Сочинения
Шрифт:
Иван Павлыч немедленно явился с новой бутылкой. Кудряшов налил стаканы.
— Ну, выпьем за процветание… чего бы это? Ну, все равно: за наше с тобой процветание.
— Пью, — сказал Василий Петрович с чувством, — за то, чтобы ты опомнился. Это мое сильнейшее желание.
— Будь друг, не поминай… Ведь если опомниться, так уж пить будет нельзя: тогда зубы на полку. Видишь, какая у тебя логика. Будем пить просто, без всяких пожеланий. Бросим эту скучную канитель; все равно ни до чего не договоримся: ты меня на путь истинный не наставишь,
— Никогда! — с жаром воскликнул Василий Петрович, стукнув стаканом об стол.
— Ну, это посмотрим. Да что это все я про себя рассказываю, а ты о себе молчишь? Что ты делал, что думаешь делать?
— Я говорил уже тебе, что назначен учителем.
— Это твое первое место?
— Да, первое; я занимался раньше частными уроками.
— И теперь думаешь заниматься ими?
— Если найду, отчего же.
— Доставим, брат, доставим! — Кудряшов хлопнул Василия Петровича по плечу. — Все здешнее юношество тебе в науку отдадим. Почем ты брал за час в Петербурге?
— Мало. Очень трудно было доставать хорошие уроки. Рубль-два, не больше.
— И за такие гроши человек терзается! Ну, здесь меньше пяти и не смей спрашивать. Это работа трудная: я сам помню, как на первом и на втором курсе по урочишкам бегал. Бывало, добудешь по полтиннику за час — и рад. Самая неблагодарная и трудная работа. Я тебя перезнакомлю со всеми нашими; тут есть премилые семейства, и с барышнями. Будешь умно себя вести — сосватаю, если хочешь. А, Василий Петрович?
— Нет, благодарю, я не нуждаюсь.
— Сосватан уже? Правда?
Василий Петрович выразил своим видом смущение.
— По глазам вижу, что правда. Ну, брат, поздравляю. Вот как скоро! Аи да Вася! Иван Павлыч! — закричал Кудряшов.
Иван Павлыч с заспанным и сердитым лицом появился в дверях.
— Дай шампанского!
— Шампанского нету, все вышло, — мрачно отвечал лакей.
— Будет, Кудряшов, зачем же это, право!
— Молчи; я тебя не спрашиваю. Обидеть меня хочешь, что ли? Иван Павлыч, без шампанского не приходить, слышишь? Ступай!
— Да ведь заперто, Николай Константиныч.
— Не разговаривай. Деньги у тебя есть: ступай и принеси.
Лакей ушел, ворча что-то себе под нос.
— Вот скотина, еще разговаривает! А ты еще: «не нужно». Если по такому случаю не пить, то для чего и существует шампанское?.. Ну, кто такая?
— Кто?
— Ну, она, невеста… Бедна, богата, хороша?
— Ты все равно ее не знаешь, так зачем называть ее
тебе? Состояния у нее нет, а красота — вещь условная. По-моему, красива.
— Карточка есть? — спросил Кудряшов. — Поди, при сердце носишь. Покажи!
И он протянул руку.
Красное от вина лицо Василия Петровича еще более покраснело. Не зная зачем, он расстегнул сюртук, вынул свою книжку и достал драгоценную карточку. Кудряшов схватил ее и начал рассматривать.
— Ничего, брат! Ты
— Нельзя ли без таких выражений! — резко сказал Василий Петрович. — Дай ее мне, я спрячу.
— Погоди, дай насладиться. Ну, дай вам бог совет да любовь. На, возьми, положи опять на сердце. Ах ты, чудак, чудак! — воскликнул Кудряшов и расхохотался.
— Не понимаю, что ты нашел тут смешного?
— А так, братец, смешно стало. Представился мне ты через десять лет; сам в халате, подурневшая беременная жена, семь человек детей и очень мало денег для покупки им башмаков, штанишек, шапчонок и всего прочего. Вообще, проза. Будешь ли ты тогда носить эту карточку в боковом кармане? Ха-ха-ха!
— Ты скажи лучше, какая поэзия ждет в будущем тебя? Получать деньги и проживать их: есть, пить да спать?
— Не есть, пить и спать, а жить. Жить с сознанием своей свободы и некоторого даже могущества.
— Могущества! Какое у тебя могущество?
— Сила в деньгах, а у меня есть деньги. Что хочу, то л сделаю… Захочу тебя купить — и куплю.
— Кудряшов!..
— Не хорохорься попусту. Неужели нам с тобою, старым друзьям, нельзя и пошутить друг над другом? Конечно, тебя покупать не стану. Живи себе по-своему. А все-таки что хочу, то и сделаю. Ах я, дурень, дурень! — вдруг вскрикнул Кудряшов, хлопнув себя по лбу: — сидим столько времени, а я тебе главной достопримечательности-то и не показал. Ты говоришь: есть, пить и спать? Я тебе сейчас такую штуку покажу, что ты откажешься от своих слов. Пойдем. Возьми свечу.
— Куда это? — спросил Василий Петрович.
— За мной. Увидишь, куда.
Василий Петрович, встав со стула, чувствовал себя не в полном порядке. Ноги не совсем повиновались ему, и он не мог держать подсвечник так, чтобы стеарин не капал на ковер. Однако, несколько справившись с непослушными членами, он пошел за Кудряшовым. Они прошли несколько комнат, узенький коридор и очутились в каком-то сыром и темном помещении. Шаги глухо стучали по каменному полу. Шум падающей где-то струи воды звучал бесконечным аккордом. С потолка висели сталактиты из туфа и синеватого литого стекла; целые искусственные скалы возвышались здесь и там. Масса тропической зелени прикрывала их, а в некоторых местах блестели темные зеркала.
— Что это такое? — спросил Василий Петрович.
— Акварий, которому я посвятил два года времени и много денег. Подожди, я сейчас освещу его.
Кудряшов скрылся за зелень, а Василий Петрович подошел к одному из зеркальных стекол и начал рассматривать, что было за ним. Слабый свет одной свечки не мог проникнуть далеко в воду, но рыбы, большие и маленькие, привлеченные светлой точкой, собрались в освещенном месте и глупо смотрели на Василия Петровича круглыми глазами, раскрывая и закрывая рты и шевеля жабрами и плавниками. Дальше виднелись темные очертания водорослей. Какая-то гадина шевелилась в них; Василий Петрович не мог рассмотреть ее формы.