к людям, [31] так и те, кто к суждениям Господа относятся несколько более невежественно, — всё же всех вас я считаю усвоившими и уразумевшими, что напавшая на нас угроза и нагрянувший набег племени запятнали нас не иначе, как из–за гнева и негодования Господа Вседержителя (Ср.: Пс. 106 (105), 40). Ибо хотя, с одной стороны, Бог благ и превыше гнева и всяческой страсти, поскольку имеет природу превыше всякого материального состояния, занимающего по непреложному закону низшее положение, но, с другой стороны, справедливо можно было бы сказать, что Он гневается и негодует, когда какой–либо поступок, по достоинству осужденный на гнев и негодование, влечет для совершившего подобающее этому наказание — каковым образом и теперь обрушилось на нас попущенное
76
Дж.Уортли предположил, что вторая гомилия «На нашествие росов» была произнесена Фотием в воскресенье 4 августа 860 г., через шесть с половиной недель после нападения во вторник 18 июня (Wortley J. The Date of Photius’ Fourth Homily // BSl. 1970. T. 31. P. 50–53). Впрочем, продолжительность осады Константинополя может быть определена лишь гипотетически.
77
Неожиданный характер нападения подчеркивается и в первой гомилии (см.: Г1, ком. 19, 28, 30). Вестники об опасности, если и прибыли в Византию, то слишком поздно. В связи с этим возникает вопрос — которым, как видим, задавался и сам Фотий, — почему власти своевременно не узнали о готовящемся нападении столь крупных военных сил? Возможно, в это время в Византии система оповещения о движении русских судов в Черное море, существовавшая в X в., еще только налаживалась: фема Климаты с центром в Херсонесе была образована для защиты от неких не названных по имени усилившихся врагов при императоре Феофиле в 30–х годах IX в.
78
Очевидно, первое столкновение с воинственными северными варварами произвело на жителей Константинополя сильное впечатление; о необъяснимых для византийцев жестокостях и массовых убийствах свидетельствует и «Житие Игнатия» (см. раздел ЖИ).
Оттого, что все вы сознаете это и горечь страдания и острота положения начертали в сердцах ваших причину несчастий, из–за этого я не стану молчать: но оттого, что и в вас имею я соочевидцев упомянутых схваток, именно из–за этого выступлю со справедливым обличением, разыгрывая перед вами трагедию тех событий, для которых сами мы из своих прегрешений соорудили сцену и вместе подготовили драму, превратив государство наше в театр всевозможных страстей. Ибо гнев Божий (Ср.: Еф. 5, 6) исходит из–за наших грехов, и материалом угрозы выступают дела грешников, а взысканием возмездия — неисправление проступков. Насколько странно и страшно нелепо нападение обрушившегося на нас племени — настолько же обличается непомерность [наших] прегрешений; насколько, опять же, [это племя] незаметно, незначительно и вплоть до самого к нам вторжения неведомо [79] — [33] настолько же и нам прибавляется тяжесть позора и превозносится торжество посрамлений, и бичи острее наносят боль. Ведь, право же, невыносимую кару представляет собой господство немощнейших и презренных над блистательными славою и неодолимыми по силе, доставляет горе неумолимое и память бедствий делает неизгладимой. Так подверглись мы бичеванию нашими беззакониями, опечалены страстями, унижены прегрешениями и ошеломлены злодеяниями, став поруганием и посрамлением у окружающих (Пс. 79 (78), 4). Ибо те, кому некогда казался невыносимым один лишь слух о ромеях [80] , подняли оружие на саму державу их и потрясали руками, разъяренные, в надежде захватить царственный град, словно гнездо (Ср.: Ис. 10, 14). Ведь они разграбили его окрестности, разорили предместья, свирепо перебили схваченных и безнаказанно окружили весь город — настолько превознесенные и возвеличенные нашей беспомощностью, [34] что жители не смели смотреть на них прямым и бесстрашным взором, но из–за чего приличествовало им тем мужественнее вступить с врагом в схватку, от этого они раскисали и падали духом. Ибо кровавые варварские убийства соотечественников должны возбуждать праведный гнев и требовать, положась на благие надежды, поспешить со справедливым возмездием; но спасшиеся, которые должны были отомстить за попавших в беду, струсив и испугавшись, обмякли, воображая в страданиях пленников собственное пленение. Ведь как только внезапный ужас проник в глубины сердца и болезнь воспалилась в язву, поток робости словно от какого–то источника и очага сердечной опухоли стал разливаться по всему телу и сделал парализованными члены тех, на кого возложены военные решения [81] . Так сделались мы игрушкою варварского племени: угрозу их посчитали неодолимой, замысел — непосрамляемым и натиск — неотразимым. Ибо где гнев Божий, там и рок; и когда Он отвращается, легко прокрадывается погибель, и тот, кого Он предает бичеванию, оказывается разоряем от рук нападающих, [35] и если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж (Пс. 127 (126), 1).
