Сочинения
Шрифт:
XXV. Теперь, может быть, спросит кто–нибудь: неужели и еретики употребляют свидетельства из Божественного Писания? Действительно, употребляют и притом весьма много. Они, — заметь, — рыщут по всякой книге святого Закона, по книгам Моисея, по книгам Царств, по Псалмам, по Апостолам, по Евангелиям, по Пророкам. При своих ли или при чужих, частно ли или публично, в разговоре ли или в сочинениях, на пиршествах ли или на улицах, они никогда почти не говорят о своем ничего такого, чего не старались бы оттенить и словами Писания. Возьми сочинения Павла Самосатского, Прискиллиана, Евномия, Иовиниана и прочих заразителей, и ты увидишь в них несчетное множество свидетельств, увидишь, что в них нет ни одной почти страницы, которая не была бы подкрашена и расцвечена изречениями из Нового или из Ветхого Завета. Но потому–то более и должно беречься и опасаться их, чем скрытнее укрываются они под сенью Божественного Закона. Они знают, что зловония их никому не могут скоро понравиться, если будут испускать пары в том виде, каковы они есть, и потому орошают их ароматом глаголов небесных, дабы тот, кто легко мог бы презреть заблуждение человеческое, не легко отвернулся от вещаний божественных. Они поступают подобно тем, кои, желая смягчить для ребенка остроту какого–нибудь питья, сначала обыкновенно мажут ему губы медом, дабы неопытное дитя, предощутив сладость, не убоялось горечи. О том же заботятся и те, кои дурные травы и вредные жидкости прикрашивают названиями лекарств, дабы никто не подозревал яда там, где прочтет надпись, показывающую, что это — лекарство. Поэтому–то наконец и Спаситель возглашал: внемлите себе от лживых пророк, иже приходят к вам во одежде овчей, внутрь же суть волцы хищницы (Мф.7:15). Что это за одежда овчая, если не изречения Пророков и Апостолов, которые они, подобно чистым овцам, приготовили, как руно какое, непорочному Агнцу, вземлющему грех мира? Кто это волцы хищницы, если не зверские и дикие вымыслы еретиков, которые всегда опустошают овчие дворы Церкви и терзают стадо Христово где только могут, а чтобы искуснее обмануть неосторожных овец, слагают с себя волчий вид, не оставляя волчьей лютости, и как в волну какую завертываются в изречения из Божественного Закона, дабы каждый, ощутив мягкость шерсти, нимало не убоялся остроты зубов? Но что говорит Спаситель? От плод их познаете их (Мф.7:16). То есть, когда начнут они не высказывать только божественные слова, но и толковать их, не только распространять, но и изъяснять, тогда ощутится горечь, терпкость, лютость, почувствуется новшевский смрад, дадут себя узнать непотребные новизны, тогда увидишь ты впервые, что ограда разоряется, пределы отцов переносятся, вера православная закалается, учение Церкви растерзывается. Таковы были те, коих
XXVI. А откуда видно, спросит кто–нибудь, что диавол имеет обычай пользоваться доказательствами из святого Закона? Таковый пусть читает Евангелия. В них пишется: тогда поят Его, то есть Господа Спасителя, диавол, и постави Его на криле церковнем, и глагола ему: аще Сын еси Божий, верзися низу; писано бо есть, яко ангелом своим заповест о Тебе сохранити Тя во всех путех Твоих, на руках возмут Тя, да не когда преткнеши о камень ногу Твою (Мф.4:5–6. Лк.4:9–11). Чего же не сделает бедненьким людям тот, кто на самого Господа величества напал свидетельствами из Писаний? Аще Сын еси Божий, говорит он, верзися низу. Почему? Писано бо есть, говорит. Мы особенно должны заметить и запомнить заключающееся в этом месте учение, дабы, имея в виду такой пример из евангельского авторитета, когда увидим, что некоторые высказывают слова Апостолов или Пророков, в опровержение православной веры нимало не сомневались в том, что через них говорит диавол. Ибо как тогда глава говорил Главе, так и ныне члены говорят членам, члены то есть диавола членам Христовым, вероломные верным, нечестивые благочестивым, еретики православным. Что же говорят они? Аще Сын еси Божий, верзися низу. То есть, если хочешь быть сыном Божиим и наследовать царство небесное; то верзися низу, то есть бросься с вершин Церкви, которая почитается и храмом Божиим, — оставь ее учение и Предание. И если кто спросит какого–нибудь еретика, внушающего ему это: чем докажешь, на каком основании учишь, что я должен оставить всеобщую и древнюю веру кафолической Церкви, он тотчас ответит: писано бо есть, и немедленно представит тебе тысячу свидетельств, примеров, удостоверений из Закона, из Псалмов, из Апостолов, из Пророков, чтобы, истолковав их на новый и худой лад, низвергнуть несчастную душу из кафолического ковчега в омут ереси. Но еретики удивительно как привыкли обманывать неосторожных людей и следующими обетованиями. Они дерзают обещать и учить, что в их церкви, то есть в скопище их согласия, находится великая, особенная, очевидно, личная какая–то благодать Божия, так что каждый, принадлежащий к нему, без всякого труда, без всякого усердия, без всякого тщания, хотя бы не просил, хотя бы не искал, хотя бы не толкал, пользуется таким промыслом Божьим, что, будучи держим на руках ангельских, охраняясь то есть покровом Ангелов, никогда не может преткнуть о камень ногу свою (Пс.90:12), никогда то есть не может обмануться.
