Сочинитель убийств. Авторский сборник
Шрифт:
Он подумал о проекте, который пойдет вместо предложенного им, — подражание Фрэнку Ллойду Райту, разработанное в мастерской «Уильям Харкнесс Ассошиетс». Хуже того, пока он диктовал текст телеграммы по телефону, у него возникла мысль: правление, скорее всего, предложит «Харкнесс» позаимствовать кое–какие его идеи, и «Харкнесс», понятно, не заставит себя просить.
Анне он телеграфировал, что прилетит в понедельник на несколько дней. И, поскольку на свете существовала Анна, он не стал забивать голову мыслями о том, через сколько месяцев, а может быть, и лет ему выпадет
6
В тот вечер Чарлз Энтони Бруно лежал на спине в номере одной из эль–пасских гостиниц, пытаясь удержать в равновесии золотую самопишущую ручку на своем остром вогнутом носике. Слишком возбужденный, чтобы заснуть, он в то же время не чувствовал в себе достаточно сил спуститься в какой–нибудь из ближних баров посмотреть, что и как. Целый день он только и делал, что смотрел что и как, но не высмотрел в Эль–Пасо ничего интересного. Большой Каньон его также не впечатлил. Он все раздумывал над идеей, что пришла ему в поезде пару вечеров тому назад. Жаль, Гай не разбудил его на другое утро. Конечно, Гай не из тех, с кем на пару можно задумать убийство, но как человек он ему нравился. С таким, как Гай, стоит водить знакомство. К тому же Гай забыл у него книгу, вот он ее и вернет.
Вентилятор на потолке издавал неровное «вз–вз–вз»: недоставало одной из четырех лопастей. Была бы она на месте, подумал он, было бы ему чуть–чуть попрохладней. В сортире протекал кран, фиксатор в лампе для чтения в изголовье постели был сломан, и лампа свободно болталась, дверца стенного шкафа вся была заляпана жирными пальцами. А ему–то говорили, что это лучшая гостиница в городе! Ну почему в любом гостиничном номере, где ему доводилось останавливаться, хотя бы одна какая–то мелочь обязательно была не в порядке? Когда–нибудь он отыщет безукоризненный номер — и купит, пусть даже в южноафриканской гостинице.
Он присел на краешке постели и поднял телефонную трубку:
— Дайте междугородную.
Он тупо уставился на пятно красной грязи, которое его ботинок оставил на белом покрывале.
— Грейт–Нек, 166–джей… да, Грейт–Нек, — он подождал. — Лонг–Айленд… в Нью–Йорке , дубина, слыхал о таком городке?
Не прошло и минуты, как он разговаривал с матерью.
— Да, я тут. Ты не передумала лететь в воскресенье? Лучше бы… Ну, совершил поездку на мулах. Она меня едва не доконала… Видел, видел я этот Каньон… Ничего себе, только краски какие–то резкие… Ну, ладно, а как ты поживаешь?
Он засмеялся. Скинул ботинки и повалился на постель с трубкой в руке, продолжая смеяться. Она описывала, как, вернувшись однажды домой, застала Начальника в компании двух ее приятелей — она познакомилась с ними вечером накануне, — которые надумали ее навестить, решили, что Начальник — ее отец, и понесли несусветную чушь.
7
Опершись на локоть, Гай, лежа в постели, рассматривал письмо, надписанное карандашом.
— Осталось мне будить тебя всего один разик, а там, боюсь, опять долго тебя не увижу, — сказала мать.
Гай взял другое письмо, отправленное из Палм–Бич.
— Не так, может, и долго, мама.
— Когда ты завтра улетаешь?
—
Она наклонилась и начала подтыкать одеяло в ногах, хотя в этом не было необходимости.
— Ты не выкроишь времени сбегать проведать Этель?
— Конечно же выкрою, мама.
Этель Петерсон была самой старой подругой матери. У нее Гай брал свои первые уроки игры на фортепьяно.
Из Палм–Бич писал матери Брилхарт. Заказ было решено передать Гаю. Мистеру Брилхарту удалось также уговорить правление на вентиляционные проемы.
— Я сварила крепкий душистый кофе, — сообщила мать, остановившись в дверях. — Хочешь позавтракать в постели?
— Еще как! — улыбнулся Гай.
Он внимательно перечитал письмо мистера Брилхарта, сунул обратно в конверт и медленно разорвал на части. Потом вскрыл второе письмо. Одна страничка, исписанная карандашом. Подпись с тяжелым витиеватым росчерком заставила его снова улыбнуться: Чарльз Э. Бруно.
«Дорогой Гай,
пишет вам дорожный знакомец, помните такого? Вы забыли тогда вечером у меня в купе книгу, а в ней я нашел техасский адрес, по которому, надеюсь, почта до вас дойдет. Книгу высылаю. Я и сам прочел несколько страниц, вот уж не знал, что у Платона столько болтают.
От нашего тогдашнего обеда получил огромное удовольствие и надеюсь, что могу записать вас в друзья. Вот здорово было бы встретиться с вами в Санта–Фе, и если передумаете — то мой адрес: отель «Ла Фонда“, Санта–Фе, Нью–Мексико, здесь пробуду еще две недели, по крайней мере.
Я все подумываю об этой нашей идее двойного убийства. Уверен, ее можно осуществить. Мне трудно объяснить, но я верю в этот план целиком и полностью! Хотя понимаю, вас эта тема не волнует.
А что там с вашей женой, вы про нее интересно рассказывали. Пожалуйста, напишите скорее. Про себя мне и писать нечего, вот разве что в Эль–Пасо остался без портмоне (сперли со стойки прямо у меня на глазах). Эль–Пасо мне не понравился, приношу извинения.
Надеюсь в скорости получить от вас письмо.
Ваш друг
Чарльз Э. Бруно.
P. S. Простите, что проспал и утром с вами не попрощался.
Ч. Э. Б».
Так или иначе, а письмо Гаю понравилось. Ему доставляло удовольствие думать о раскрепощенности Бруно.
— Овсянка! — обрадовался он. — Там, на севере, мама, не подают овсянки к яичнице.
Он облачился в свой любимый старый халат — жарковато для здешней погоды — и оперся спиной о подушки, прихватив в постель «Меткаф стар» и поставив перед собой неустойчивый поднос с завтраком.
Поев, он принял душ и тщательно оделся, словно ему предстояло выйти по делам. Никаких дел однако, у него не было. У Картрайтов он побывал накануне. Можно было бы зайти к Питеру Риггсу, другу детских лет, но Питер теперь работал в Новом Орлеане. Интересно, чем сейчас занята Мириам? Вероятно, наводит маникюр, устроившись на заднем крыльце, или играет в шашки с какой–нибудь соседской девчонкой, которая ее обожает и мечтает стать точь–в–точь, как она. Мириам не из тех, кто предается размышлениям, если не удается задуманное. Гай зажег сигарету.