79
Принятая С.Аристархисом конъектура А.Наука mhd? [NnOmati] … ginowskOmenon ”неизвестное [по имени]» едва ли оправдана. Здесь и далее Фотий делает упор не на полную неизвестность напавшего народа, но на его безвестность; поэтому для того, чтобы считать, что русь была совершенно незнакома Фотию и его аудитории, в тексте гомилий нет никаких оснований: напротив, патриарх не только осведомлен о местах обитания руси, но и постоянно говорит о малозначительности в прошлом этого народа как о вещи общеизвестной.
80
Указание на вероятные контакты нападавших с империей до набега.
81
В этом замысловатом пассаже Фотий, видимо, прибегает к медицинской терминологии, чтобы иносказательно обличить паралич военных властей, оказавшихся не в состоянии защитить мирных жителей.
2. Народ незаметный, народ, не бравшийся в рассчет [82] , народ, причисляемый к рабам, безвестный — но получивший имя от похода на нас [83] , неприметный — но ставший значительным, низменный и беспомощный — но взошедший на вершину блеска и богатства [84] ; народ, поселившийся где–то далеко от нас, варварский, кочующий [85] , имеющий дерзость [в качестве] оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника [86] , такою толпой, столь стремительно нахлынул будто морская волна на наши пределы и будто полевой зверь объел(Пс. 80 (79), 14) как солому или ниву населяющих эту землю, — о кара, обрушившаяся на нас по попущению! — не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, [36] не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу. Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб — о горе! — скалы, о которые они разбивались [87] ; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… Печален рассказ, но еще печальнее зрелище, и гораздо лучше [о нем] умолчать, чем говорить, и достойно [оно] скорее свершивших, чем претерпевших. Ибо нет, не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоемы — одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, [37] другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ. Так навалилось сокрушение страдания, и чума войны, носясь повсюду на крыльях наших грехов, разила и уничтожала все, оказавшееся на пути.
82
По мнению Манго, в данном контексте ?nar…qmhton ?qnoj означает не ”народ, которому нет счета, бесчисленный», но ”народ, с которым не считаются, не берущийся в расчет, маловажный». Ср.: Euripid. Ion, 837; Idem. Helena, 1679; Scholia ad Theocr. XIV.48 (оракул советует жителям Мегары быть oUt' ™n lOgJ, oUt' ™n ?riqmu [Phot. Hom. P. 98. Note. 12].
83
Эпитет ?gnwston употреблен здесь именно в смысле ”незнатный, неименитый»; ср.: Eisagoge, XI.35: o? ?gnwstoi tin martUrwn ka? basan…zesqwsan e“ de»soi ”незнатные свидетели пусть подвергаются и пытке, если потребуется» [Васильевский В.Г. Труды. Т. III. Пг., 1915. С. CXXV–CXXVII]. Слова ”получил имя от похода на нас» едва ли следует понимать в буквальном смысле как свидетельство того, что само имя руси до этого не было известно в Византии: вспомним хотя бы известное по ”Бертинским анналам» посольство к императору Феофилу, отцу Михаила III. Более подходит по контексту смысл ”сделался именитым, прославился». Сопоставляя этого выражения со словами русской летописи о том, что именно со времен Михаила ”нача ся прозывати Русьска земля» (см. раздел ПВЛ), можно отметить, что и древнерусская традиция связывает выход руси на историческую сцену с походом 860 г.