XXVII. Что же делать, спросит кто–нибудь, людям — православным и сынам матери Церкви, если божественными глаголами, изречениями, обетованиями пользуются и диавол и ученики его, из коих одни — лжеапостолы, другие — лжепророки и лжеучители, все же вообще — еретики? Как им отличать истину от лжи по отношению к святым Писаниям? Так, как написали мы по Преданию святых и ученых мужей в начале настоящей памятной записки. То есть, они особенно должны заботиться о том, чтобы толковать священное Писание по Преданиям всеобщей Церкви и по правилам (regula) вселенского догматического учения, в самой же Вселенской и Апостольской Церкви они необходимо должны следовать всеобщности, древности, согласию. И если восстанет когда–нибудь часть против всеобщности, новизна против старины, погрешительное разномыслие одного или меньшинства против согласия всех или по крайней мере большинства православных, то погрешению части они должны предпочесть непогрешность всеобщности, а в самой всеобщности благоверие старины — непотребству новизны; наконец в самой же древности, безрассудству одного или меньшинства предпочитать во–первых общие, если есть они, решения всеобщего собора, а если их нет, то, во–вторых, следовать самому сподручному, — согласным между собой мыслям большинства великих учителей. Если наблюдем это, при помощи Божией, верно, благоразумно и тщательно; то без большого труда можем узнать заблуждения появляющихся еретиков.
XXVIII. После сего следует, кажется, чтобы я примерами изъяснил, как надобно узнавать и осуждать непотребные новизны еретиков через приведение и сличение согласных между собою мыслей древних учителей. Впрочем, это древнее согласие святых отцов мы должны с большим усердием отыскивать и принимать по отношению не ко всем вопросам из Божественного Закона, но, главным образом, только относительно правила веры. С другой стороны, не всегда и не все ереси должно обличать этим способом, но только недавние и новые, то есть впервые показывающиеся, пока не успели они, по самой краткости времени, извратить правила (regula) древней Веры, и пока не покусились еще, дальнейшим распространением яда, растлить сочинения предков. На ереси же распространившиеся и застаревшие мы отнюдь не должны нападать этим путем, потому что они в течение долгого времени постоянно имели случай воспользоваться истиной. Какие бы ни были непотребства расколов или древнейших ересей, мы должны или поражать их, если нужно, не иначе авторитетом Писаний, или же бегать их, как пораженных уже и осужденных вселенскими соборами православных пастырей церкви. Итак, когда впервые начнет пробиваться гниль какого–нибудь вредного заблуждения и для защиты себя похищать какие–нибудь слова из святого Закона и изъяснять их ложно и коварно: то, при толковании Канона, немедленно должно собрать мысли предков, дабы при помощи их, с одной стороны, со всею очевидностью открыть, а с другой — без нового рассмотрения осудить все, что только окажется новым и непотребным. Но мысли должно сносить только тех отцов, которые живя, уча и пребывая в вере и в кафолическом общении свято, мудро, постоянно, сподобились или с верою почить о Христе, или блаженно умереть за Христа. А верить им должно по такому правилу: что только или все они, или большинство их единомышленников принимали, содержали, передавали открыто, часто, непоколебимо, как будто по какому предварительному согласию между собою учителей, то почитать несомненным, верным и