Сочинения

де Бальзак Оноре

– Но к чему приведет тебя эта любовь? – воскликнула баронесса. – Ах! дитя мое, как опасны женщины с такими благородными чувствами! Дурных можно меньше опасаться. Женись на Шарлотте де Кергаруэт, выкупи две трети наших фамильных земель. Продав несколько ферм, мадемуазель де Пен– Холь может сделать это великое дело и будет заботиться о твоих владениях. Ты можешь оставить твоим детям хорошее имя, хорошее состояние…

– Забыть Беатрису? – сказал Калист глухим голосом, устремив глаза вниз.

Он оставил баронессу и пошел к себе, чтобы ответить маркизе. Г-жа дю Геник запечатлела в своем сердце письмо г-жи де Рошефильд; ей хотелось знать, на что может

надеяться Калист. В эти часы, шевалье дю Хальга гулял обыкновенно со своей собачкой; баронесса, уверенная, что встретит его на прогулке, надела шляпу, шаль и вышла. Видеть баронессу дю Геник в Геранде в другом месте, кроме церкви или на двух аллеях, излюбленном месте праздничных прогулов, в сопровождении мужа и мадемуазель де Пен-Холь, было таким необычайным явлением, что по всему городу через два часа только и было разговору при встрече:

– Г-жа дю Геник выходила сегодня, вы знаете?

Вскоре эта новость достигла ушей мадемуазель де Пен-Холь, которая сказала племяннице:

– У дю Геников происходит что-то особенное.

– Калист безумно влюблен в красавицу маркизу де Рошефильд, – сказала Шарлотта, – мне нужно бы уехать из Геранды и возвратиться в Нант.

В эту минуту, шевалье дю Хальга, удивленный тем, что его искала баронесса, отвязал свою Тизбе, видя, что ему невозможно делить свое внимание.

– Шевалье, занимались ли вы когда-нибудь романами? – спросила баронесса.

Капитан дю Хальга самодовольно выпрямился. Г-жа дю Геник, не упоминая ни про сына, ни про маркизу, повторила ему любовное письмо и спросила, как надо понимать такой ответ. Шевалье насторожился и гладил подбородок, слушая и изредка делая маленькие гримасы. Наконец, он с хитрым видом посмотрел пристально на баронессу.

– Когда кровные скакуны должны брать барьеры, они сначала подходят и обнюхивают их, – сказал он. – Калист будет счастливейшим малым на свете.

– Тише, – сказала баронесса.

– Я нем. Прежде, это было моим единственным преимуществом, – сказал старый шевалье. – Погода хорошая, – продолжал он, помолчав, – ветер северо-восточный. Черт возьми! Как шла хорошо по этому ветру «Красавица-Курица» в тот день, когда… Но, – вдруг сказал он, – у меня звенит в ушах и боль в боках, погода переменится. Вы знаете, что битва, которую выдержала «Красавица-Курица», стала так известна, что женщины даже носили уборы ее имени. Г-жа де Кергаруэт первая явилась в оперу в таком уборе. «Вы причесаны, как победительница», сказал я ей. Эти слова стали повторять во всех ложах.

Баронесса снисходительно слушала старика, который, верный законам галантности, проводил ее до переулка, оставив Тизбе. У шевалье вырвалась тайна рождения Тизбе; Тизбе была внучка очаровательной Тизбе, собачки адмиральши де Кергаруэт, первой жены графа де Кергаруэт. Этой последней Тизбе было восемнадцать лет. Баронесса быстро вбежала к Калисту, чувствуя себя так легко и радостно, точно сама любила. Калиста не было; Фанни увидала на столе сложенное, но не запечатанное письмо, адресованное г-же де Рошефильд. Непреодолимое любопытство толкнуло встревоженную мать прочесть ответ сына. Ее нескромность была жестоко наказана. Она почувствовала ужасную боль, увидав, в какую пропасть толкает Калиста его любовь.

Калист Беатрисе.