84
Нападавшие отступили, обремененные богатой добычей. Именно это позволило западным источникам (ХВ, послание папы Николая) описывать набег как удачный. Данные слова Фотия позволяют, кажется, рассеять сомнения исследователей (Vasiliev A.A. The Russian Attack… P. 55; Phot. Hom. P. 78), затруднявшихся относить упомянутые сообщения к данному походу, окончившемуся, как известно, гибелью русского флота во время бури.
85
Эпитет, который, казалось бы, мало подходит для славян; впрочем, в значении ”бродячий, не сидящий на одном месте» он вполне мог быть употреблен в отношении руси, в то время резко расширившей зону своей активности и стремительно перемещавшейся по огромным пространствам Восточно–Европейской равнины. Долгое время важнейшим элементом власти русских князей было полюдье, которое могло восприниматься как постоянное перемещение с места на место, своего рода кочевание; в X в. Константин Багрянородный называет его gUra ”кружение» [УИ, 9.107].
86
Вся фраза выражает мысль о ничтожности нападавших, поэтому и такие эпитеты как ?fUlakton ”не имеющий охраны, беспечный, небдительный» и ?strat»ghton (см. ком. 26 к разделу Г1) следует понимать в смысле полного отсутствия у варварской толпы дисциплины и военного искусства, что должно было подчеркнуть позор поражения для ромеев, гордившихся порядком и организацией.
87
Убийство младенцев, захваченных во время войны у врагов, практиковалось многими древними народами (ср. известный библейский пример: Пс. 136, 9). Об этом обычае славян как о примере их дикости упоминает трактат Псевдо–Кесария, середина VI в. [Свод древнейших письменных известий о славянах / Сост. Л.А.Гиндин, С.А.Иванов, Г.Г.Литаврин. М., 1994. Т. I. С. 254].
3. Никто не смог бы выразить словами представшую тогда перед нами ”Илиаду» бедствий (Поговорка [Corpus paroemiographorum Graecorum / Ed. E.L.von Leutsch, F.G.Schneidewin. Go ttingen, 1839. T. I. P. 96, 256]; ср.: Theoph. Cont. V.98). И кто, видя все это, не признал бы, что излилась на нас муть из чаши, которую наполнил гнев Господень, вскипевший от наших прегрешений? Кто, старательно обдумывая все это, не пойдет через всю свою жизнь скорбя и печалясь вплоть до самого заката? О, как нахлынуло тогда все это, и город оказался — [38] еще немного, и я мог бы сказать — завоеван! Ибо тогда легко было стать пленником, но нелегко защитить жителей; было ясно, что во власти противника — претерпеть или не претерпеть [это нам]; тогда спасение города висело на кончиках пальцев врагов, и их благоволением измерялось его состояние; и немногим лучше, скажу я, — скорее же, гораздо тягостнее — было не сдаваться городу, чем давно уже сдаться: ведь первое стремительностью испытания, возможно, сделало бы незаметной причину не сиюминутного пленения; второе же, затяжкой времени превознося человеколюбие противников — якобы, до сих пор [город] не пал из–за их милосердия — и присоединяя к страданию позор снисхождения, мучительней делает взаимное ощущение пленения [88] .
88
Важное место, проливающее некоторый свет на обстоятельства осады, но не простое для перевода. Манго, считая текст испорченным, полагает необходимым либо опустить oUpw, либо изменить его на oUtw. Он видит здесь указание на неудачный штурм города, после которого осажденным были предложены условия сдачи, так как ”русские едва ли стали бы снисходительнее, если бы город не сдался на их милость» (since the Russians would hardly have become more compassionate if the city had not submitted to their clemency — Phot. Hom. P. 100. Note 23). Но на мой взгляд речь здесь идет о другом: осадив город, нападавшие не спешили со штурмом стен (добыча и без того была богатой), но надеялись выторговать выгодный выкуп. В этом и проявлялось их ”милосердие», и поэтому Фотий говорит о том, что в руках осаждавших находилась судьба города. Какие–то переговоры велись наверняка, но судить об их содержании на основании свидетельств Фотия не представляется возможным (речь скорее всего должна была идти о крупной дани, как это случилось спустя полвека при Олеге).
