Социальный контроль масс

Макаревич Эдуард Федорович

Хюбнер, опровергая концепцию Барта, исходит из того, что нет никакой чистой материи или природы в себе, а есть лишь различные толкования реальности, причем немифическое толкование не имеет преимуществ перед мифическим. Здесь Барт материалистичен, а Хюбнер выступает в роли идеалиста, трактуя действительность лишь как ее истолкование. Рациональное зерно концепции Барта в том, что есть первичная реальность, будь то природа или общество, и есть отражающее сознание, продукт которого – мифы, в силу неполноты знания.

Если идеологию рассматривать как совокупность знаний, выведенных на основе достоверных научных данных, то, как отметил французский исследователь Ж. Сорель, для придания идеологии революционного размаха нужен миф [48, 141]. Идеология

тогда получает революционный размах, когда она овладевает массами. Для этого и нужен миф. Миф, – как утверждал Ж. Сорель, – должен отобразить тенденции, ожидания, инстинкты народа или партии, что позволяет наглядно изобразить все стремления и страхи в виде целостности. Причем не играет никакой роли, что миф порой в частностях выглядит фантастично и значительно отклоняется от реальности. А суть в том, чтобы воздействовать на человеческую фантазию. К. Хюбнер в связи с этим указывает, что Ж. Сорель является одним из духовных отцов тех политических псевдомифов, которые так сильно повлияли на историю XX столетия.

XX век стал веком мифологии. Это произошло во многом благодаря развитию средств массовой информации. Но именно применительно к этому веку Р. Барт говорил, что в наше время миф превратил историю в идеологию. Некоторые исследователи утверждают, что другое название мифа сегодня – идеология. Идентичность этих понятий почти очевидна. Это ни в коей мере не противоречит точке зрения К. Леви-Строса, утверждавшего, что сущность мифа – рассказанная в нем история [11, 187]. Идеология – это и есть рассказанная история.

Но миф – это не собрание выдумок, не игра фантазии. А. Ф. Лосев полагал, что миф «содержит в себе строжайшую и оп-ределеннейшую структуру и есть логически, т. е. прежде всего диалектически, необходимая категория сознания и бытия вообще» [15, 25].

Если исходить из того, что есть два способа познания мира – диалектический и мифологический, – то большинству людей свойствен прежде всего мифологический способ. Он дает, как отмечает российский исследователь М. Зуй, именно ту картину мира, которая принципиально полна с гносеологической точки зрения. Современный человек, утверждает он, «отделен от мира и вынужден «познавать», т. е. произвольно конструировать скрытые от него связи. Порой поразительны степень искажения подлинного образа мира во взглядах и действиях современного «знающего» человека и соответствие представлений и действий мифологического человека глубинным закономерностям мира» [10, 17]. Этот вывод, перекликающийся с концепцией социального конструирования реальности Бергера и Лукмана, свидетельствует о том, что именно тотальное влияние на человека, прежде всего средств массовой информации, способствует искажению подлинного образа мира. Информационная действительность замещает реальную картину мира и стимулирует мифологический способ познания реальной действительности.

Здесь интересно обратиться к произведению А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Жанр его сам автор определил как художественное исследование. Понимая и преимущество этого метода, и его ограниченность, Солженицын отмечал:

«Я не дерзну писать историю Архипелага: мне не довелось читать документов… Все прямые документы уничтожены или так тайно хранятся, что к ним проникнуть нельзя… Большинство свидетелей убито и умерло. Итак, писать обыкновенное научное исследование, опирающееся на документы, на цифры, на статистику, не только невозможно мне сегодня… но боюсь, что и никогда никому [27, 9]».

