Сочинения

Никитин Иван Саввич

...Мелкие нападки

На шрифт, виньетки, опечатки,

Намеки тонкие на то,

Чего не ведает никто 1,

Вы не советуете мне ехать в Петербург. Я и сам думаю то же. Зачем мне, дикарю, переноситься в новый мир с его оглушительным шумом, окружать себя новыми, чуждыми лицами и, чтобы не быть смешным, может быть начинать курс нового воспитания. Я доволен моим скромным уголком, и здесь, в глуши, есть у меня свой прекрасный мир, когда одиноко я сижу в моей комнате, обдумывая новый труд. Незаметно тогда летят свободные минуты, и как-то приветливо смотрят окружающие меня темные стены. Только один вопрос постоянно меня мучит: не ошибаюсь ли я, исключительно обратившись к стихотворениям в простонародном духе? Вы художник, Вы любите искусство. Именем этой любви умоляю Вас разрешить мое недоумение 2. Некоторые говорят, что произведения подобного рода (разумею не лирические, но взятые в виде отдельных сцен) прозаичны по своей положительности, что поэзия собственно состоит в образах, в романтизме, даже в некоторой неопределенности... я решительно сбиваюсь с толку. Нет ничего легче, как написать стихотворение вроде следующего по содержанию: Березы дремлют над водою, трава благоухает, даль тонет в прозрачной

сини, где-то слышатся мелодические звуки кузнечика и т. п. ..привязать к этому какую-нибудь мысль - и картина готова. Не так легко даются стихотворения простонародные. В них первое неудобство - язык! Нужно иметь особенное чутье, если можно так выразиться, чтобы избегать употребления слов искусственных или тривиальных, одно такое слово - и гармония целого потеряна. Достоинство их то, что они, по моему мнению, могут быть или верными очерками взятого быта и нравов, или показывать свой собственный угол зрения низшего класса народа. Неужели подобные вещи лишены жизни, своего рода истории и общечеловеческого интереса. С этим мне трудно согласиться. Может быть, внешняя форма избрана мною ошибочно, но форма более искусственная дает более простора фантазии, а я, напротив, стараюсь сколько возможно ближе держаться действительности. Помогите мне ради бога своим советом! С этою просьбою мне некуда, кроме Вас, обратиться. Скоро выйдет в свет книжка моих стихотворений, но в ней в последнем роде, т. е. в простонародном, собрано мало, и, если бы было много, едва ли кто-нибудь займется серьезно их разбором, укажет на светлые и темные стороны моей новой дороги. Кстати, не могу Вам не пожаловаться на свою неудачу при напечатании некоторых стихотворений в журналах. В "Библиотеке для чтения" мои пьесы искажены страшным образом. Кому этим я обязан, решительно не понимаю. Теперь в декабрьской книжке "Современника" напечатана "Жена ямщика"; редакции этого журнала я очень благодарен за сделанную мне честь, но как туда попала моя пьеса - для меня неразрешимая задача. Г. Авдеев 3 (автор "Огненного змея"), проезжая через Воронеж 18 октября 185, г., взял у меня для "Отечественных записок" шесть стихотворений, в том числе и "Жену ямщика", эта пьеса, как и другие, отданы ему мною исправленными, но в "Современнике" они появились в прежнем виде, т. е. без исправлений. И передал ли г. Авдеев мои стихотворения г. Краевскому, я также не знаю. Если предположить, что редакция "Отечественных записок" нашла их слабыми и потому не напечатала, то почему же не сделала то же самое редакция "Современника", разборчивая в деле искусства не менее "Отечественных записок"... Если Вам, Аполлон Николаевич, коротко знаком этот г. Авдеев, будьте так добры, примите на себя труд спросить его, как он распорядился взятыми у меня стихотворениями. Он и сам обещался ко мне писать, но не сдержал своего слова. Я осмеливаюсь просить Вас только в таком случае, если исполнение моей просьбы не представляет для Вас ни малейшего затруднения, иначе, ради бога, извините меня за высказанные, может быть, неуместные слова.

Еще раз от души благодарю Вас за присланное письмо. Вы не можете представить, как отрадно мне думать, что более нежели за тысячу верст есть благороднейшее сердце, готовое сочувствовать моим слабым трудам. Не лишите меня и на будущее время чести видеть от Вас хотя несколько строк. День, когда я увижу эти строки, будет для меня светлым праздником.

С глубочайшим уважением и совершеннейшею преданностью имею честь быть, милостивый государь, Вашим покорнейшим слугою

Иван Никитин.

No. При этом прилагаю по Вашему желанию стихотворение "Другоженец" и др.

1855 г. января 17

8. А. А. КРАЕВСКОМУ

Милостивый государь, Андрей Александрович.