непререкаемым; а о чем мыслил кто, святой ли он или ученый, исповедник ли и мученик, несогласно со всеми или даже противореча всем, то относить к мнениям личным, сокровенным, частным, и отличать от авторитета общего, открытого и всенародного верования, дабы, оставив древнюю истину всеобщего учения, по нечестивому обычаю еретиков и раскольников, с величайшей опасностью относительно вечного спасения, не последовать нам новому заблуждению одного человека. Дабы кто не вообразил, будто он дерзновенно может презирать святое и кафолическое согласие сих блаженных отцов, Апостол говорит в Первом послании к Коринфянам: и овых убо положи Бог в Церкви первее апостолов (к которым сам он принадлежал), второе пророков (каков по Деяниям апостольским, был Агав), третие учителей (1 Кор.12:28), именуемых ныне толкователями, у того же Апостола называемых иногда пророками (1 Кор.14:29), потому что через них открываются народам тайны Пророков. Итак, кто презирает сих, свыше распределенных в Церкви Божией в разные времена и по разным местам, согласно о Христе мудрствующих что–нибудь относительно кафолического учения, тот презирает не человека, но Бога. А дабы никто не удалялся от правдивого согласия с ними, тот же Апостол усильно просит так: молю же вы, братие, да тожде глаголете еси, и да не будут в вас распри, да будете же утверждены в томже разумении и в тойже мысли (1 Кор.1:10). Посему, если кто отступит от согласия с верованием их, тот пусть выслушает следующее слово того же Апостола: несть Бог нестроения, но мира (не того, то есть, кто отступит от единомыслия, но тех, кои пребудут в мире согласия), яко учу во всех церквах святых (1 Кор.14:33), то есть кафолических, которые потому святые, что твердо стоят в союзе веры. А чтобы кто не стал нагло домогаться того, чтобы его одного слушали и ему верили, оставив прочих, он немного ниже говорит: или от вас слово Божие изыде? Или вас единых достиже (1 Кор.14:36)? А чтобы не почли этого сказанным необдуманно, присовокупил: аще кто мнится пророк быти или духовен, да разумеет, яже пишу вам, зане Господни суть заповеди (1 Кор.14:37). Какие это заповеди, кроме той особенно, чтобы всякий пророк или духовен, то есть учитель духовных предметов, с величайшим тщанием заботился об одинаковости и согласии, чтобы, то есть и своих мнений не предпочитал прочим, и не отступал от мыслей всех? Аще ли кто, говорит, не разумеет заповедей об этом, не уразумеется (1 Кор.14:38). То есть, кто или неведомого не изучает, или ведомое презирает, тот не уразумеется, то есть почтется от Бога недостойным быть в числе соединенных верою и уравненных смирением. Не знаю, можно ли вообразить несчастье, ужаснейшее этого. Однако же оно на глазах наших, согласно апостольской угрозе, постигло Юлиана [ [35] ] пелагианина, который или не позаботился присоединиться к верованию товарищей, или возмечтал отделиться от него. Но пора уже представить обещанный пример того, где и как собирать мнения святых отцов, дабы сообразно с ними на основании решения и авторитета собора церковного начертать образец веры. А чтобы это было удобнее, оканчиваю здесь настоящую памятную записку, дабы последующее начать с новой главы.
35
Юлиан этот, епископ Екланский или Келанский, что в Кампании, почитаемый латинским Демосфеном, за содействие распространению заблуждений Пелагия и защиту их против обличителей его не только лишен был (418 г.) епископства, но и изгнан из Италии, после чего скитался по разным местам.