Помните ли вы смятение, слезы и вопли, в которые тогда весь город погрузился с совершенным отчаянием? Знакома ли вам та кромешная жуткая ночь, когда круг жизни всех нас закатился вместе с солнечным кругом, и светоч жизни нашей погрузился в пучину мрака смерти? Знаком ли вам тот час, невыносимый и горький, когда надвинулись на вас варварские корабли [89] , [39] дыша свирепостью, дикостью и убийством; когда тихое и спокойное море раскинулось гладью, предоставляя
89
Число судов нападавших, согласно источникам, было 200 (СЛ, ком. 9) или 360 (ХВ). У Фотия корабли руси названы nAej, в ЖИ и СЛ — plo‹a. По всей вероятности, в них следует видеть не примитивные однодеревки–моноксилы (долбленые лодки, засвидетельствованные у славян еще в VII в.), а крупные морские ладьи, снаряжение которых на базе моноксил описывает Константин Багрянородный [УИ, 9.84–86 и прим. 2 на с. 307–308; ср.: Vasiliev A.A. The Russian Attack… P. 190–191]. М.В.Левченко, критикуя Васильева, настаивал, что в данном случае речь идет именно об однодеревках, но при этом допускал, что их размеры ”могли быть различны — от маленького челна до крупных ладей» [Левченко М.В. Фальсификация… С. 155]. См. также: ЖИ, ком. 11. Вместимость русских судов Х в. составляла от 40 [ПВЛ под 6415 г.] до 100 человек [Macoudi. Les Prairies d’Or / Ed. C.Barbier de Meynard. Paris, 1864. T. II. P. 18], что позволяет определить размер войска руси не менее чем в 8000 воинов. Корабли викингов той же эпохи вмещали до 100 человек. Для сравнения приведем вместимость византийских кораблей того времени: 50–100 человек вмещали хеландии [Annales quos scripsit Abu Djafar Mohammed ibn Djarir at–Tabari / Ed. M.de Goeje. Series III. Lugduni Batavorum, 1889–1901. P. 1417], массивности которых Лиутпранд противопоставлял маневренность русских однодеревок в 941 г. [Liutpr. Antapodosis, V.15]; еще крупнее были памфил (130–160 человек) и быстроходный дромон (230 гребцов и 70 воинов) [Constantini Porphyrogeniti imperatoris De cerimoniis aulae Byzantinae / Ed. J.J.Reiske. Bonnae, 1830. T. II. P. 664–678]. В Византии высоко ценили русских моряков: среди 50 тысяч участников грандиозной морской экспедиции против арабов, задуманной Львом VI спустя 50 лет после описываемых здесь событий, отряд из 700 росов упомянут особо, причем платили им по 10 1/3 номисмы на человека, что более чем вчетверо превышало жалованье византийских моряков–кивирреотов [Ibidem. P. 651] (1 номисму условно можно соотнести со стоимостью 150 кг зерна, пары овец или участка в 10 соток).
90
Как свидетельствует это место, византийцам не казалось невороятным взятие русью Константинополя — в то время крупнейшего и наиболее укрепленного города Европы. Здесь Фотий, кажется, описывает ночной штурм, предпринятый со стороны моря (с суши стены Константинополя совершенно неприступны).