Позвольте мне принести Вам глубокую благодарность за январскую книжку Вашего прекрасного журнала. Я принял Ваш подарок как милого гостя, нечаянно посетившего мой скромный уголок, и вполне ценю то внимание, которым Вам угодно было меня удостоить. Позвольте мне также выразить искреннюю благодарность за помещение моих стихотворений в июньской книжке "Отеч. записок" прошлого года 1, за эту, сделанную мне, честь и, наконец, за Вашу лестную обо мне рекомендацию, которой я обязан моим первым знакомством с публикой. Смею уверить Вас, милостивый государь, что всего этого я никогда не забуду: у меня покамест нет ничего, кроме страстной, бескорыстной любви к искусству и пламенного желания жертвовать для него всеми моими способностями, всею моею жизнию, тогда как Ваше имя произносится с уважением на необъятном пространстве Руси, - все это я знаю, - и тем более мне дорого Ваше участие.

Г-н Авдеев2, во время своего проезда через Воронеж, 18 октября минувшего года, взял у меня для Вашего журнала шесть стихотворений: "Упрямый отец", "Жена ямщика", "Вечер после дождя", "Купец на пчельнике", "Неудачная присуха" и "Бурлак". Из них одно: "Жена ямщика" каким-то образом попало в "Современник" и напечатано не в том виде, в каком отдано мною г. Авдееву; ясно, что редакция "Современника" получила стихотворение не от него, а от кого-то другого, и получили ли Вы от г. Авдеева мои стихотв., я тоже не знаю. Если мои пьесы Вам известны и признаны почему-либо неудобными к напечатанию, не угодно ли Вам будет принять от меня прилагаемые здесь, новые, которым, если Вы найдете их стоящими внимания, не откажитесь, по свойственной Вам снисходительности, дать место на страницах Вашего журнала. Что касается меня, я поставлю себе в особенную честь постоянно для него трудиться, если это Вы позволите. При этом одна моя покорнейшая просьба: если при напечатании моих стихотворений найдется что-либо, требующее исключения, умоляю Вас это исключение обозначать точками, а не заменять словами. В стихотворениях простонародных всякое искусственное слово легко может нарушить гармонию целой пьесы, уже по тому одному, что оно искусственное, чему и был пример: редакция "Библиотеки для чтения" внесла целые строки в мои стихотворения 3, и, обезобразив их, отозвалась, что не позволено ставить точек на место исключенных стихов. Я говорю это решительно не с тем намерением, чтобы мой упрек "Библиотеке для чтения" вышел каким бы то ни было образом наружу, говорю, потому что мне больно.

С глубочайшим уважением и совершеннейшею пре-данностию имею честь быть, милостивый государь,

Ваш покорнейший слуга

Иван Никитин.

21 февраля 1855 г. Воронеж.

9. Н. И. ВТОРОВУ

Милостивый государь, Николай Иваныч.

Вот сегодняшний труд, вылившийся из души *. Просмотрите, ради бога! Жаль, если он Вам не понравится. Я хотел прийти к Вам сам, но, по милости сапожника, сижу без калош (извините за откровенность). Если не найдете времени пожаловать ко мне, - пришлите завтра с кем-нибудь, сделав на полях отметки; если стихотворение удачно, - тотчас тиснем. Поздравляю Вас с весною. Я сегодня ездил в поле. Боже, как хорошо! Ручьев тысячи, звуков тысячи. Все кипит, начинает жить; видел и слышал жаворонков, грачей, скворцов, уток; теперь в ушах шум, в глазах виденная картина...

Всею душою преданный Вам

И. Никитин.

1855, 13 марта.

10. Н. И. ВTOPOBУ

Милостивый государь, Николай Иванович.

Что мне делать? Обращаюсь к Вам за советом. Легче мне нет, напротив, ноги болят более и более, поясница тоже *. Впереди представляется мне картина меня самого, медленно умирающего, с отгнившими членами, покрытого язвами, потому что такова моя болезнь. Здесь в Сухих Гаях я один, и это уединение убивает меня не менее болезни. Тоска страшная! Родных нет никого, не на ком остановить глаз. Быть может, это тоска - ребячество, - я не спорю, но выше моих сил с нею бороться, не видя надежды к лучшему. Итак, я думаю вот что: где-нибудь около Воронежа, верст за 6 или за 7, найти удобную квартиру и поселиться в ней. Воздух и там, вне города, будет хорош, а главное, почти ежедневно я буду иметь удовольствие видеть подле себя моих близких. Как Вы посоветуете? Поговорите об этом с Иваном Ивановичем2, который и передаст Вам мое письмо. Он видел меня и доскажет то, чего я не высказал. Разумеется, Павел Иванович 3 очень добр, и здесь все к моим услугам; разумеется, что я не оставлю его деревни, если буду сколько-нибудь двигаться, но лежать полубезжизненным одному - невыносимо. К тому же, живи я около города, я могу, хотя изредка, прибегать к медицинской помощи. Подумайте, добрый Николай Иванович, как лучше сделать, а мне грустно, крепко грустно.