Но предвидение А. Солженицына не оправдалось. «Архипелаг ГУЛАГ» вышел на Западе в 1973 г., а в СССР начал публиковаться в журнале «Новый мир» в 1989 г. И тогда же еженедельник «Аргументы и факты» опубликовал материалы исследования одного из историков ««Архипелаг ГУЛАГ» глазами писателя и статистика». Потом и в других изданиях стали появляться исследования о ГУЛАГе. В связи с этим литературовед В. Баранов отмечает, что, возможно, все цифры в них требуют проверки,

но если в одном случае источник понятен, то в другом, «архипелаговском», – совершенно неведом [1, 4]. И если принимать за истину живые свидетельства современников о своей судьбе, – указывает В. Баранов, – то совершенно непонятно, откуда у кого-то из них могут появиться обобщающие цифры по ГУЛАГу в целом.

И далее В. Баранов делает весьма серьезный вывод: сомнительные, а иногда и попросту недостоверные сведения и обобщающие суждения получили распространение во всем мире в огромном количестве (тираж только номеров «Нового мира» с «ГУЛАГом» достигал более полутора миллионов экземпляров). Это суждение В. Баранова говорит о том, что «Архипелаг ГУЛАГ» – результат мифологического способа познания реальности, результат, в котором реальная картина действительности замещена мифологической. Учитывая огромные тиражи этой книги, широкую распространенность, можно представить ее мифологическую силу воздействия на общественное сознание и настроение. В. Баранов вполне справедливо отмечал, что «Архипелаг ГУЛАГ» сыграл в крушении тоталитарного режима такую роль, какую никогда и нигде не сыграла книга в политической борьбе какой-либо страны [2].

Мифологический способ познания отличает и книги известной белорусской писательницы С. Алексиевич – «Цинковые мальчики», «Зачарованные смертью», «Чернобыльская молитва» и др. О своем творческом методе сама С. Алексиевич говорила:

«Для каждой книги я записываю минимум 500 человек… отбираю для каждой книги 100–200 историй. Да, эти истории нельзя считать документами – это версии, но из множества версий собирается знаковый документ» [25].

Знаковый, т. е. мифологический, по Хюбнеру, и отчужденный от первоначального смысла – по Барту. Этот документ олицетворяет все тот же мифологический способ познания мира.

Когда мы говорим о мифологическом способе познания мира, то отображение этого мира выступает в виде идей, понятий, историй, преданий, знаков, символов. Они интерпретируются сознанием, психикой, жизненным опытом и трансформируются в образы, впечатления, а значит, в имиджи. В современной литературе существует несколько определений понятия «имидж». Приведем одно из них, имеющее обобщающий характер: имидж – это образ предмета, явления, человека, это впечатление, представление о предмете, явлении, человеке, рожденное на эмоционально-психологическом уровне. Имидж – знаковая характеристика, в которой присутствуют форма и содержание, он своего рода инструмент общения с массовым сознанием.

Но есть имидж «чистый», сконструированный, а есть имидж восприятия – мифоимидж. Это образ предмета, явления, события, человека, воспринятый и интерпретируемый личностью в зависимости от ее социально-психологического опыта, уровня развитости ее чувств и эмоций, глубины мышления. Имидж неразрывно связан с мифом. Он – производное от мифа, пропущенное через сознание и чувство человека.

Созданный и распространенный имидж, воспринятый миллионами, порождает феномен восприятия – имидж имиджа, т. е. впечатление от имиджа, обусловленное мировоззрением, настроением, социальным опытом людей, составляющих массу. Имидж имиджа, или мифоимидж, – это своего рода производное от имиджа, тот самый элемент, который свидетельствует об эффективности воздействия сконструированного имиджа на массу. Есть мифо-имидж – значит есть реакция массы. А мифоимидж можно выявить через социологические исследования. Они позволяют увидеть в каждом конкретном случае, насколько мифоимидж тождествен имиджу или насколько отличен от него, и тем самым оценить степень эффективности применяемых технологий «паблик рилейшнз». Из процесса создания и восприятия имиджа и складывается сущность драматургического действия как части социального действия, обеспечивающего, по Ю. Хабермасу, развитие современного информационного общества.