Социалистический реализм
Шрифт:
– Отбой учебной тревоги! Второй боевой смене заступить! Командирам боевых частей начальникам служб, оперуполномоченному ФСБ – прибыть в салон командира!
Пока все собирались, Владимир неподвижно сидел во главе стола и только все больше мрачнел, наконец, когда все собрались, он начал.
– Согласно имеющихся указаний, в случае отсутствия связи в течение суток и наличия угрозы начала боевых действий, мы имеем право на самостоятельный запуск ракет. Однако сигнала о наступлении 'особого периода' мы не получили, – командир внимательно посмотрел на подобравшихся офицеров. Особист,
– Есть, товарищ командир. Место я определил, нас унесло почти к территориальным водам. Если ляжем на грунт, дно позволяет, то можем так лежать долго и для стрельбы ракетами уточнять место не понадобится, и всплывать будет не надо… и супостат нас не найдет. Ракетную готовность обеспечу.
– БЧ два – вы?
– Думаю, что все же это война, товарищ командир. Нам нужны только данные штурмана и энергия, к стрельбе будем готовы. Готов вскрыть пакеты с шифрами разблокировки…
– БЧ три?
– Война, товарищ командир… А в остальном – мы готовы.
– БЧ четыре?
– Также рекомендую лечь на грунт, но для того чтоб подвсплыло ВАУ. Московская радиостанция же работала. Я на эту антенну смогу принять сигнал, может быть, дадут новости в эфир. Вдруг действительно какой катаклизм, а мы тут миллионы поворотом ключа уничтожим!
– Поддерживаю, командир, – первым, почти не задумываясь, ответил замполит. Немного подумав, утвердительно ответили командиры боевых частей пять и семь, начхим, доктор, последними – старпом, капитан второго ранга Юрий Юрченко, и особист.
– Что же, раз так решили – всем по постам. Вам, Юрий Юрьевич сейчас руководить покладкой на грунт. – Присутствующие один за другим вставали и выходили из салона. Когда у двери остался зам Владимир добавил. – Глеб Иваныч, обязательно ознакомьте команду с ситуацией и нашими дальнейшими действиями, – и тут же он обратился к неторопливо поднимающегося со своего места особисту. – А вас, Олег Николаевич я попрошу задержаться.
Словно ожидавший этого, оперуполномоченный ФСБ неторопливо, но тщательно прикрыл полуоткрытую дверь и, развернувшись, сел напротив командира.
– Олег Николаевич, вы понимаете, что мы сейчас находимся в очень сложном положении? – начал Владимир, внимательно следя за реакцией сидящего напротив, – Резкое исчезновение связи на боевом дежурстве… внушает серьезные подозрения. Прошу вас внимательно проверить этот вопрос. Может это все же проблемы с матчастью связи? Как раз ваша работа. Вы не хуже меня знаете, что по инструкции при отсутствии связи я обязан привести корабль в боевую готовность и ввести коды целей и запуска. Но спутники-то свидетельствуют о мирном периоде. Вам ничего не известно…
– Нет, Владимир Владимирович, ничего. Не думаю, что командование могло бы оставить нас в неведении. Поэтому считаю ваше решение единственно правильным. Разрешите идти?
– Идите, – командир выглядел слегка разочарованным, но в тоже время на его лице явственно можно было разглядеть облегчение. Нет, стать человеком, в мирное время уничтожившим Нью-Йорк, Лондон, Париж и так далее, нужное подчеркнуть, ему вовсе не улыбалось, несмотря на весь боевой настрой.
– Прорвемся, товарищ командир, – добавил на прощание особист, и четко развернувшись, вышел из салона. Теперь оставалось только ждать. Ждать либо сигнала, либо… Ждать, успокаивая себя и пережигая тонны нервных клеток. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять – говорит пословица и командиру ракетного крейсера стратегического назначения предстояло испытать ее правоту на собственной шкуре.
Маневр покладки на грунт окончился штатно, старпом не подвел, и весь корабль замер в ожидании вестей с Родины. Наконец молчание прервалось докладом из рубки связи.
– Центральный, появился сигнал радиостанции 'Коминтерн', идет прием информации.
– Рубка докладывайте! – поднявшийся командир чуть не спрыгнул с кресла.
– Товарищ командир, докладывает капитан-лейтенант Пархоменко! – выведенный на динамик голос заставил всех встрепенуться. – По результатам радиоразведки мы наблюдаем нечто странное. Количество голосовых передач на русском очень мало, перехваченная единственная радиопередача… – Пархоменко замолчал, напряженно дыша.
– Что с там, не тяните, – недовольно заметил Коваленко, оглядывая напряженные лица собравшихся в ЦП.
– Слушайте сами – наконец выдавил из себя Пархоменко, – мы ее записали… – и включил трансляцию. – И еще… Передачи на остальных языках отличаются от передач на русском. Они по-прежнему о новостях две тысячи десятого.
В отсеке воцарилась напряженная тишина.
– Либо наша аппаратура от этого удара окончательно вышла из строя, либо наши доблестные маркони дружно бредят, или на берегу кто-то остро пошутил, – выдал свой вердикт Дойников.
– А вы не рассматриваете третью возможность? – стоявший до того в стороне сотрудник особого отдела капитан Горошков посмотрел на обернувшихся к нему офицеров и продолжил. – А если вместо Российской Федерации действительно СССР сорок первого года?
– Нет, Олег Николаевич, я, конечно, понимаю, что вы увлекаетесь фантастикой, но мы находимся в реальном мире, – ответил особисту командир и впервые за все это время улыбнулся.
Подмосковье. 'Ближняя дача'.
Иосиф Виссарионович Сталин, секретарь ЦК ВКП (б), Председатель СНК СССР
– Товарищ Сталин, – негромкий голос Власика заставил вождя встрепенуться и, покряхтывая негромко (где мои семнадцать лет), натянуть сапоги. Спал он не раздеваясь, вернее даже не спал, а так – прилег на диванчике.
– Война? Нэмцы? – давно ожидаемое, то о чем думалось постоянно, невольно вырвалось в первую минуту полусна, полуяви.