Социологический ежегодник 2010

Коллектив авторов

Четвертый шаг в реконструкции модели Буравого связан с новым прочтением: а) отношений публичной и политической социологии; б) внутреннего содержания последней; в) связей каждого из этих сегментов дисциплины с профессиональным социологическим знанием. Отказавшись от принципа рефлексивно-инструментальной поляризации знания, Морроу задается вопросом об «альтернативной локализации несхожих когнитивных стилей политической и публичной социологии» (с. 62). Альтернатива в данном случае состоит в замене дихотомии целей и ценностей рядоположенностью двух вариантов этики ответственности. Заимствуя термин Вебера, автор статьи поясняет, что в современной социологии дилемма ценностных / целерациональных ориентиров уступает место конкуренции стратегий комбинирования (идеальных) целей и средств их достижения. С

этой точки зрения необходимо различать узкопрагматическую, или конвенциональную, этику ответственности (политическая социология) и плюралистический критический прагматизм, или радикальную этику ответственности (социология публичная).

Радикальный вариант этики ответственности ставит во главу угла более или менее отдаленные цели (ценности) социального развития (не пренебрегая обсуждением возможных средств их реализации, пусть даже утопических и непрактичных в плане текущей политики). Конвенциональная ее разновидность делает выбор в пользу калькуляции сиюминутных средств (не всегда оставляя вне поля зрения цели социально-политической трансформации). При этом, продолжает Морроу, знание, аккумулируемое профессиональным сегментом дисциплины, не следует считать эмпирическим источником только политической социологии, поскольку к этому же знанию обращается и социология публичная в поисках способов конструирования «иного» социального порядка. Кроме того, отношения между этими сегментами социологического поля никак не могут считаться статичными, как полагает Буравой (то же самое справедливо и применительно к отношениям публичной социологии с государством и рынками). Публичная социология в той или иной ее форме не чужда самым разным политическим режимам (например, нацистской Германии); она может быть «сильной», и тогда ее голос становится рупором гражданского общества, или «слабой», и тогда политическая ипостась дисциплины низводится до уровня средства технического обслуживания интересов привилегированных социальных слоев.

Таким образом, резюмирует свои выводы автор статьи, «поляризация политической и публичной социологии в модели Буравого, привязанная к необоснованному противопоставлению рефлексии и инструментализма, затушевывает существенную внутреннюю разнородность первой и заставляет ассоциировать вторую исключительно с гражданским обществом в их совместной оппозиции государству» (с. 64). Морроу предпочитает не отдавать политическую социологию на откуп сугубо инструментальной перспективе социального видения, лишенной ценностного компонента, а просто дифференцировать две модели прикладного социально-политического знания – технократическую и демократическую (просвещенный либерализм), которые «обусловливают несовпадение типов рефлексии о приоритете целей / средств в границах демократических форм организации публичной сферы». Помимо этого, «в противовес модели Буравого, акцентирующей защитные функции публичной социологии, радикальная этика ответственности поддерживает неизменный интерес к содержательной стороне публичной политики и ее трансформации» (с. 64).

В суммарном виде отношения политической и публичной социологии, по версии Морроу, выглядят следующим образом. Оба сегмента дисциплины определяются в терминах средств и целей рациональной трансформации общественной жизни. Политическая социология более «краткосрочна», ее пространственный и временной горизонты уже, чем у социологии публичной. Кроме того, она в основном имеет дело с государственными структурами и частными лицами и опирается на эмпирическое знание, используя его для обоснования по преимуществу инструментального решения проблем (с позиций узкой, или конвенциональной, этики ответственности, в рамках которой, однако, возможно соперничество технократической и либеральной моделей). Публичная социология, не связанная необходимостью принятия быстрых сиюминутных решений, выступает главным образом от имени «униженных и оскорбленных», а также – грядущих поколений и защищает ценности, которые по разным причинам остались за бортом текущей политики (и политической социологии). При этом «традиционная» публичная социология ориентирована на изменение политики государства, а «органическая» – на мобилизацию ресурсов для защиты гражданского общества.