«Что значит для меня род дю Геник, особенно в наше время, дорогая Беатриса! Имя «Беатриса» – все для меня: ее радость – моя радость; ее жизнь – моя жизнь; ее счастье – мое счастье. Земли наши заложены уже два столетия и могут оставаться в таком положении еще два века; они отданы фермерам,

и отнять их не может никто. Религия моя – видеть вас, любить вас. Мысль о женитьбе сводит меня с ума. Двух Беатрис не существует, я женюсь только на вас, хотя бы пришлось ждать для этого двадцать лет; я молод, а вы останетесь всегда такой же прекрасной, как теперь. Мать моя святая женщина, и я не смею осуждать ее, но она никогда не любила. Я понимаю теперь, как много она потеряла, и какую жертву пришлось ей принести. Вы, Беатриса, научили меня еще больше любить мою мать; в моем сердце она живет вместе с вами, эта единственная ваша соперница, и надо ли говорить, что вы царите в нем безраздельно. Доводы ваши оказались бессильны для моего ума. Скажите мне слово, я попрошу Камиль, и она сама уверит вас, что я не люблю ее. Она расширила мой умственный кругозор, – и только. С тех пор, как я увидел вас, она сделалась для меня сестрой, другом; и кроме дружбы у нас нет никаких других прав друг на друга.

Я видел в ней женщину до момента встречи с вами. Вы мне доказали обратное. Камиль плавает, охотится, ездит верхом, курит, пьет, пишет, анализирует сердца и книги; в ней нет никакой женственности, – она сильна и крепка, как мужчина. В ней нет ни ваших легких движений, ни вашей походки, напоминающей полет птиц, нет вашего нежного голоса, вашего чистого взгляда, ваших грациозных манер. Она просто Камиль Мопен – и только. В вас же соединено все, что я люблю. При первой моей встрече с вами, мне показалось, что вы созданы для меня. Вы смеетесь, конечно, над этим чувством, но оно растет все больше и мне кажется невозможным теперь быть разъединенным с вами. Вы моя душа, и жизнь без вас не мыслима для меня. Дайте же мне любить вас. Убежим в страну, где мы будем одни, и в сердце вашем останется только Бог и я. Мать моя, которая любит вас уже теперь, приедет провести с нами несколько дней. В Ирландии столько замков, и семья, моей матери предложит нам один из них. Боже мой! уедемте! Корабль с матросами умчит нас раньше, чем узнают, куда скроемся мы от света, которого вы так боитесь. Вас не любили, я чувствую это, читая ваши письма, и если бы не существовали причины, о которых вы говорили, вы отдались бы моей любви. Святая любовь, Беатриса, стирает прошлое. При виде вас возможно ли думать о чем-нибудь другом? Любовь моя так сильна, что если бы вы были даже в тысячу раз хуже, я обожал бы вас, как самое святое существо.

Чувство мое к вам вы называете оскорблением? Ах, Беатриса! Любовь такого благородного ребенка (ведь так называете вы меня) осчастливила бы королеву. Итак, влюбленные мы уйдем завтра в скалы, к морю. Подарите мне день счастья, и эта ничтожная милость, не оставляя воспоминания в вас, составит для Калиста целое богатство…»

Баронесса выронила письмо, не докончив его. Опустившись на колени, она мысленно произнесла молитву, прося Бога спасти сына от безумия, удалить его с ложного пути, на котором он стоял.

– Что ты делаешь? – спросил Калист.

– Молюсь за тебя, – ответила мать, смотря на сына глазами, полными слез. – Я сделала большую ошибку, прочитав это письмо: мой Калист сошел с ума.

– Это самое приятное безумие, – сказал юноша, целуя мать.

– Мне очень бы хотелось видеть эту женщину.

– Отлично, мама. Завтра мы едем в Круазиг, – выйди на плотину. – Он запечатал письмо и уехал в Туш. Баронесса была сильно взволнована. Инстинктом сознавала она, что чувство сына как бы поддерживал другой, вполне опытный человек. Казалось, Калист писал к Беатрисе, по совету шевалье дю Хальга.