Сочинить детективчик
Шрифт:
— Вы хорошо разглядели пистолет? Какой он был?
— Большой. Серебристый. Я ничего в них не понимаю.
Мартынов достал из сейфа целлофановый пакет с пистолетом „Таурус“, изъятым при обыске в квартире Егорычева.
— Смотрите внимательно. Такой?
— Похож. Но точно сказать не могу, я не очень его рассмотрела. Вы же просили говорить правду. Это правда.
— Негусто, — констатировал Мартынов. — На доказательство ваш рассказ не тянет. Что ж, поищем еще.
— Вы ищите доказательства невиновности Алексея?
— Сначала виновности, потом невиновности.
— Хотела поставить точку в нашем романе. Боялась, что он снова начнет звонить, трепать мне нервы разговорами о самоубийстве.
— В амбарной книге у консьержа осталась запись: пришла в 11.04, ушла в 11.12. Восемь минут — не маловато для объяснения?
— Мы не объяснялись. Не было необходимости. Мне открыла какая-то женщина в его халате. Этого было достаточно.
— Какая женщина?
— Лет двадцати двух, жгучая брюнетка. Короткая мальчишеская стрижка, длинная шея. Лебединая, если вы понимаете, что я хочу сказать. Красивая девочка. У него всегда был хороший вкус.
Мартынов сел к компьютеру, долго рылся в архивных файлах. Наконец нашел: „Самые прелестные девушки Москвы ждут встречи с Вами. Дорого“. „Анжела. 22 года, студентка. Рост 175., вес 65., бюст 90. Звоните прямо сейчас“. Скопировал снимок на отдельный файл, показал Ирине:
— Она?
— Да…»
Леонтьев отхлебнул давно остывшего кофе, закурил и кивнул на монитор:
— Мы совсем забыли о конкурсе.
— О каком конкурсе? — не понял Акимов.
— На застройку элитного поселка на Клязьминском водохранилище. Ты же сам об этом писал. Для Рогова это очень важно. Он даже в СИЗО об этом думает. Не может не думать. Ты когда-нибудь видел, как проходят такие конкурсы?
— Как-то пришлось. На застройку не поселка, а квартала в Ново-Переделкино. Очень серьезный проект, чуть ли не на пятьдесят миллионов долларов. Я окучивал одного деятеля из «Донстроя», по страховым делам. Так и оказался в мэрии. Интересное зрелище. Сначала отбирают проекты, штук шесть, более-менее равноценные. Потом самое интересное: вскрывают конверты. Кто покажет меньшую себестоимость, тот и получает подряд. Солидные люди, солидная атмосфера. Внешне никакой суеты. А внутри такие страсти, ой-ой! В ход идет все — взятки, подкуп, шантаж.
— Вот и сделай главу о конкурсе.
— Каким она к нам боком?
— Вот каким. Мартынов задается вопросом, кому выгодно вывести Рогова из игры накануне конкурса? Конкурентам. Версия хилая, но проверить не мешает.
— Не в характере Мартынова, — усомнился Акимов. — Скорее в характере Авдеева — он же всегда ищет второе дно. Вот и тут моча в голову ударила: а нет ли заговора против Рогова? Ринулся проверять.
— Согласен, пусть глава будет от Авдеева, — не стал спорить Леонтьев.
— Как он поймет, что никакого заговора нет?
— Очень просто. Конкурс выиграет «Дизайн-проект». Вовсе не обязательно
— Сделать-то главу можно. Только не понимаю, зачем она нам нужна?
— Даже не знаю, как тебе объяснить… Что такое писатель? Это гончий пес, который идет по следу, но при этом все время поглядывает по сторонам. То, что он видит, и есть содержание его сочинений. Когда читатель читает книгу, он следит за сюжетом. Когда закончил читать, сюжет забывается почти мгновенно. Остаются люди, жизнь — такая, какой ее увидел писатель. Или не остается. Тогда книга ничего не стоит. Когда писатель умеет видеть жизнь, получается великая литература — «Мертвые души», «Преступление и наказание». Когда сочинение сводится к голому сюжету, выходит кроссворд, в лучшем случае Агата Кристи. Вот и весь секрет.
— Если вы все так хорошо знаете, почему то, что вы пишете, не великая, мягко говоря, литература?
— Кто тебе сказал, что не великая? — обиделся Леонтьев. — Очень даже великая. Для меня. Не видят другие? Их проблемы. Тупость человеческая безмерна. Безмерна, Паша, безмерна!.. Кстати, мы еще одно упустили из виду. Две картины, которые купили у нашего героя за три с половиной тысячи долларов. Егорычев сказал матери, что купил Гельман, а та рассказала Мартынову. Он должен это проверить?
— Но мы-то знаем, что Егорычев соврал.
— Мы знаем, Мартынов не знает. Он отправляется на Малую Полянку, в галерею Гельмана. Может получиться классная глава.
— Чем?
— А ты представляешь, как живет художественная тусовка? Идиотские перформансы, инсталляции. Художник Кулик выскакивает голый, с собачьим ошейником на шее, бросается на посетителей. Он же в каком-то музее в Европе предлагает всем понюхать говно. Про картины забыли, главное — привлечь к себе внимание, заставить о себе говорить. Последнее время Гельман немного остепенился, занялся политикой. Но в душе был и остался провокатором. Разве не интересно?
— С жиру бесятся. Чего тут интересного?
— Это жизнь, Паша. Какая есть. Ты можешь ее ненавидеть, презирать, но отменить не можешь. А как сделать эту главу, скажу. У Толстого есть пьеса «Плоды просвещения». Там мужики приходят к барину за деньгами, которые он им должен. Как бы их глазами показывается жизнь господ: спиритические сеансы, столоверчение — все, чем увлекалась интеллигенция в начале прошлого века. Вот так и Мартынов, как толстовские мужики, смотрит и не понимает, куда он попал: все эти педики, бородатые гении.
— Чем кончится глава?
— Мартынов находит искусствоведа, которого в свое время нанимала Ирина. Тот говорит: да что вы, картины Егорычева не стоят той краски, что на них потрачена.
— Валерий Николаевич, может, сами и напишете, а? — заныл Паша. — Вы так хорошо все видите. А мне вникать, ехать к Гельману…
— У нас кто ученик? Ты или я? Вот и учись. А у меня есть более сложное дело — Анжела-Ольга.
Мирную беседу соавторов нарушил телефонный звонок. Акимов взял трубку:
— Слушаю!.. Даю. Вас. Из «Парнаса».