4. Но когда это началось у нас, когда осознание грехов мы поставили сами себе непреклонным судьею и, подсудимые, стали выносить приговор против себя в качестве оправдательного, [41] когда молебнами и гимнами мы стали призывать Божество, когда в сокрушении сердца стали приносить покаяние, когда с простертыми к Богу руками всю ночь взывали к Его человеколюбию, возложив на Него все наши надежды, — тогда искупили мы несчастье, тогда стали получать избавление от обступивших нас бед, тогда увидели угрозу сокрушаемой, и гнев Господень явно стал уноситься от нас; ибо видели мы, как враги отступают, а город, которому они грозили, спасается от опустошительного разграбления.
Тогда… Когда же? Как только, оставшись безо всякой помощи и лишившись поддержки человеческой, мы воспряли душами, возложив упования на Мать Слова и Бога нашего, подвигая Ее уговорить Сына, Ее — умилостивить прегрешения, Ее право откровенной речи [91] призывая во спасение, Ее покров обрести стеною неприступною, Ее умоляя сокрушить дерзость варваров, Ее — развеять их надменность, [42] Ее — дать защиту отчаявшемуся народу, заступиться за собственное стадо; и пронося Ее облачение [92] , дабы отбросить осаждающих и охранить осажденных, я и весь город со мною [93] усердно предавались мольбам о помощи и творили молебен, на что по несказанному человеколюбию склонилось Божество, вняв откровенному Материнскому обращению, и отвратился гнев, и помиловал Господь достояние Свое. Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены — и по неизреченному слову враги показали спины; город облачился в него — и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им — и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения [94] . Ибо Господь призрел не на грехи наши, но на покаяние, не беззакония наши вспомнил, но увидел сокрушение сердец наших и преклонил ухо Свое (Пс. 116 (114), 2)к исповеданию уст наших. [43] Неожиданным оказалось нашествие врагов — нечаянным явилось и отступление их; безмерным негодование — но выше разумения и милость; невыразим был страх перед ними — презренными стали они в бегстве; Божий гнев они имели причиною для набега на нас — Божье человеколюбие нашли мы теснящим их, отражающим их натиск.
91
Слово parrhs…a ”открытая, безбоязненная речь» относится к специфически греческим социально–этическим категориям. В Библейских текстах его обычно переводят ”смелость, открытость, дерзновение» (ср.: Есф. 8, 12п; 1 Макк. 4, 18; 1 Ин. 2, 28; 2 Кор. 3, 12). В Византии это слово стало термином, обозначавшим право непосредственного устного обращения к императору — одна из важнейших привилегий в придворном церемониале.
92
Под упроминаемым здесь священным облачением (? p?nseptoj stol») обычно понимается св. риза или покров (омофорий) Пресвятой Богородицы. О чудесной роли омофория рассказывает и хроника Симеона Логофета (см.: СЛ, ком. 12), но совершенно иначе, чем Фотий. Согласно преданию, св. риза была перенесена в Константинополь из Галилеи патрикиями Гальбием и Кандидом в царствование Льва I (457–474) и торжественно положена в храме Богородицы во Влахернах [Baynes N.H. The Finding of the Virgin’s Robe // Me langes H.Gre goire. Paris, 1949. P. 240–247]. Об этом повествует ”Слово о положении ризы Богородицы во Влахернах», которое ранее связывали с событиями 860 г. (Х.М.Лопарев, М.Жюжи), однако в настоящее время создание этого произведения принято относить к VII в. Феодором Синкеллом в связи с аваро–славянской осадой Константинополя 626 г. [Лопарев Х.М. Старое свидетельство о положении ризы Богородицы во Влахернах в новом истолковании применительно к нашествию русских на Византию в 860 г. // ВВ. 1895. Т. 2. С. 581–620; Васильевский В.