Заключительный этап преобразования схемы Буравого автор статьи связывает с решением вопроса об условиях институционализации социологии как научной дисциплины в современном (и будущем) демократическом обществе. Он считает бесперспективной

попытку Буравого решить эту проблему путем сопоставления своей модели со схемой Парсонса, между которыми создатель четырехчастной социологии усматривает «ненамеренное сходство». Морроу считает ошибочной саму попытку классифицировать типы социологического знания в рамках какой-то бы ни было формальной матрицы, равно как и стремление провозгласить один из них (в данном случае – публичную социологию) всемирно-историческим основанием социального познания и общественной трансформации. «Альтернативное объяснение, – пишет Морроу, – состоит в интерпретации профессиональной социологии, социальной теории, политической и публичной социологии как исторически конституированных условий, обеспечивающих легитимность социологических исследований в рамках европейского модерна». Четыре лика социологического знания, за каждым из которых стоят те или иные эпистемологические и ценностные предпосылки, «обеспечивают теоретическую и практическую возможность институционализации социологии в современном демократическом обществе – как автономного дисциплинарного знания (знаний), которое могло бы способствовать информационному обеспечению социальных практик (в качестве политической и публичной социологии) в интересах гуманизации и демократизации общественной жизни» (с. 65).

Литература

1. Abbot A. For humanist sociology // Public sociology: Fifteen eminent sociologists debate politics and the profession in the twenty-first century / Ed. by D. Clawson. – Berkeley: Univ. of California press, 2007. – P. 195–209.

2. Burawoy M. For public sociology: 2004 American sociological association presidential address // American sociological rev. – Wash., 2005. – Vol. 70, N 1. – P. 4–28.

3. Ericson R. Publicizing sociology // British j. of sociology. – Oxford; L.: 2005. – Vol. 56, N 3. – P. 365–372.

4. Handbook of action theory: Participative inquiry and practice / Ed. by P. Reason, H. Bradbury. – L.; Thousand Oaks (CA): SAGE, 2001. – 468 p.

5. Morrow R.A. Critical theory and methodology. – L: SAGE, 1994. – 381 p.

6. Morrow R.A., Torres C.A. Reading Freire and Habermas: Critical pedagogy and transformative change. – N.Y.: Columbia univ. press, 2002. – 211 p.

7. Turner G.H. Is public sociology such a good idea? // American sociologist. – N.Y., 2005. – Vol. 36, N 3–4. – P. 27–45.

8. Wallerstein I. The sociologist and the public sphere // Public sociology / Ed. by D. Clawson. – Berkeley: Univ. of California press, 2007. – P. 169–175.

Е.В. Якимова

Публичная социология и изучение будущего: Возможное, вероятное, предпочтительное

В. Белл

Bell W

Public sociology and the future: The possible, the probable, and the preferable // Handbook of public sociology. – Lahnham: Rowman & Littlefield, 2009. – P. 89–105

Реферируемая статья написана почетным профессором Йельского университета Венделлом Беллом. Используя метафору «ангела истории», смотрящего в прошлое и видящего в нем одни катастрофы, – метафору, к которой обращался в проекте публичной социологии М. Буравой, – В. Белл акцентирует внимание читателя на возможности тем или иным образом влиять на ход истории. Он призывает современных мужчин и женщин не просто плыть по реке Лете в будущее, но, оглядываясь на пройденный путь, аккуратно проходить пороги и лавировать между водоворотами.

Белл вполне разделяет проект публичной социологии Буравого. Особенно тот его аспект, который указывает на взаимозависимость и взаимообусловленность всех четырех «социологий» (профессиональной, политической, критической и публичной). Однако Белл предлагает обратить внимание на два аспекта публичной социологии в проекте Буравого, не получивших у него достаточного развития, но требующих пояснения. Это, во-первых, выдвижение публичной социологией предположений о будущем, которые должны быть валидными и надежными. И во-вторых, это вынесение ею ценностных суждений нормативного характера.