Сочинения
Шрифт:
Мы знаем, что бессознательный комплекс кастрации имеет функцию узла:
в динамическом структурировании симптомов в аналитическом смысле этого слова, то есть в том, что поддается анализу в неврозах, перверсиях и психозах;
в регуляции развития, которая дает своес оотношение этой первой роли: а именно, в установке субъекта на бессознательную позицию, без которой он не смог бы ни идентифицировать себя с идеальным типом своего пола, ни ответить без серьезного риска на потребности своего партнера в сексуальных отношениях, ни даже удовлетворительным образом принять потребности ребенка, который может быть произведен на свет в результате этих отношений.
Здесь есть антиномия, внутренняя для принятия человеком (Mensch) своего пола:
Это не единственная апория, но первая, которую фрейдистский опыт и вытекающая из него метапсихология привнесли в наш опыт человека. Она неразрешима при любом сведении к биологическим данностям: сама необходимость мифа, лежащего в основе структурирования Эдипова комплекса, в достаточной мере демонстрирует это.
Было бы просто хитростью ссылаться в этом случае на некую наследственную амнезийную черту, не только потому, что такая черта сама по себе спорна, но и потому, что это оставляет проблему нерешенной: а именно, какова связь между убийством отца и пактом первобытного закона, если в этом законе предусмотрено, что кастрация должна быть наказанием за инцест?
Только на основе клинических фактов можно вести плодотворную дискуссию. Эти факты свидетельствуют об отношении субъекта к фаллосу, которое устанавливается без учета анатомических различий полов и которое, в силу этого самого факта, делает любую интерпретацию этого отношения особенно трудной в случае женщин. Эта проблема может быть рассмотрена под следующими четырьмя заголовками:
Исходя из этого "почему", маленькая девочка считает себя, хотя бы на мгновение, кастрированной, в смысле лишенной фаллоса, кем-то, в первую очередь матерью - важный момент, - а затем отцом, но так, что в этом следует признать перенос в аналитическом смысле
Именно поэтому, в более первобытном смысле, мать рассматривается обоими полами как обладательница фаллоса, как фаллическая мать;
Исходя из этого "почему", соответственно, обозначение кастрации на самом деле приобретает свой (клинически проявляющийся) полный вес в том, что касается формирования симптомов, только на основе его раскрытия как кастрации матери;
Эти три проблемы приводят, наконец, к вопросу о причинах фаллической стадии в развитии. Мы знаем, что этим термином Фрейд обозначает первое генитальное созревание: с одной стороны, оно, по-видимому, характеризуется воображаемым доминированием фаллического атрибута и мастурбационным джуансом, а с другой - локализует этот джуанс для женщины в клиторе, который таким образом возвышается до функции фаллоса. Таким образом, это, кажется, исключает у обоих полов, до конца этой стадии, то есть до заката Эдиповой стадии, все инстинктивное отображение влагалища как места генитального проникновения.
Это незнание подозрительно похоже на meconnaissance в техническом смысле этого слова - тем более, что оно иногда бывает совершенно ложным.
Разве это не подтверждает басню, в которой Лонгус показывает нам посвящение Дафниса и Хлои, подчиненное объяснениям старухи?
Таким образом, некоторые авторы были вынуждены рассматривать фаллическую стадию как эффект репрессии, а функцию, взятую на себя в ней фаллическим объектом, как симптом. Трудности начинаются, когда возникает вопрос: какой симптом? Фобия, говорит один, извращение, говорит другой, оба, говорит третий. В последнем случае кажется, что больше ничего сказать нельзя: не то чтобы не происходило интересных трансмутаций объекта фобии в фетиш, но если они и интересны, то именно в силу различия их места в структуре. Было бы бессмысленно требовать
Факт остается фактом: ныне заброшенное обсуждение фаллической стадии, которое можно найти в сохранившихся текстах 1928-32 годов, освежает пример преданности доктрине - к которому деградация психоанализа, вызванная его переносом в Америку, добавляет нотку ностальгии.
Просто подвести итог дискуссии означало бы исказить подлинное разнообразие позиций, занятых Элен Дойч, Карен Хорни и Эрнестом Джонсом, если упомянуть только самых выдающихся.
Серия из трех статей, посвященных Джонсом этой теме, особенно плодотворна - хотя бы для развития понятия афанисиса, термина, который он сам придумал. Ибо, так верно поставив проблему связи между кастрацией и желанием, он демонстрирует свою неспособность осознать то, что он, тем не менее, понял настолько ясно, что термин, который ранее дал нам ключ к этому, кажется, возник из самой его неудачи.
Особенно забавно то, как ему удается извлечь из письма самого Фрейда позицию, строго ему противоречащую: отличный образец в сложном жанре.
Однако на этом дело не заканчивается, и Джонс, похоже, противоречит своим собственным доводам в пользу восстановления равенства естественных прав (не выигрывает ли он от библейского "Бог создал их мужчиной и женщиной", которым завершается его мольба?). В самом деле, чего он добился, нормализуя функцию фаллоса как части-объекта, если ему приходится ссылаться на его присутствие в теле матери как на внутренний объект, который является функцией фантов, выявленных Мелани Кляйн, и если он не может отделить себя от мнения Кляйн, что эти фанты возникают еще в раннем детстве, во время эдипова становления?
Неплохо было бы пересмотреть этот вопрос, спросив, что могло вызвать у Фрейда очевидную парадоксальность его позиции. Ведь приходится признать, что он лучше, чем кто-либо другой, осознавал порядок бессознательных явлений, изобретателем которых он был, и что, не сумев адекватно сформулировать природу этих явлений, его последователи были обречены в той или иной степени сбиться с пути.
Именно на основании следующего пари, которое я излагаю как принцип комментария работ Фрейда, которым я занимался в течение последних семи лет, я пришел к определенным результатам: по существу, к провозглашению необходимым для любой артикуляции аналитических феноменов понятия означающего, в отличие от понятия означаемого, в современном лингвистическом анализе. Фрейд не мог принять во внимание это понятие, которое появилось после него, но я бы утверждал, что открытие Фрейда выделяется именно тем, что, хотя оно исходило из области, в которой нельзя было ожидать признания его господства, оно не могло не предвосхитить его формулы. И наоборот, именно открытие Фрейда придает оппозиции означающее/означаемое всю полноту ее следствий: а именно, что означающее имеет активную функцию в определении определенных эффектов, в которых означаемое предстает как подчиняющееся своему знаку, становясь через эту страсть означаемым.
Эта страсть к означающему теперь становится новым измерением человеческого состояния, поскольку не только человек говорит, но и то, что в человеке и через человека говорит (ca parle), что его природа соткана из эффектов, в которых можно найти структуру языка, материалом которого он становится, и что поэтому в нем звучит, за пределами того, что может быть понято психологией идей, отношение речи.
В этом смысле можно сказать, что последствия открытия бессознательного еще не проявились в теории, хотя на практике их влияние ощущается в большей степени, чем мы, возможно, осознаем, хотя бы в виде эффектов отступления.