Часть II
XXIX. А [ [36] ] когда так; то пора уже сказанное в этих двух памятных записках повторить в конце настоящей второй. Выше мы сказали, что у православных всегда был и теперь существует обычай доказывать истинную Веру следующими двумя способами: во–первых, авторитетом Божественного Канона, а во–вторых — Преданием кафолической Церкви, — не потому, будто одного Канона недостаточно на все, но потому, что многие, толкуя божественные слова самопроизвольно, выдумывают различные мнения и заблуждения, почему и необходимо направлять разумение небесного Писания по одному правилу (regula) церковного понимания, в тех только, главным образом вопросах, на которых зиждутся основания всего кафолического учения. Сказали мы также, что в самой опять Церкви должно смотреть на согласие всеобщности и вместе древности, дабы или не отторгнуться нам от целости единства на сторону раскола или не низринуться с древней религии в новизны еретические. Сказали мы также, что в самой древности церковной сильно и ревностно должно примечать две некоторые вещи, — чего непременно должен держаться всякий, кто не хочет быть еретиком: во–первых, смотреть, решено ли в древности то или другое всеми священниками кафолической Церкви авторитетом Вселенского Собора, а во–вторых, если возникнет какой новый вопрос там, где нельзя найти такого решения, то обратиться к мыслям тех только святых отцов, которые, пребывая, каждый в свое время и в своем месте, в единстве общения и веры, остались заслужившими одобрение учителями, и если окажется, что они содержали то или другое единомысленно и единодушно, то без всякого сомнения почитать истинно–церковным и кафолическим. Дабы не подумали, что мы рассуждаем по мечтанию своему, а не на основании авторитета
36
Так начинается сохранившаяся до нас другая Памятная записка Викентия Лиринского.
37
Очевидно, в той части настоящих Записок, которая не дошла до нас в первоначальном своем виде.
XXX. Итак, вот те мужи, писания которых или как судей или как свидетелей читаны были на соборе том: святой Петр, епископ Александрийский, превосходнейший учитель и блаженнейший мученик; святой Афанасий, предстоятель, Александрийский же, вернейший учитель и отличнейший исповедник; святой Феофил, епископ — опять — Александрийский, знаменитый верой, жизнью, познаниями, которому преемствовал досточтимый Кирилл, ныне украшающий Церковь Александрийскую. А чтобы учение то не сочли за учение одного государства и области, к мужам сим приобщены были и светила Каппадокийские: святой Григорий, епископ и исповедник из Назианза, святой Василий, епископ Кесарии Каппадокийской и исповедник, другой также святой Григорий, епископ Нисский, по достоинству веры, жизни, непорочности и мудрости вполне достойный брата Василия. А дабы видно было, что так мыслили всегда не одна только Греция или Восток, но и западный и латинский мир, читаны были там и некоторые послания к некоторым святого Феликса мученика и святого Юлия, епископов города Рима. А чтобы были свидетельства об определении том не только первой особы во вселенной, но и товарищей его, употребили там с юга — блаженнейшего Киприана, епископа Карфагенского и мученика, с севера — святого Амвросия, епископа Медиоланского. Вот те, в священном числе Десятословия [ [38] ], приведенные в Ефесе учителя, советодавцы, свидетели и судии, держась учения которых, следуя совету которых, веря в свидетельства которых, повинуясь суду которых, блаженный собор тот спокойно, без предубеждения и беспристрастно возвестил о правилах (regula) Веры! Он мог бы привести и гораздо большее число предков; но в этом не было надобности, с одной стороны — потому, что во время порученного ему дела не следовало заниматься множеством свидетелей, а с другой — потому, что никто не сомневался, что и те десятеро мыслили действительно то же самое, что и все прочие товарищи их [ [39] ].
38
По ошибке, вероятно, Викентий Лиринский упоминает десять св. отцов — свидетелей истины, вместо двенадцати, забыв перечислить еще Аттика Константинопольского и Амфилохия Иконийского (Деян. Вселен. Собор. т. 1, с. 224–229. Казань. 1888 г.).