Г. Авары, а не русские, Феодор, а не Георгий: Замечания на статью Х. М. Лопарева // ВВ. 1896. Т. 3. С. 83–95; Wenger A. La legende de Galbios et Candidos // Idem. L’Assomption de la T.S. Vierge dans la tradition byzantine du VIe au Xe siecle: Etudes et documents. Paris, 1955. P. 293–312 (текст), 113–135 (перевод)]. К этой святыне не раз обращались во время осад Константинополя, призывая чудесное заступничество Богородицы [Weyl Carr A. Threads of Authority: The Virgin Mary’s Veil in the Middle Ages // Robes and Honor: The Medieval World of Investiture. New York, 2001. P. 59–94]. Именно с влахернским омофорием связано знаменитое видение св. Андрея Юродивого, послужившее основой для установления на Руси праздника Покрова Пресвятой Богородицы (1 октября). Согласно известиям византийских источников, в Константинополе хранилось несколько священных одеяний Богородицы: наиболее известное из них — омофорий (NmofOrion ”покров») во Влахернах, наряду с которым известна собственно риза (™sq»j ”платье»), хранившаяся вместе с честным поясом в Халкопратийском храме–реликварии ? ?g…a SorOj [Patria Const. III.147 (c90, m121)]. Характерно, что славянские тексты часто не различают ризу и покров (в том числе древнейший перевод хроники Георгия Амартола — см. раздел СЛ). И если указание хроники Симеона Логофета однозначно указывает на влахернский омофорий, то слова, использумые Фотием (stol» ”наряд», sksph ”покров», peribol» ”облачение»), могут относиться и к халкопратийской ризе. Вопрос этот довольно пока не поддается разрешению (ср. терминологию Иосифа Псенописца: раздел 4, ком. 2–3).
93
Фотий ни слова не говорит об императоре, которого едва ли возможно подразумевать в числе прочих горожан (”и вы все»). Это позволяет заключить, что Михаила не было в Константинополе до самого снятия осады [De Boor C. Der Angriff der Rhos auf Byzanz // BZ. 1895. Bd. 4. S. 462–464; Phot. Hom. P. 77, 80]. Иную версию событий излагает семейство хроник Симеона Логофета (см. раздел СЛ).
94
В качестве причины отступления врагов Фотий не упоминает ни о военном поражении (как БХ), ни о морской буре (как СЛ), подчеркивая неожиданность и необъяснимость снятия осады. Внешней причиной этого могла быть как весть о возвращении императора [Bury J.B. A History of the Eastern Roman Empire from the Fall of Irene to the Accesion of Basil I (A.D. 802–867). L., 1912. P. 421], так и осознание осаждавшими невозможности взятия хорошо укрепленного города, а возможно и суеверный страх, охвативший язычников при виде величественной религиозной процессии [Phot. Hom. P. 77]. Руси уже досталась богатая добыча, и следовало позаботиться о ее сохранении.
5. Не станем же делать человеколюбие поводом к небрежению, не сочтем милосердие призывом к легкомыслию, не распахнем сами себе врат гибели в начале спасения, не расслабимся в милости Его, дабы не случилось несчастья крайнего, худшего прежних, и не навлечь нам на себя бед по примеру иудеев: Увы, народ грешный, народ, полный грехов! Во что вас бить еще, продолжающие беззакония? — [44] по слову Исайи, — И некуда приложить смягчение, или мазь, или повязки (Ис. 1, 4–6). Да не сделаем самих себя, возлюбленные, ответственными за столькие беды, не будем забывать об уговоре, которым обязались мы Богу, когда видели страшную угрозу стоявшей перед глазами нашими. Ведь знаете вы, все знаете, каждый — по научению собственной совести, что сделавший что–то несправедливое обещал в тот момент Богу больше не делать этого, предавший тело разврату — в ненависти к страсти добровольно явил исповедание целомудрия, и даже проводящий время в пьянстве — протрезвел и обещал впредь вести трезвый образ жизни; иной, имея сердце жестокое и бесчеловечное, стал само милосердие, испрашивая милости от Бога зароком милосердия к ближнему; и для друзей завистник, язва для подчиненных, палач для рабов, а для свободных тиран — одержимый плачем и терзаниями укротил и переменил дикость нравов. Высокомерных можно было видеть смиренными, а роскошествовавших — постящимися; у тех, чья жизнь проходила в смехе и игрищах, ланиты были залиты потоками слез; кого заботило, как бы добыть для себя денежное состояние — те сделались товарищами бедных, презирая недуг сребролюбия; короче говоря, те, кто хлопотал о своем пороке, с великим старанием избавлялись и отстранялись от него, и каждый, проводивший жизнь в нерадении и легкомыслии, руками и ногами и всеми силами являл призыв к добродетели и желал и обещался в дальнейшем чисто и неукоснительно следовать стезею оговоренного. [45] Пусть никто из нас не забудет об этом, пусть никто не осквернит забвением столь важные обеты — ибо забвение их способно навлечь гнев Божий. И ведь именно при таких наших исповеданиях и получили мы ручательство Матери Слова и Бога нашего перед Ним, и коснулось нас, избавив от пленения, исходящее от Него человеколюбие; ими расчистив и засеяв сердца наши, мы пожали плоды покаяния; так, сделавшись лучше в помыслах, избавились мы от бедствий. Утвердив такие основания будущего поведения, не станем нагромождать древесину, траву и солому — материал податливый греху и истощающий нагруженных, — но воздвигнем золото и серебро (1 Кор. 3, 12), искренность и чистоту дел, в которых не посеяно яда порока, [46] дабы стало для нас это стеною несокрушимою в прибежище и святыней неприкосновенною во время мятежей искушений; да не отклонимся вспять, дабы не было суждено нам явиться негодными в Царствии Небесном (Ср.: Лк. 9, 62), дабы не оказалось, что по делам нашим минувшие несчастья преследуют нас и остаются с нами. Пусть каждый от всего сердца своего (Ср.: Иоил. 2, 12) отвратится от своих дурных дел, взвесив и исследовав самого себя: какое из деяний его может так огорчить Бога, чтобы повлечь за собой столь великий гнев? Какое несет такую чрезмерность порока, чтобы вызвать столькие угрозы? За какими из дел последовало негодование Его на нас — и какие способствовали тому, чтобы осенило нас облако человеколюбия Его; откуда взялось наказание — и как отражен удар; откуда нанесена нам рана — и какими прижиганиями мы уврачеваны? Ибо если зададимся мы этими вопросами, и станем так внимательны к себе, и сделаем все это предметом заботы — знаю, еще щедрее расточал бы Господь милость Свою, ибо близок ко всем призывающим Его в истине, и желание боящихся Его Он исполняет, вопль их слышит и спасает их (Пс. 145 (144), 18–19), и щит Он для всех, уповающих на Него (Пс. 18 (17), 31). [47] Если же мы прилепимся — не дай Бог! — к прежним грехам своим (но ведь не может же, не может кто–либо среди нас быть настолько бесчувственным и неисправимым, чтобы не внять столь великому и обильному Богом ниспосланному негодованию!), если и впрямь осквернимся теми же самыми страстями и погрязнем в тине наслаждений, и не умилостивим происшедшее упорством раскаяния, и не сделаем минувшие горести стражею будущей жизни — ох! в какую погибель ввергаем мы себя вновь, каких несчастий роем яму (Ср.: Ис. 51, 6), каких бедствий возбуждаем бурю, злобствуя против самих себя! Ибо сказано: если не обратитесь, Он изощрит Свой меч, Он напряг лук Свой и направил его, и приготовил для него сосуды смерти (Пс. 7, 13–14 (в русском переводе все глаголы в настоящем времени)); и дождем прольет Он на нечестивых погибель, огонь и серу, и палящий ветер — доля из чаши Его (Пс. 11 (10), 6), и огонь и град, голод и смерть, меч и бич — все это уготовано для нечестивых (Ср.: Сир. 39, 29; 40, 9). [48] Не нужно нам чужих примеров для собственного вразумления: самих себя следует нам взять для своего исправления и наставления, наше страдание — упреждающим будущее лекарством нашим. Ибо когда мы, привыкшие к грубому и сладострастному времяпрепровождению, отступились от привычного образа жизни, не говоря о прочем, тогда увидели, что гнев Господень уносится от нас, как градовая туча во время сбора плодов (Ср.: Ис. 30, 30).