Всею душою преданный Вам

Иван Никитин. 1855 года, июня 23 дня.

1856

11. Н. И. ВТОРОВУ

Милостивый государь, Николай Иванович.

Благодарю Вас за "Русский вестник" и "Современник". Если у Вас есть 2 No последнего, - позвольте прочитать.

Ну, что нам делать с моими стихотворениями? Не попросить ли Нечаева выписать через почту 30 или 50 экземпляров? Это просто - мука. Вот - нужно бы пред

ставить князю 1, Майкову, Порецкому и другим. Чтоб задавили черти этого Нечаева! Посоветуйте, что делать. A propos: Вы не читали "Северной пчелы"? 2 Ф. Булгарин, говорили мне, изволил сделать взгляд на мою книжку: "Что вот-де самородка произведение, исправленное и изданное г. Д. Н. Толстым, на которого смело можно положиться, что-де в самом деле книжка вышла премилая, что у меня-де есть кипы подобных самородных произведений, да все, знаете, некогда взяться за исправления" и т. д. ..Посоветуйте насчет книг-то, ради бога, такая досада, что смерть!

Всею душою преданный Вам

И. Никитин.

1856 г., марта 24.

12. А. Н. МАЙКОВУ

Милостивый государь, Аполлон Николаевич.

Примите от меня в знак глубочайшего к Вам уважения первые опыты моего труда 1. Вижу, как он слаб и беден, но он мне дорог по тем воспоминаниям, которые с ним связаны. Я никому доселе не говорил о моей жизни: я знаю, как смешна бесплодная жалоба. Но Вы - поэт. Я могу говорить с Вами откровенно, не для того, чтобы, так сказать, напроситься на Ваше участие, я просто хочу поделиться с Вами тем, чем никогда и ни с кем не делился. Я слагаю свой скромный стих - один, в глуши. Слагал среди грязи обыденной жизни, при говоре и плоской брани извозчиков, при покупке и продаже овса и сена, при насмешках своих мещан-собратьев, которые иногда видели меня с карандашом в руке, ищущего отдохновения за безыскусственною песнью; слагал под гнетом нужды, при упреках своего... не назову последнего имени: мне слишком грустно и больно 2. Теперь, слава богу, легче: я кое-как выбился на более ровную дорогу. По крайней мере на меня не указывают пальцами, что вот дескать, черт его знает чем занимается. А если и укажут, у меня есть опора - надежда в будущем. Да, надежда. Я готов трудиться, и, может быть, бог даст мне силу, может быть, я скажу хотя одно живое слово... о, как тогда мне было бы сладко жить и как легко умереть, умереть с мыслью, что я не для того только родился, чтобы продавать овес и сено! А если я обманусь, если все это одна мечта, сам мой новый путь - печальная ошибка!., нет, лучше замолчу. Право, не знаю, почему пишу к Вам под влиянием тяжелой грусти. Может быть, потому, что в эту минуту передо мной лежит мой первый слабый труд, не выразивший полно того, что я хотел выразить.

Искренне благодарю Вас за присланную книжку стихотворений (185, года). Я получил ее в то время, когда недвижно лежал в постели, а я лежал пять месяцев. Болезнь не помешала мне упиваться звуками, вылившимися из благороднейшей русской души. Помню Ваши слова:

Россия вызвана на созерцанье миру,

На суд истории...

...слезная об ней в душе моей забота...

Честь и слава Вашей музе, откликнувшейся на общий голос родины! Пал наш Севастополь, хотя и славно его падение!.. Не знаю, как Вы, - я рад миру 3. Довольно мы показали блистательного мужества в борьбе с врагами, но довольно сознали и свою отсталость от современного европейского просвещения.

После битвы с внешним неприятелем, пора нам, наконец, противостать врагам внутренним - застою, неправде, всякой гадости и мерзости. Пошли нам, господи, победу, твердую волю и мудрость обожаемому государю.

Скажите, ради бога, почему я почти не вижу Ваших произведений в современных журналах? Молчать совершенно - вы не можете. Не печатать - без сомнения, имеете свои причины. Будьте так добры - поделитесь чем-нибудь со мною. Уверяю Вас, это будет для меня одним из лучших праздников. Если б Вы знали, как я дорожу Вашими звуками. Помните ли, в своем последнем письме ко мне Вы, между прочим, выразились так: старайтесь выработать в себе внутреннего человека. Никогда никакое слово так меня не поражало! До сих пор, когда я готов поскользнуться, перед моими глазами, где бы я ни был, невидимая рука пишет эти огненные буквы: постарайтесь выработать в себе внутреннего человека.