39
Ссылка на Третий Вселенский Ефесский Собор имеет двоякое значение: она представляет из себя прежде всего как бы фактическое воплощение идеи истинного Предания. Из примера этого как нельзя лучше видно, что, будучи живым свидетелем Вселенской (= кафолической, соборной) Церкви, Предание в то же время должно находить себе оправдание в том, чему верили всегда, везде, все: говоря другими словами, будучи фактом наличным, Предание вместе с тем является фактом историческим. Ведь несомненно, что собор собрался для утверждения и изъяснения готовой истины, готового, по выражению Викентия Лиринского, «правила божественного догмата». Тем не менее это утверждение и изъяснение живого свидетельства церкви совершалось так, что в самой ссылке на них твердо сохранялись, как бы путеводители какие, начала истинного Предания (древность, всеобщность, согласие). — Другое значение ссылки Викентия Лиринского на Третий Вселенский Собор то, что она содержит в себе весьма важный материал для определения истинного смысла Вселенских Соборов. Опираясь на замечания автора: «А чтобы ничего недоставало к достоверности речи (речи о соборе), мы объявили как имена, так и число (хотя порядок забыли) тех отцов, сообразно со стройным и согласным верованием которых и изъяснены изречения из святого закона и утверждено правило божественного догмата», — необходимо полагать, что истинный смысл Вселенских Соборов заключается именно в утверждении и изъяснении правого учения, (а не в борьбе различных партий, как думают некоторые. В общей системе воззрений Викентия Лиринского этот взгляд на смысл Вселенских Соборов вполне совпадает со взглядом на преуспеяние или прогресс догматики (Напомин. гл. 23). Допуская в последнем случае прогресс не по отношению к самому догмату, как величине непреложной, но лишь по отношению к усвоению догмата человеческим разумом, Викентий Лиринский, очевидно, то же самое высказывает в речи о Вселенском Соборе, разумея здесь под именем «утверждения» утверждение догмата, как истины неизменной, а под именем «изъяснения» человеческое углубление в сущность догмата, его основания и значение.
XXXI. После всего этого мы поместили еще мнение блаженного Кирилла [ [40] ], находящееся в самих деяниях церковных. Когда прочитано было послание святого Капреола, епископа Карфагенского, о том только заботившегося и умолявшего, чтобы новизна была поражена, а древность защищена, епископ Кирилл высказал следующее определение, которое кстати поместить и здесь. В конце деяний он сказал: «пусть и прочитанное сейчас послание достопочтеннейшего и боголюбезнейшего епископа Карфагенского Капреола, как содержащее в себе ясную мысль, будет внесено в акты веры. Ибо он желает, чтобы древние догматы веры были утверждаемы в прежней своей силе, а новые, нелепо вымышленные и нечестиво проповедуемые, были осуждаемы и отвергаемы» [ [41] ]. Все епископы воскликнули: «Таково мнение всех нас; мы все тоже говорим; это общее наше желание». А какое это мнение всех, или какое желание всех, если не то, чтобы издревле преданное было содержимо, а недавно вымышленное отринуто? После сего мы с изумлением поведали, как высоки были смирение и святость собора того, когда такое множество священников, большей частью митрополитов, весьма образованных и ученых, так что все почти могли состязаться о догматах, и притом собравшихся в одно место, что придавало им, по–видимому, смелость отважиться на постановление чего–нибудь от себя, ничего, однако не ввели нового, ничего не предвосхитили, ничего не присвоили себе, но употребили все предосторожности, чтобы не передать потомкам чего–нибудь такого, чего сами не получили от предков, и не только в нынешнее время устроили дело хорошо, но и последующим поколениям представили образец того, чтобы и они чтили догматы священной старины, а вымыслы непотребной новизны осуждали. Нападали мы также на преступное высокоумие Нестория, по которому он хвастался, будто только он один понимает священное Писание, будто не знали его все те, кои до него толковали Божественные глаголы, обладая даром учительства, то есть все священники, все исповедники и мученики, из коих одни изъясняли закон Божий, а другие соглашались с изъясняющими или верили им, и наконец утверждал, что и ныне заблуждается и всегда заблуждалась вся Церковь, которая, как ему казалось, и следовала и будет следовать невежественным и заблуждающимся учителям.
40
Епископа Александрийского.
41
Деян. Собор. Всел. Т. 1, с. 591. Казань. 1859 г.
XXXII. Всего этого с избытком достаточно было бы для подавления и погашения всяких непотребных новизн. Но дабы не показалось, что к такой полноте не достает чего–то, мы присовокупили наконец два свидетельства апостольского престола, именно — одно святого папы Сикста, который ныне украшает, достопочтенный, Римскую Церковь, а другое — его предместника блаженной памяти папы Келестина. Свидетельство того и другого признали мы необходимым поместить и здесь. Итак, святой папа Сикст в письме, посланном им по делу Нестория к епископу Антиохийскому [ [42] ], говорит: «Если едина, как говорит Апостол, есть вера (Еф.4:5) и она покорила победителей: то будем верить тому, что должно говорить, и говорить то, что должно сохранять» [ [43] ]. Что же это такое, чему должно верить и что должно говорить? Он продолжает и говорит: «Нет нужды в новом, потому что ничего нельзя прибавить к старому. Светлая вера и простота предков да не помрачатся никакою примесью нечистоты» [ [44] ]. Совершенно по–апостольски поступил он, почтив простоту предков титлом света, а непотребные новизны наименовав примесью нечистоты! Но того же мнения и святой папа Келестин. В письме, посланном к священникам галльским, обличая их потворство, по которому они, презирая древнюю веру молчанием, попускали возникать непотребным новизнам, он говорит: «Справедливо грозит нам суд, если молчанием будем благоприятствовать заблуждению. Посему да исправятся таковые; да не будет во власти их говорить, что хотят». Здесь кто–нибудь усомнится, может быть, кому именно возбраняет он иметь в своей власти говорить, что хочется, — проповедникам ли старины или изобретателям новизны? Ответить на это, разрешить сомнение по сему читателей предоставляем ему самому. Далее он говорит: «если таково положение дела (то есть если справедливо, что вы, как некоторые обвиняют предо мною города ваши и области, действительно заставляете их опасным нерадением своим увлекаться некоторыми новизнами), то новизна, если таково положение дела, да престанет нападать на старину». Значит, блаженный Келестин был того блаженного мнения, чтобы не старина перестала подавлять новизну, но чтобы новизна перестала нападать на старину.
42
Иоанну. Деян. вселенск. собор. Т. 2. с. 443. Казань. 1861 г.
43
Там же, с. 447.
44
Там же.
XXXIII. Кто прекословит сим кафолическим и апостольским решениям, тот прежде всего необходимо будет ругаться над памятью святого Келестина, который постановил, чтобы новизна перестала нападать на старину, потом будет издеваться над определениями святого Сикста, который присудил, что нет нужды в новом, потому что ничего нельзя прибавить к старому. Сверх сего, он будет презирать постановления и блаженного Кирилла, который торжественно превознес ревность досточтимого Капреола, желавшего, чтобы древние догматы веры были утверждаемы в прежней силе, а новомышленные осуждаемы. Будет он попирать и Собор Ефесский, то есть решения святых епископов всего почти Востока, которым изводилось, по вдохновению Божию, определить для верования потомкам только то, что содержала освященная и о Христе согласная с собою древность святых отцов, и которые громко и торжественно засвидетельствовали единогласно: «Таково мнение всех нас, это общее наше суждение», — чтобы как до Нестория осуждены были все еретики, презиравшие старину и утверждавшие новизну, так точно осужден был и Несторий, изобретатель новизны и противоборник старины. Если кому не нравится согласие сих, внушенное по дару святосвященной и небесной благодати; то что остается ему делать, как не утверждать, что непотребство Нестория осуждено несправедливо? Наконец таковый будет презирать и всю Церковь Христову и ее учителей, Апостолов и Пророков, особенно же блаженного апостола Павла, как нечистоту какую–нибудь: первую за то, что никогда не отступила от религии, однажды преданной ей для возделывания и усовершенствования, последнего за то, что написал: О Тимофее, предание сохрани, уклоняяся скверных новизн слов (1 Тим.6:20), и еще: аще кто вам благовестит паче еже приясте, анафема да будет (Гал.1:9). Посему, если не должно нарушать ни определения апостольские, ни решения церковные, которыми, сообразно со святосвященным согласием всеобщности и древности, праведно и достойно осуждаемы были всегда все еретики, и напоследок Пелагий, Целестин, Несторий; то поистине необходимо, чтобы все православные, заботящиеся показать себя законными чадами матери Церкви, прилеплялись к святой вере святых отцов, неразрывно были соединены с нею, умирали в ней, а непотребные новизны нечестивцев проклинали, страшились их, нападали на них, преследовали их.
Вот о чем пространно разсуждали мы в двух Памятных Записках и что, следуя правилу — повторять сказанное или написанное, изложили теперь коротенько, дабы, с одной стороны, перечитыванием сего восстановлять память свою, в пособие которой составили мы их, а с другой — не обременить ее скучной обширностью речи!